Бобров Л.А., Худяков Ю. С. Развитие защитного вооружения у чжурчженей и маньчжуров в периоды развитого и позднего средневековья и раннего нового времени
Бобров Л.А., Худяков Ю. С. Развитие защитного вооружения у чжурчженей и маньчжуров в периоды развитого и позднего средневековья и раннего нового времени // Археология Южной Сибири и Центральной Азии позднего средневековья: сборник научных трудов. Новосибирск, 2003. С. 66 – 212.
Для всестороннего изучения комплекса средств индивидуальной защиты воинов и его роли в развитии военного дела кочевых народов Центральной Азии в периоды развитого и позднего средневековья и нового времени необходимо проанализировать уровень вооруженности и защищенности их основных исторических противников.
В эти исторические периоды наиболее грозными и воинственными врагами и соперниками монгольских кочевников, объединивших в мировой империи Чингисидов и последующих монгольских государствах все кочевые племена Центрально-Азиатского региона, были тунгусо-маньчжурские народы Дальнего Востока.
В XII в. чжурчжэни объединили родственные тунгусоязычные племена, разгромили ослабевшую киданьскую империю Ляо, и создали могущественное государство Айсинь Гурунь, под девизом Цзинь – золотая. Они подчинили все племена, жившие на территории Приамурья и Приморья, Маньчжурии и Восточной Монголии, часть районов северо-восточного Китая. В ходе непрерывных войн значительного развития достигло наступательное и защитное вооружение, и военное искусство чжурчжэней, что позволило цзиньским императорам претендовать на господство над всей Восточной и Центральной Азией. Именно военная мощь чжурчжэней была наиболее грозным и опасным препятствием для Чингис-хана, нанесшего один из своих главных ударов по империи Цзинь. Несмотря на тяжелое поражение и гибель государства, потомки чжурчжэней, тунгусоязычные народы Дальнего Востока смогли сохраниться на своих землях и через четыре столетия, в середине XVII в., объединиться вокруг маньчжуров в государство Хоу Цзинь, позднее названном империей Цин с правящей династии Айсинь Гиоро, и создать огромную мировую державу, подчинившую Китай, Корею, Монголию и Восточный Туркестан. В составе восьмизнаменных маньчжурских войск воевали монголы и другие кочевые народы Центральной Азии. Военное дело и защитное вооружение маньчжуров оказало влияние на развитие военного искусства и комплекса
--66--
средств индивидуальной металлической защиты многих народов, воевавших или вошедших в состав маньчжурской империи Цин.
Поэтому изучение защитного вооружения маньчжуров и их предков чжурчжэней, представляет собой важную, вполне самостоятельную проблему, имеющую непосредственное отношение к исследованию военного дела кочевого и оседло-земледельческого населения Центральной и Восточной Азии.
В отечественном оружиеведении наиболее основательно изучено военное дело чжурчжэней. Большой вклад в разработку этой темы внесли российские археологи, исследователи средневековых культур Дальнего Востока, А.П. Окладников, Е.И. Деревянко, В.Е. Медведев, Э.В. Шавкунов, В.Е. Шавкунов и другие ученые, которыми раскопаны многочисленные чжурчжэньские могильники и городища в Приамурье и Приморье (Окладников А.П., 1959; Окладников А.П., Деревянко А.П., 1973; Деревянко Е.И., 1987; Медведев В.Е., 1977; Шавкунов В.Э., 1993). Памятники, относящиеся ко времени существования маньчжурской империи Цинь, специально не изучались, поскольку они находились за пределами научных интересов специалистов-археологов. Лишь в последние годы развернулось активное изучение военного дела кочевых народов эпохи позднего средневековья. Однако без должного анализа защитного вооружения чжурчжэней и маньчжуров трудно в полной мере определить особенности развития средств индивидуальной металлической защиты воинов у монголов и других кочевников в периоды развитого и позднего средневековья.
Уровень развития защитного вооружения, как наиболее трудоемкого в изготовлении набора предметов в составе всего оружейного комплекса, служит своего рода индикатором развития военного дела (Горелик М.В., 1987, с. 163). Это наглядно демонстрирует защитное вооружение чжурчжэньских воинов империи Айсинь Гурунь. Сравнительный анализ этого вооружения с монгольским дает основание предполагать, что оно оказало определенное влияние на развитие военного дела монголов в XII – XIII вв. Однако, для характеристики специфики и механизма подобного влияния необходимо всестороннее изучение видового и типологического разнообразия защитных средств у чжурчжэней и их сопоставление с монгольскими.
Не меньшее значение имеет изучения развития средств защиты у маньчжуров. Оно позволит определить, в какой мере маньчжурское защитное вооружение было основано на чжурчжэньском комплексе. Сравнительное изучение маньчжурского набора средств защиты с монгольским, джунгарским, кыргызским и бухарским позволит выявить направления и интенсивность заимствований у разных кочевых народов в эпоху позднего средневековья. К настоящему времени охарактеризованы комплексы вооружения, в том числе средства защиты у енисейских кыргызов, джунгар, халха-монголов, бурят, воинов Кашгарии и Бухарского эмирата.
--67--
(Бобров Л.А., 2002а, с. 93-106; Бобров Л.А., 2002б, с. 89-97; Бобров Л.А., Худяков Ю.С., 2002, с. 106-168; Худяков Ю.С., 1991, с. 87-100; Худяков Ю.С., 2002, с. 65-88). В результате проведенных исследований было выяснено, что в эпоху позднего средневековья, несмотря на постепенное распространение огнестрельного оружия, средства металлической защиты не деградируют, а продолжают развиваться и совершенствоваться. Поэтому эпоха позднего средневековья может считаться одним из важнейших этапов в развитии защитного вооружения кочевых и оседло-земледельческих народов Восточной, Центральной и Средней Азии. Однако, без знаний об особенностях защитного вооружения маньчжурских «восьмизнаменных» войск, покоривших халха-монголов и разгромивших джунгар, завоевавших Кашгарию, представления о панцирной паноплии этого периода останутся не полными и не позволят адекватно оценить средства защиты кочевых народов.
В настоящей статье характеризуется защитное вооружение чжурчжэней XI – начала XIII в., которое стало исходной базой для последующего развития маньчжурского оружия. Хотя о чжурчжэньском оружии имеются обстоятельные специальные труды, привлечение этих материалов для понимания эволюции защитного вооружения маньчжуров необходимо. В работе предложены новые варианты реконструкции чжурчжэньских боевых наголовий и других средств защиты. Основное внимание в работе уделено маньчжурскому защитному вооружению.
В целом исторически единое военное искусство чжурчжэней и маньчжуров XI-XVIII вв. привлекало внимание российских исследователей крайне не равномерно. Это объясняется рядом объективных и субъективных факторов и в первую очередь тем, что значительное количество чжурчжэньских могильников XI в. и цзиньских городищ XII – начала XIII вв., располагались на территории Дальнего Востока нашей страны и могли быть объектом непосредственного систематического исследования советских ученых, в то время как центр маньчжурского государства, находился за пределами современных российских (в 40 – 80-е годы – советских) границ, да и сама эпоха позднего средневековья долгое время не воспринималась советскими, а затем и российскими учеными, как объект археологического исследования. В результате мы имеем довольно большое количество трудов, посвященных военному делу приамурских чжурчжэней XI- XII вв. и приморских (цзиньских) чжурчжэней XII- XIII вв., в то время как военное искусство чжурчжэней в Китае XII – начала XIII вв. и маньчжуров XVI- XVIII вв. вплоть до сегодняшнего дня фактически остается «белым пятном» в отечественной историографии.
Военное искусство средневековых чжурчжэней привлекло внимание российских исследователей еще в XIX в., когда в результате ряда этнографических экспедиций и переводов средневековых киданьских и сунских
--68--
манускриптов, были впервые сформулированы причины стремительных побед чжурчжэней в первой половине XII в. Китайские материалы, содержащие свидетельства об организации и военном искусстве цзиньской армии, привел в своей работе В.П. Васильев (Васильев В.П., 1859, с. 57, 112-117). Некоторые соображения, касающихся «древних маньчжурских» (чжурчжэньских) шлемов, высказал известный этнограф и путешественник Л.И. Шренк (Шренк Л.И., 1899, С. 259).
Первые систематизированные данные о военном искусстве чжурчжэней накануне и после создания империи Цзинь были приведены А.П. Окладниковым, который почерпнул их из средневековых китайских письменных источников. В числе прочих сведений приведенных А.П. Окладниковым встречаются отдельные упоминания предметов панцирного вооружения чжурчжэней XI- XII вв. (Окладников А.П., 1959, С. 215-222, 262). Несколько позднее эти материалы были сопоставлены с археологическими данными и обощены в совместной монографии А.П. Окладникова и А.П. Деревянко (Окладников А.П., Деревянко А.П., 1973). В данной работе исследователипришли к выводу, что тактика чжурчжэней XII- XIII вв. принципиально не отличалась от тактики центральноазиатских кочевников и базировалась на многочисленных конных подразделениях легковооруженных лучников (Окладников А.П., Деревянко А.П., 1973, с. 393).
В 1950- 60-х годах раскопки чжурчжэньских памятников в Приморье проводил М.В. Воробьев. В ряде своих статей, посвященных находкам из Красноярского городища, он обращается и к характеристикам отдельных предметов чжурчжэньского вооружения. М.В. Воробьевым были подготовлены две монографии в которых были систематизированы материалы китайских письменных источников XII- XIII вв. (Воробьев М.В., 1975; Воробьев М.В., 1983), включая и описания защитного вооружения чжурчжэней XI в. и цзиньских воинов XII – начала XIII вв. (Воробьев М.В., 1975, с. 75-77, 79, 198, 199; Воробьев М.В., 1983, с. 62, 63).
В фундаментальной монографии В.Д. Ленькова были рассмотрены вопросы, связанные с процессом технологии металлообработки у чжурчжэней XII – начала XIII вв. Среди проанализированных материалов, исследователем были затронуты и особенности изготовления панцирных пластин из Шайгинского городища, приведены фотографии этих пластин и заготовки к ним (Леньков В.Д., 1974, с. 37; С. 38; рис. 8).
Отдельные элементы панцирного вооружения чжурчжэней были рассмотрены в ряде статей в 80-е годы XX в.
Так Л.Н. Гусевой были систематизированы бронзовые фигурки «духов- предков» из чжурчжэньских городищ XII – начала XIII вв. (Гусева Л.Н., 1981, с. 122-127), среди которых встречаются изображения воинов в панцирях (Гусева Л.Н., 1981, с. 123; рис. 3). В.Э. Шавкуновым была проанализирована железная маска из Шайгинского городища
--69--
(Шавкунов В.Э., 1984, с. 60-63). В результате типологического и сравнительного анализа В. Э. Шавкунов пришел к выводу, что маска выполняла не обрядовые или культовые функции, а входила в комплекс вооружения средневекового цзиньского лучника, защищавшего ворота городища (Шавкунов В.Э., 1984, с. 62-63). В.Е. Медведевым были проанализированы железные пластины от чжурчжэньского шлема из Корсаковского могильника XI в. (Медведев В.Е. , 1981, с. 172-183). По его мнению чжурчжэньский шлем имеет точную аналогию среди позднейших маньчжуро- гиляцких наголовий (Медведев В.Е., 1981, с. 181). В 1982 г. В.Е. Медведевым были опубликованы находки из захоронений Корсаковского могильника в Приамурье, в том числе остатки железного шлема, бармицы к нему и панцирных пластин (Медведев В.Е., 1982, с. 90, 91; с. 182, Табл. LIX). Наряду с прочими предметами материальной культуры чжурчжэней панцирные пластины из чжурчжэньских могильников Приамурья были опубликованы В. Е. Медведевым (Медведев В.Е., 1986, с. 140-146). Им так же была предпринята попытка реконструкции чжурчжэньского панциря из Корсаковского могильника (Медведев В.Е., 1986, с.142; рис. 66-5). Э.В. Шавкунов рассматривая в своей работе возможные варианты использования бронзовых чжурчжэньских зеркал, предположил, что они могли входить в состав защитного вооружения цзиньских воинов (Шавкунов Э.В., 1990, с. 95).
Монографическое обобщение материалов по военному делу чжурчжэней было осуществлено в работе Е.И. Деревянко в конце 80-х годов (Деревянко Е.И., 1987). Автор проанализировала археологические и письменные материалы по истории развития вооружения мохэсцев и в меньшей степени чжурчжэней, причем отдельные главы были посвящены защитному вооружению воинов Приамурья (Деревянко Е.И., 1987, с. 63-71, 107-115). В работе Е.И. Деревянко была систематизирована большая часть известных на тот момент данных по оружейному комплексу приамурских воинов. В качестве аналогий приамурским находкам исследовательницей были привлечены средневековые японские, корейские и нововременные чукотские панцири и шлемы (Деревянко Е.И., 1987, с. 111-114).
С.П. Нестеровым и И.Ю. Слюсаренко был реконструирован ламеллярный шлем из могильника Шапка (Нестеров С.П., Слюсаренко И.Ю., 1993, с. 189-196). Исследователи предположили, что наголовье имело конусообразную форму с трехскатным верхом и было лишено бармицы (Нестеров С.П., Слюсаренко И.Ю., 1993, с. 193, 194). Материалы могильника были соотнесены с культурой племен мохэ эпохи раннего средневековья.
Достаточно успешная попытка обобщения известных материалов по вооружению чжурчжэней была предпринята В. Э. Шавкуновым (Шавкунов В.Э., 1993). Им были систематизированы материалы, собранные на территории Приамурья и Приморья и датированные XI – началом XIII века.
--70--
Значительное внимание автор уделил находкам из Шайгинского городища, давшего образцы наступательного и, в меньшей степени, оборонительного вооружения цзиньцев второй половины XII – начала XIII вв. Наряду с археологическими и письменными источниками для описания защитного вооружения чжурчжэней В.Э. Шавкуновым в рамках комплексного анализа были привлечены бронзовые фигурки «духов- предков», «облаченные в панцири и шлемы» (Шавкунов В.Э., 1993, с. 77, 182; рис. 48). На сегодняшний день работа В.Э. Шавкунова остается наиболее полным сводом известных археологических материалов чжурчжэньского времени с территории российского Дальнего Востока. Однако в этой книге недостаточно привлекается иконографический материал с территорий бывших ядром государства Айсинь Гурунь, и практически не используются в качестве аналогий, синхронные шайгинским находкам материалы из Китая и Центральной Азии, хотя при этом сам автор в своем исследовании не раз указывает на значительную роль других народов региона в становлении чжурчжэньского оружейного комплекса (Шавкунов В.Э., 1993, с. 7, 101).
Уже после выхода в свет монографии В.Э. Шавкунова были опубликованы ряд находок позволяющих по-новому взглянуть на весь комплекс защитного вооружения чжурчжэньских воинов XI- XIII вв. В 1999 г. Н.Г. Артемьевой были опубликованы и проанализированы 3 хорошо сохранившихся чжурчжэньских шлема из Краснояровского городища, с налобными пластинами, цельнокованной тульей и ламеллярной бармицей (Артемьева Н.Г., 1999, с. 36-41). Исследовательницей были охарактеризованы боевые наголовья, проведена их типологическая и культурная интерпретация, предпринята попытка реконструкции крепления пластин бармицы между собой и обручем купола шлемов. Н.Г. Артемьева отметила, что подобные шлемы были переняты монголами у чжурчжэней после захвата Северного Китая. В доказательство этого Н.Г. Артемьева приводит ряд аналогичных наголовий из Китая Юаньского времени (Артемьева Н.Г., 1999, с. 40). Ю.Г. Никитиным и В.Э. Шавкуновым были опубликованы находки пластин от шлема корсаковского типа и ламеллярной бармицы из Рощинского могильника (Никитин Ю.Г., Шавкунов В.Э., 1998, с.130-136). Эти находки показали, что шлемы подобного типа были широко распространены среди чжурчжэней и родственных им племен, а остатки органики на пластинах тульи шлема позволили установить систему их соединения и особенности оформления рощинского шлема (Никитин Ю.Г., Шавкунов В.Э., 1998, с. 133-135).
Среди работ последнего времени можно отметить обобщающее исследование по военному искусству монголов X- XIV вв. М.В. Горелика (Горелик М.В., 2002), в котором, наряду с широко известными археологическими
--71--
находками из цзиньских могильников и городищ, приведены интереснейшие изображения чжурчжэньских воинов XII в. с китайских картин и цзиньских барельефов (Горелик М.В., 2002, с. 55).
Подводя итог, хотелось бы отметить, что, не смотря на то, что военное искусство чжурчжэней (в отличие от их потомков – маньчжур) изучается достаточно давно и плодотворно, особое внимание обычно уделяется предметам дистанционного и ближнего боя. Защитное вооружение рассматривается почти исключительно на материалах письменных источников и археологических находок из чжурчжэньских могильников российского Приамурья XI в. и городищ Приморья XII – начала XIII вв., без учета данных с территории КНР. Практически во всех перечисленных выше работах, в разделах посвященных защитному вооружению чжурчжэней, недостаточно привлекались иконографические источники с изображениями цзиньских и киданьских воинов с территорий Северного и Центрального Китая. Учитывая повсеместный обычай отказа от положения в могилу целых доспехов, реконструкция панцирного комплекса в большинстве работ 1970-90-х годов, осуществленных без опоры на иконографический материал, носит примерный характер. Немногочисленные реконструкции этого периода сделанные без анализа вариантов покроя различных типов панцирей осуществлялись на основании археологических материалов, без привлечения синхронных аналогий с соседних для чжурчжэней территорий. При анализе материалов так же недостаточно учитывается обмен чжурчжэней с окружающими народами, в первую очередь с киданями и китайцами, отчего роль последних в становлении комплекса вооружения чжурчжэней остается не выявленной. На сегодняшний день, отсутствуют специальные работы, посвященные собственно защитному вооружению чжурчжэней и его роли в развитии военного искусства населения Маньчжурии, Приамурья и Приморья XI-начала XIII вв.
Таким образом, целью данной работы, в разделе связанном с изучением военного дела средневековых чжурчжэней, является систематическое описание предметов панцирного вооружения чжурчжэньских воинов XI-XIII вв., на основании археологических, иконографических и письменных источников с территории государства Айсинь Гурунь и соседних территорий Дальнего Востока и Центральной Азии.
Военное дело потомков чжурчжэней – маньчжуров изучено в гораздо меньшей степени. Отдельные элементы цинского, маньчжурского доспеха попадали в поле внимания историков, этнографов и искусствоведов с конца XIX в. Еще в 1899 г. известный этнограф и путешественник Л. И. Шренк описал и зарисовал хранившейся у гиляков (нивхов) железный шлем, остатки металлического (ламеллярного) доспеха и т.н. «веревочный панцирь». По мнению Л.И. Шренка, шлем и железные панцирные пластины были привнесены в регион маньчжурами (Шренк Л.И., 1899, С. 258-260).
--72--
Немецким ученым Э. Гессе-Вартегом были описаны современные ему китайские и маньчжурские воины, дана характеристика боевых качеств старой маньчжурской армии (Гессе-Вартег Э., 1908, с. 341- 353). Изображения маньчжурских солдат и военначальников XVIII в. привел в своей работе Ф. Готтенрот (Готтенрот Ф., 2001, с. 175-177, Иллюстрации, лист 101, рис. 1-8, 12, 13, 21, лист 102, рис. 11, 14-16).
Р.Ф. Итсом и Г.А. Головацким был опубликован так называемый «парадный костюм китайского генерала», хранившийся в собраниях Кунсткамеры (Итс Р.Ф., Головацкий Г.А., 1957, с. 215-231) и панцирный «жилет» («магуацзы»). Костюм «генерала» скроен в виде панциря, лишенного подбивки из железных пластин. Он носился в комплекте со шлемом и специальными «офицерскими» сапогами. Исследователи датировали его концом XVIII- началом XIX вв (Итс Р.Ф., Головацкий Г.А., 1957, с. 228). Они так же высказали мнение, что маньчжуры («стоявшие на более низкой ступени общественного и экономического развития») не внесли ничего нового в «военную форму» позднесредневекового Китая, за исключением «копытообразных» рукавов (Итс Р.Ф., Головацкий Г.А., 1957, с. 219, 220, 231). По мнению Р.Ф. Итса и Г.А. Головацкого китайский доспех якобы вообще не прогрессировал с III в. н.э. (Итс Р.Ф., Головацкий Г.А., 1957, с. 231).
Данные по тактике маньчжурской конницы XVII в. приводит в своей работе Н.И. Фомина (Фомина Н.И., 1974, с. 191). Однако военное искусство цинских воинов не было главной темой исследования Н.И. Фоминой. Вооружение и тактика маньчжуров, рассматриваются ею лишь как материал для сравнения с южно- китайской армией Чжэней.
Достаточно развернутые комментарии по военному искусству «восьмизнаменной армии» дали в примечаниях к переводам маньчжурских и китайских текстов XVII- XVIII вв. Л.В. Тюрюмина, Е.П. Лебедева, Б.В. Болдырев, Г.В. Мелихов (Мелихов Г.В., 1967, с. 54-62; Лебедева Е.П., Болдырев Б.В., 1986, с. 86-90; Тюрюмина Л.В., 1992, с. 93, 94).
В ряде работ Е.И. Кычанова, охарактеризованы материальная культура и социальные отношения у маньчжуров, затронуты и элементы их военной культуры. В частности, он приводит данные по добыче железной руды у поздних чжурчжэней, развитию металлургии в государстве Нурхаци, формированию «знаменной системы» цинской армии (Кычанов Е.И., 1992, С. 52-65; Кычанов Е.И., 1997, С. 209, 213-236).
Среди авторов последних лет выделяются работы С.И. Мшанецкого, который в небольших, но информативных статьях излагает свой взгляд на историю развития китайского военного костюма XV- XX вв. (Мшанецкий С.И., 1999, С. 8-13; Мшанецкий С.И., 2000, С. 86-91). Опираясь на данные письменных источников, автор делает вывод, что китайским правителям эпохи Мин, удалось «…частично регламентировать технологию и цветовое решение военного костюма, значительно опередив вооруженные
--73--
силы европейских государств» (Мшанецкий С.И., 2000, С. 90). По его мнению, маньчжурский военный костюм, был в первую очередь костюмом конного воина (Мшанецкий С.И., 1999, С. 9).
Предметам защитного и наступательного вооружения цинских воинов хранящихся в музеях Синьцзяна (КНР) посвящена статья Ю.С. Худякова (Худяков Ю.С., 1995, С. 34-42). В ней наряду с другими предметами вооружения были рассмотрены железные шлемы и кольчуги из музеев городов Чжанье, Цзюцуань и Куча.
Отдельные предметы защитного вооружения цинских воинов из музеев КНР и Японии были опубликованы китайскими учеными (Чжоу вей чжу, 1957; «Чжун гво гу дай бин ци ту цзи», 1990, С. 227, 274-276). Однако отсутствие историко-хронологического сравнительного анализа развития китайского, маньчжурского, корейского и монгольского позднесредневекового оружия, не позволило китайским исследователям четко датировать и интерпретировать значительную часть находок. Так например, все хранящиеся в японских музеях китайские, маньчжурские и корейские панцири датируются ими юаньской эпохой, временем похода Хубийлай- хана на Японию, а цинские и корейские шлемы и панцири искусственно удревнены и приписаны к комплексу вооружения минских латников XV в.
Подводя итог историографическому обзору о защитном вооружении маньчжуров, хотелось бы отметить, что цинский доспех, еще ни разу не становился объектом специального научного исследования российских ученых. Отдельные предметы маньчжурского вооружения, хранящиеся в фондах Оружейной Палаты Московского Кремля, МАЭ, Государственного Эрмитажа и других крупных российских музеев рассматривались и публиковались, либо как предметы дальневосточного искусства, или, как иллюстрация военного костюма высших маньчжурских офицеров последних веков существования Цинской империи (Итс Р.Ф., Головацкий Г.А.,1957, с. 215-231). Специального системного исследования, посвященного анализу защитного маньчжурского вооружения XVI- XVIII вв., вплоть до последнего времени в отечественной науке предпринято не было. В данной статье мы отметим общие тенденции развития маньчжурского панцирного комплекса на протяжении трех веков истории этого народа и рассмотрим наиболее характерные его составляющие.
Источники по теме разнообразны. Вокруг них ведется оживленная дискуссия. Если материалы Приморья признаются чжурчжэньскими всеми исследователями, то этническая принадлежность могильников Приамурья до сих пор остается дискуссионной. В.Е. Медведев считает, что носителями данной культуры являются амурские чжурчжэни, Э.В. Шавкунов и Ю.М. Васильев предполагают наличие в ней шивэйских, т.е. монгольских корней (Шавкунов Э.В.,1994, с. 5-14). Однако они указывают на сходство элементов культуры жителей Приамурья и «истинных чжурчжэней»
--74--
Приморья (Шавкунов Э.В., 1994, с. 8), а найденные в приамурских памятниках предметы вооружения традиционно привлекаются в качестве иллюстрации военного искусства чжурчжэней XI в. (Шавкунов В.Э. , 1993, с. 79).
За последние десятилетия детально изучены материалы Корсаковского и Надеждинского могильников, Шайгинского городища, Николаевского, Ананьевского, Лазовского, Екатериновского, Новогордеевского, Плахотнюкинского, Скалистого, Майского городищ, Осиновского и Аргановского поселений. Найденные в них предметы защитного вооружения обычно надежно датируются и дают достаточно полное представление о панцирном комплексе чжурчжэней в целом. Вместе с тем отметим, что реконструкция отдельных предметов защитного вооружения, особенностей их покроя и ношения по археологическим материалам в подавляющем большинстве случаев, затруднена, так как в захоронения в виду высокой ценности железных доспехов клали лишь отдельные его составляющие. Поэтому исключительно важную роль при реконструкции внешнего вида тяжеловооруженных чжурчжэньских воинов играют иконографические и в меньшей степени письменные материалы.
В качестве иконографических источников в работе привлечены изображения чжурчжэньских воинов из цзиньских памятников с территории российского Приморья и Китая, а так же китайские миниатюры XII- начала XIII вв. На чжурчжэньское происхождение воинов с китайских картин, помимо собственно датировки и тематики художественных произведений указывают, характерные, отмеченные и письменными источниками, типологические признаки, отличающие их от китайцев, тангутов и киданей: пышные бороды, косы, серьги специфической формы, и оформление халатов оторочкой мехом, вид запаха халата, пояса с подвешенными стилизованными серебряными «рыбками», низкие головные уборы с подбородочными ремнями и часто, с меховой оторочкой и т.д. В данной работе мы сознательно отказались от использования миниатюр изображающих чжурчжэньских воинов XI- XII вв., но нарисованных китайскими художниками XVII- XVIIi вв. Эти рисунки часто используются для иллюстрации статей посвященных средневековым чжурчжэням, а подчас, на их основе проводится военно-исторический анализ вооружения чжурчжэней XII-XIII вв. (Шавкунов В.Э., 1987, с. 201, 202, рис.1, 2; Шавкунов В.Э., 1993, с. 31-35, с. 153, рис. 16; с. 154. рис. 17). Подробный искусствоведческий и исторический анализ показал, что средневековые китайские художники, как и их среднеазиатские коллеги (Бобров, Худяков, 2002, С. 108), практически не придерживались принципа историзма при написании картин. Вне зависимости от тематики и времени, изображаемых событий, их герои были одеты в хорошо знакомые, обычно современные, автору костюмы. Отчасти соблюдались лишь внешние культурологические признаки персонажей. Так, в качестве диких сельджуков среднеазиатские
--75--
художники изображали современных им казахов и киргизов (Бобров Л.А., Худяков Ю.С., 2002, с. 118, 144, рис. 2, 5), а сунские авторы вместо древних хуннов, хорошо знакомых им киданей (Горелик М.В., 1987, С.163, 165) и чжурчжэней. Миниатюры начала XVII-XVIII вв., действительно изображают чжурчжэней, но не цзиньского, а позднесредневекового времени, поэтому они будут использованы нами в части посвященной военному делу маньчжур XVII-XVIII вв.
Письменные свидетельства о панцирном вооружении чжурчжэней содержатся в ряде источников китайского, киданьского и цзиньского происхождения. Среди прочих можно выделить «Историю государства киданей» («Цидань го чжи») сунского сановника Е Лун- ли. Книга писалась на основании документов, находившихся в распоряжении Е Лун-ли и более ранних произведений и была закончена в 1180 г. В данной работе исключительный интерес представляют сведения о роли киданьского панцирного вооружения в становлении чжурчжэньского металлического доспеха, а так же данные о тактике чжурчжэньской панцирной конницы в начальный период цзиньской истории (первое и второе десятилетие XII в.). Значительный интерес представляют данные о чжурчжэньских воинах XI в. приведенные в трактате XII в. «Сань чао бэй мэн хуй бянь» (Сюй Мэн-синь, 1124-1205 гг.) и переведенные Е.И. Кычановым (Кычанов Е.И., 1966, с. 269-281). Данные о вооружении и роли панцирников в Цзиньский период, содержатся в «Цзинь чжи» (извлечение из «Да Цзинь го чжи», Юйвэнь Мао-чжао, 1234 г.), переведенные в середине XIX в. В. Васильевым (Васильев В., 1857, с. 112-117) и некоторых других произведениях.
В качестве аналогий будут привлекаться материалы киданьской империи Ляо, военная культура которой оказала огромное влияние на панцирный комплекс чжурчжэней XI – начала XII вв., а так же материалы южно- китайской империи Сун и в меньшей степени тангутского государства Си Ся. Цзиньская империя поддерживала постоянные контакты со своими южными соседями. После завоевания Северного и Центрального Китая, оружие, изготовленное местными мастерами «в огромных количествах», попало к чжурчжэням, которые затем его активно использовали (Шавкунов В.Э., 1993, с. 7).
Особенностью процесса изучения маньчжурского комплекса XVII – XIX вв., является крайняя скудность археологических материалов, при наличии значительного количества других видов источников: китайской и маньчжурской иконографии, письменных свидетельств и что особенно важно, подлинных предметов защитного вооружения из музейных собраний и старых оружейных коллекций. Рассмотрим эти виды источников по отдельности.
Очень информативна иконография, включающая в себя произведения маньчжурских, китайских, западноевропейских и русских художников
--76--
XVIII в. По отношению к более раннему периоду значительный интерес представляют работы маньчжурских и китайских миниатюристов. Не смотря на некоторую схематичность эти материалы являются важнейшим звеном в процессе исторической реконструкции дальневосточного доспеха XVI – XVII вв.
Не менее, а может быть и более информативны иллюстрации европейских, в том числе голландских, немецких, русских, английских, испанских, художников XVIII – XIX вв. Необходимо, отметить, что иностранцев удивляляли и привлекали лишь те элементы маньчжуро-китайского доспеха, которые были для них непривычны. Кроме этого, назначение многих предметов маньчжурского военного костюма, доспеха, были непонятны иностранцам, поэтому в европейских научно-популярных энциклопедиях панцири цинских воинов часто нарисованы небрежно и в свободной манере. Это не относится к знаменитым полотнам художников- иезуитов XVIII в., рисовавших панцири императоров и конных цинских латников с натуры и имевших возможность детально ознакомиться с отдельными элементами доспеха. Точностью в передаче деталей отличались и русские этнографы конца XIX в. изучавшие быт родственных маньчжурам племен.
Письменные источники играют важную роль при реконструкции комплекса защитного вооружения позднесредневековых маньчжур. В них мало говорится о покрое и особенностях ношения панцирей, но только в письменных сообщениях современников событий можно почерпнуть данные о роли латников в составе армии на разных этапах существования Цинской империи и тактике конных панцирников на поле боя. Письменных источников, в которых содержатся упоминания защитного вооружения достаточно много. Выделим наиболее интересные из них.
Большая часть маньчжурских средневековых источников, в которых содержатся сведения по панцирному вооружению цинских воинов представлены копиями, изготовленными в основном во второй половине XVIII в., на основе более ранних не дошедших до нас документов XVII в. Используемая нами в ходе исследования копия «Мань-вэнь лао-дан» («Драгоценные записки» императорского дома) была подготовлена переписчиками в 1775 г., хотя приведенные в ней данные относятся к периоду правления первого маньчжурского правителя – Нурхаци (Тюрюмина Л.В., 1992, с. 93-94). Сведения о тактике и вооружения маньчжурских панцирников кон. XVI – начала XVII вв. разбросаны по тексту этого произведения (Тюрюмина Л.В., 1992, с. 94-96). Однако они представляют исключительную ценность при анализе военного искусства маньчжуров.
Данные по тактике маньчжурских воинов начала XVII в. содержит «Сочинение, написанное с целью выявления обстоятельств разгрома наголову императором Тай-цзу (Нурхаци) минских войск у горы Сарху- Алинь». Само сражение у Сарху-Алинь произошло в 1619 г., и хотя его
--77--
автор, подданный Нурхаци, неизвестен, по целому ряду признаков можно предположить, что сочинение было написано вскоре после знаменитой битвы. Подробный перевод маньчжурского текста был осуществлен Б.В. Болдыревым в начале 80-х годов XX в. (Лебедева Е.П., Болдырев Б.В., 1986, с. 90-93).
Материалы, относящиеся к более позднему периоду истории цинской армии, собраны в «Баци тунчжи» («Всеобщем описании восьми знамен»). Первое издание этого сборника было осуществлено в 1739 г. (императорский указ о его составлении был подписан 20 декабря 1727 г.). Произведение содержит подробные сведения о составе цинских подразделений, что позволяет выявить роль конных и пеших панцирников в цинской армии первой половины XVIII в. (Мелихов Г.В., 1967, с. 58). Интересные данные о тактике маньчжур в реальных боевых условиях содержит произведение «Мэн-гу-ю-му-цзы» («Записки о монгольских кочевьях»), в котором достаточно подробно описываются перепетии войны Цинской империи с джунгарским Галданом Бошокту-ханом, на завершающем ее этапе. Данные «Мэн-гу-ю-му-цзы» использованы нами в работе посвященной военному искусству джунгар (Бобров Л.А., 2002, с. 93-98). Однако, это же произведение может быть привлечено и для иллюстрации военного дела противников западно-монгольского ханства – воинов Цинской империи.
Подлинные маньчжурские панцири и шлемы хранятся в музеях КНР, Японии, Кореи, Российской Федерации, США и других стран. В связи с не разработанностью вопроса ключевой проблемой является их датировка (в тех случаях, когда условия попадания панцирного сегмента в музей не известны), а в отдельных случаях их этническая атрибутация. В ходе исследования мы постараемся выявить характерные особенности маньчжурских, цинских панцирей и шлемов XVII- XIX вв.
Защитное вооружение у чжурчжэней XI – первой трети XIII вв.
Обычно роль защитной паноплии, в комплексе вооружения средневековых воинов принято выявлять в конце исследования. Однако знакомство с защитным вооружением чжурчжэньских панцирников по письменным источникам, подчеркивающим исключительную роль защитного вооружения у предков позднесредневековых маньчжуров, заставляет обратиться к данной теме в начале работы, так как, не разобравшись в специфике этого вопроса, представляется затруднительным интерпретировать особенности эволюции чжурчжэньского доспеха, особенно на начальном периоде его развития.
В эпоху раннего средневековья чжурчжени являлись частью племен мохэ -«хэйшуй мохэ» и были разбиты на 72 «було» во главе со своими старейшинами (Кычанов Е.И., 1992, с. 44). В ходе создания киданьской державы Ляо большая часть чжурчженьских родов попала под власть
--78--
«Стальной империи». Самые зажиточные и многочисленные чжурчженьские семьи были переселены в г. Ляоян, под надежную охрану расквартированных вокруг города киданьских войск. Оставшихся на своих землях чжурчженей, кидани поделили на три части. В пятиста ли от Дунцзина размещались поселения «покорных (южных) чжурчжэней». Они занимались хлебопашеством и не платили податей, за исключением «налога кровью». В случае необходимости, «покорные» чжурчжени должны были быть мобилизованы в ляосскую армию (Окладников А.П., 1959, с. 211). Южным соседом этих чжурчжэней было корейское царство Силла, северным – племена «мирных чжурчжэней». Последние поддерживали тесные контакты с ляосцами и активно с ними торговали. Еще дальше на север в бассейне р. Сунгари и до «северных бесконечностей», располагались земли «непокорных» или «диких» чжурчжэней» (Е Лун- ли, 1979, с. 169), непрерывно оспаривавших сюзеренитет Империи и совершавших постоянные набеги на земли ее вассалов. Границей для «мирных», «покорных» и «диких» чжурджэней была р. Хуньтунцзян (Сунгари). Экспансию северных племен на юг сдерживали непрекращающиеся междоусобные распри и низкий уровень развития производительных сил. Плохо знакомые с истинным положением дел в Приамурье и Маньчжурии китайские историки даже в XI в. уверяли своих читателей, что чжурчжэни, как «истинные варвары» не только не имеют собственных жилищ, но и используют орудия и копья с наконечниками из камня (Шавкунов В.Э., 1993, с. 38). Последнее утверждение ученых – конфуцианцев, конечно же, сгущает краски, но указывает, на очень важную для нас деталь – дефицит железа в землях чжурчжэней, который был заметен даже для постороннего наблюдателя.
Согласно легенде плавить железо чжурчжэней научил вождь Суйкэ на рубеже I – II тыс. н.э. (Шавкунов В.Э., 1993, с. 39). Однако развитие металлодобывающих и металлообрабатывающих производств происходило исключительно медленно. Согласно китайским летописям в XI в. чжурчжэни, якобы, вообще «…не имели мастерских и ремесленников» (Леньков В.Д., 1974, с. 22), а «…черный металл ценился выше серебра» (Шавкунов Э.В., 1967, с.137). Дефицит железа привел к созданию достаточно специфической шкалы материальных ценностей. Ее вершину занимали металлические изделия, в особенности железные предметы вооружения и в первую очередь – металлические панцири. Последние не только выполняли свои основные функции, но и символизировали богатство и могущество их владельца (1) . У позднейших гиляков обладатели железных панцирей
-------------------------
(1) Здесь и далее речь идет о панцирях из железа. Доспехи из органических материалов (кожи, войлока и т.д.) применялись чжурчжэнями достаточно широко на протяжении всего исследуемого периода. Интересно, что и в период Позднего Средневековья панцири из железных пластин ценились намного дороже доспехов из органических материалов: «…если Гиляки высоко ценят даже ржавые обломки железного панциря, веревочный, зато вообще не пользуется у них значением» (Шренк, 1899, С. 260).
--79--
считались богачами, а за обломки ламеллярных пластин можно было «приобрести себе жену» (Шренк Л.И., 1899, с. 259). В чжурчжэньское время даже покупка четырех комплектов панцирей воспринималось дальневосточными летописцами, как важное событие (Деревянко Е.И., 1987, с. 107). При этом появление новых доспехов у соперника, в глазах соседей выглядело, как преднамеренная провокация и вызов. Около 1074 г. «Шицзу (Хэлибо) нанял из племени цзя- гу кузнецов и в деревне У- бу приготовил доспехов 90. У-чунь хотел под предлогом этого начать войну. Шицзу (был вынужден) отдать эти доспехи» (Деревянко Е.И., 1987, с. 107; Воробьев М.В., 1975, с. 75). Не удивительно поэтому, что любимой отговоркой чжурчжэньских князей от участия в военных действиях против киданей, была констатация собственного бессилия в ввиду «отсутствия лат» (Е Лун-ли, 1979, с. 169). Нехватка железного сырья и необходимого количества собственных мастеров панцирного дела заставляла чжурчжэньских князей и старейшин искать возможности поставки доспехов из-за границы. Так в 1001 г. корейский интендант незаконно продал чжурчжэням четыре набора железных лат» (Воробьев М.В., 1975, с. 77). Первые чжурчжэньские князья из рода Ваньян Ши-лу и Угунай были вынуждены подчеркивать миролюбивые отношения с киданьской империей, добиваясь открытия новых торговых точек для приобретения оружия и в первую очередь доспехов: «… у диких нюйчжей в древности отсутствовало железо. Были торговцы, проезжавшие из соседних государств с военными доспехами. Всеми средствами и высокой ценой вели торговлю с ними… вследствие того приобрели много железа, починили луки и стрелы, приготовили вооружение, военная сила постепенно выросла» (Окладников А.П., 1959, с. 215). Из этого отрывка видно, что в середине XI века импортировалось не только готовое оружие, но и железное сырье, из которого чжурчжэньскими мастерами самостоятельно выковывались «латы». Как видим настойчивость чжурчжэньских правителей начала давать свои плоды.
Импортное вооружение и даже сырье стоили очень дорого, поэтому при возможности панцирное вооружение не покупалось, а отнималось у населения жившего на чжурчжэньско- киданьских границах: «У чжурчжэней не было доспехов. По соседству с Ляо была вольница. Часто вторгались в их (чжурчжэней) пределы. Некий чжурчжэньский вождь повелел схватить ее. Получил 500 доспехов и шлемов» (Воробьев М.В., 1975, с. 75). Другие источники отмечают, видимо это же событие, с характерным дополнением: «чжурчжэни получили более 500 лат, и это усилило их». Захваченные в ходе боевых действий доспехи заслуживали особого
--80--
упоминания: «Победитель Хэлибо во множестве приобрел в качестве трофеев лошадей, коров, военные доспехи и оружие и разного рода вещи» (Деревянко Е.И., 1987, с.107, 108). По мнению В.Д. Ленькова: « Войны (для чжурчжэней XI в.)- наиболее простой и легкий путь накопления богатства и овладения железными орудиями труда и вооружения» (Леньков В.Д., 1974, С. 23).
Большая часть панцирей приобретенных в качестве трофеев или в ходе торгового обмена имели киданьское происхождение. В этом нет ничего удивительного, так как империя Ляо обладала мощной базой по производству защитного вооружения, что позволяло полководцам Империи не только создавать большие хранилища вооружения на границах, но и снабжать железными панцирями даже рядовых воинов киданьской кавалерии (Горелик М.В., 1987, с. 169). Ляосские доспехи высоко ценились чжурчжэнями. Для пополнения запасов панцирного вооружения использовались все возможные средства. После разгрома мятежа дяди киданьского императора Сяо Сали, последний бежал к чжурчжэням и при переходе границы передал им 500 комплектов киданьских доспехов. Это настолько обрадовало северян, что они тут же наградили племенного вождя принявшего перебежчика высоким титулом «алулиицзи» (Е Лун-ли, 1979. с. 169). Китайские историки несколько преувеличивая значение этого события указывали, что «…когда нюйджени двинулись в поход (на Ляо) у них была лишь тысяча всадников использовавших эти пятьсот лат при взятии областного города Нинцзяна» (Е Лун-ли, 1979, с.169). Как мы убедились выше, железные панцири употреблялись чжурчжэнями и до измены Сяо Сали. Более того, во второй половине XI в. у чжурчжэней появляется тяжеловооруженная конница. Это (как и начало массового производства панцирей в Маньчжурии) стало возможным благодаря консолидации чжурчжэньских племен вокруг рода Ваньян и создание собственных металлообрабатывающих баз. В течении XI в. ваньянцы, опираясь на союз с Ляо, подчинили себе большую часть племен «непокорных чжурчжэней» и провели крупную военную реформу. Раньше войска чжурчжэней состояли из племенных ополчений и не больших дружин старейшин и князей (Кычанов Е.И., 1992, с. 52). Каждый род и племя имели собственные значки и флаги, под которыми они шли в бой. В качестве защиты использовались толстые шубы, скроенные из звериных шкур и жилеты из кожи или войлока (табл. 6, рис. 1), усиленные костяными накладками (Деревянко Е.И., 1987, с. 109) и подпоясанные широкими кожаными поясами (табл. 6, рис. 3) с крупными бронзовыми накладками «амурского типа» (Медведев В.Е., 1975, С. 212-216). Железные панцири носили лишь племенные вожди (табл. 7, рис. 1) и их ближайшее окружение. Основным оружием воинов были лук, стрелы, короткие копья и дубины. О значимости дистанционного оружия в комплексе вооружения чжурчжэней XI в., говорит хотя
--81--
бы тот факт, что стрелы, были едва ли не единственным видом оружия экспортируемого за границу. Так в 1030 г. чжурчжэни доставили в Корею не менее 117 600 стрел, а затем еще 58 600 наконечников и древков (Леньков В.Д., 1974, с. 23). Не удивительно, что в начальный период своей истории чжурчжэни прославились именно, как не сравненные лучники (Кычанов Е.И. , 1966, с. 273). Хотя китайские авторы прямо указывали на то, что сами луки чжурчжэней были гораздо слабее не только монгольских, но даже китайских аналогов (Шавкунов В.Э., 1993, с. 33). В результате реформы, закончившейся в правление Инге (начало XII в.), армия была централизована, племенные значки и вымпелы упразднены. Их заменили сделанные в рамках единой системы деревянные дощечки – пайцзы, подвешивавшиеся к конской сбруе и знамена (Е Лун-ли, 1979, с. 177). Все воины были разделены на тысячи («мэнъян») и сотни («моукэ»). Последние в свою очередь на десятки и пятерки воинов. Командиры подразделений получили свои символы власти: командир пяти воинов – палицу («колотушку»), десятник – «стяг» на копье, сотник – барабан, тысячник – «знямя, литавры и барабан» (Воробьев М.В., 1975, с. 76). В бою управление осуществлялось с помощью знамен, которые несли десятники и тысячники. В ходе сражения всадники должны были следовать за своим командиром с флагом (Воробьев М.В., 1975, с. 76-77). В войсках поддерживалась строжайшая дисциплина: за гибель командира подразделения (десятка) в бою, казнили весь личный состав подразделения, за гибель сотника наказанию подвергались все оставшиеся в живых командиры десятков.
Основной ударной силой армии стала тяжеловооруженная копейная конница, которую вероятно формировали личные дружины племенных вождей и князей (Воробьев М.В., 1975, С. 79). Причем если о наличии у монголов и уйгуров отрядов тяжеловооруженной конницы можно судить только по косвенным данным, то на наличие панцирной кавалерии у чжурчжэней указывают многочисленные письменные и археологические свидетельства. Копья (основной вид оружия тяжеловооруженных воинов) были широко распространены еще среди предков чжурчжэней – мохэсцев (Деревянко Е.И., 1987, с. 136). В собственно чжурчжэских памятниках, по сравнению с синхронными центральноазиатскими культурами, наконечники копий находят исключительно часто. По данным В.Э. Шавкунова, после наконечников стрел, копейные наконечники – самый многочисленный вид наступательного вооружения у чжурчжэней (Шавкунов В.Э., 1993, с. 38).
Если первые чжурчжэньские князья выходя на битву без шлема и лат в одном «войлочном халате с засученными рукавами» (Окладников А.П., 1959, с. 216; Деревянко Е.И., 1987, с.108), подчеркивали этим свое презрение к врагу и единство со своими воинами не имевшими защитного металлического вооружения, то в начале XII в. чжурчжэньская аристократия
--82--
сражалась почти исключительно на конях и в железных доспехах. Когда будущий завоеватель Северного Китая цзедуши Агуда в подражании своим предкам устремился в бой «без шлема и лошадиных лат», то он «поразил окружающих» (Окладников А.П., 1959, с. 220). При Инге число чжурчжэньских конных латников впервые перевалило за тысячу: «Ингэ, собирая войско, приобрел более 1000 латников, между тем, как сначала войско чжурчжэней не доходило до тысячи» (Воробьев, 1975, С. 79), « …число латников у нюйчженей впервые видели такое, обыкновенно оно не достигало тысячи» (Окладников А.П., 1959, с. 218). На поле боя чжурчжэни выстраивались отрядами по 50 человек. Впереди находились 20 конных латников в железных доспехах, с копьями на прикрытых бронею конях, за ними – 30 конных лучников в кожаных панцирях. Тяжеловооруженную конницу в эпоху раннего и развитого средневековья имели многие народы Дальнего Востока и Центральной Азии, но только чжурчжэни удостоились особых упоминаний и похвал о ее тактических построениях и боевых качествах. Различные китайские источники, описывая тактику чжурчжэньской кавалерии, отмечают одни и те же ее особенности. «Цидань го Чжи»: «Следует сказать, что, начав войну, нюйчжэни использовали исключительно конных воинов. Помимо флагов и знамен каждый всадник имел значок. Значком служила деревянная табличка, прикреплявшаяся к лошади. Пятьдесят человек составляли отряд. Передние двадцать человек были в тяжелых латах и вооружены копьями или дубинками. Задние тридцать человек были одеты в легкие латы и вооружены луками и стрелами» (Е Лун-ли, 1979, с. 177). «Сань чао бэй мэн хуй бянь»: «В авангарде выставляют копьеносцев, которых называют- «ин»- «стойкими». Солдаты и их лошади одеты в латы. Меч, лук и стрелы привязывают сзади и не стреляют до тех пор, пока до противника не останется пятидесяти шагов… Каждый воин, кроме тех, которые держали знамена, имел маленькую пайцзу с надписью, привязываемую к лошади в качестве опознавательного знака. Группа в пятьдесят человек составляла отряд. В авангард высылались двадцать солдат, полностью одетых в латы и вооруженных пиками. Следующими за ними тридцать человек были одеты в легкие панцири и вооружены луками» (Кычанов Е.И., 1966, с. 277, 278). Китайский чиновник Ма Дуаньлинь видевший атаку чжурчжэньской кавалерии собственными глазами: «Первые пять человек, которые располагались впереди были одеты в тяжелые латы и вооружены копьями и длинными крючьями. Тридцать воинов были лучниками и носили легкие доспехи» (Шавкунов В.Э., 1993, с. 72). «Лук, стрелы, копье, панцирь – вот и все
--83--
вооружение всадника, а пешими чжурчжэни в то время не сражались» (Воробьев М.В., 1975, с. 75). Причина, по которой чжурчжэньские панцирники на поле боя строились по 50 человек, видимо, достаточно банальна. Как уже говорилось выше, воины в доспехах составляли личную дружину племенных вождей, численно очень не большую (обычно не больше 50-100 чел.), что в сумме давало около 1000-2500 конных панцирников (Воробьев М.В., 1975, с. 79). В большой поход собирались латники со всех покорных клану Ванъян чжурчжэньских родов. Вероятно, воинам из разных концов обширных земель чжурчжэней просто не хватало времени и опыта для обучения совместным видам боя в составе надродовых соединений. Такой подход не только не ухудшал боевые качества чжурчжэньских армий, но и напротив позволял воинам одного рода выполнять достаточно сложные, но отработанные перестроения и давал возможность максимально использовать индивидуальную боевую подготовку каждого отдельного всадника. Это хорошо заметно при ознакомлении с тактикой чжурчжэней в ходе боя. Конные латники обычно сражались строем: «…чжурчжэньские всадники в легких латах снабжены копьями, луками и стрелами…Чжурчжэни создали боевой строй и кавалерию» (там же), «… нюйчжэни строились и на полном скаку нападали на врага или справа, или слева, или спереди, или сзади» (Е Лун-ли, 1979. с. 177). Длительные междоусобные войны научили их и способам индивидуального боя, что особенно поражало киданей и китайцев: «Они делились и соединялись, отходили и подходили, совершая эти построения подобно духам, сообразно с обстоятельствами. Каждый из них вел себя в сражении самостоятельно, поэтому они побеждали» (Е Лун-ли, 1979, с. 178). В ходе атаки панцирники атаковали «волнами», раз за разом «накатываясь» на построения врага (Окладников А.П., 1959, с. 222-223), охватывали противника с флангов, заходили с тыла, нарушали его строй, приводили в замешательство и быстро обращали в бегство (Окладников А.П., 1959, с.216). Если атака не удавалась, то отряды чжурчжэней «…не рассыпались, а собирались снова. Разрозненные отряды сливаются воедино. Они опять то атакуют противника, то отходят назад, производя смятение в его рядах. Они дерутся как будто сами духи вступают в сражение, и в конце концов одерживают победу» ( Шавкунов В.Э., 1993, с. 93). На ровной местности чжурчжэньские панцирники могли с успехом атаковать не только пехоту и кавалерию противника, но и легкие полевые укрепления (Воробьев М.В., 1975, с. 77-78).
Приведенная выше схема ведения боя напоминает скорее тактику западноевропейских рыцарей, чем военное искусство недавних легковооруженных лучников (какими еще в первой половине XI века были северо-чжурчжэньские воины). Интересно, что первыми такую тактику стали использовать представители высшей чжурчжэньской знати. Характерна
--84--
последовательность действий конных копейщиков, так же имеющая некоторое сходство с действиями европейских латников XI – XII вв.: «Шицзу…привесил лук, поднял меч, три раза махнул флагом (привлекая внимание своих дружинников – Л.Б.), три раза ударил в барабан, опустив флаг (копье – Л.Б.), атаковал. Сам во главе армии ворвался во вражеский стан…» (Деревянко Е.И., 1987, с.108).
Изменения в чжурчжэньской тактики следует, вероятно, связывать с южным влиянием. На протяжении десятков лет чжурчжэни мобилизовывались в ляосские вооруженные силы, где в полной мере могли познакомиться с особенностями военного искусства «Стальной империи». По сведениям китайских историков, рекрутированные в киданьскую армию «свирепые и устойчивые в бою» чжурчжэни использовались ляосцами в качестве ударных передовых подразделений: «Перед сражением кидане всякий раз надевают на них (чжурчжэней) тяжелые латы и посылают их в перед» (Деревянко Е.И., 1987, с.108). Не менее одной тысячи чжурчжэньских воинов несли караульную службу на северных границах киданьского государства (Васильев В.П., 1859, с. 179). Судя по данным приведенным в своем сочинении Е Лун-ли, даже после начала военных действий между Агудой и Империей, отдельные чжурчжэньские подразделения продолжали использоваться киданями, причем, среди высшего командного состава ляосской армии так же встречались полководцы чжурчжэньского происхождения (Е Лун- ли, 1979, с.183). За те 200 лет, что чжурчжэни находились в зависимости от киданьской империи Ляо (Е Лун-ли, 1979, с.175), их знать усвоила многие (в том числе и военные) традиции ляосцев. Так родственник знаменитого Хэлибо – Полашу «хорошо знал политику и обычаи Ляо», братья Агуды ежегодно охотились вместе с киданьским императором и жили при дворе (Е Лун-ли, 1979, с. 174), а чжурчжэньские вельможи носили киданьскую одежду из шелка еще задолго до завоевания Северного Китая. Не удивительно, что, создавая собственные регулярные вооруженные силы чжурчжэньские правители опирались на опыт киданьской армии, и в особенности ляосских тяжеловооруженных подразделений, привнося в ее традиционную тактику новые элементы. При этом хороший конский состав чжурчжэньской кавалерии позволял ей стремительно маневрировать на поле боя: проводить повторные атаки, охватывать фланги противника, заходить ему в тыл (Окладников А.П., 1959, с. 216, 222; Шавкунов В.Э., 1993, с. 92, 93). Упорство, с которым чжурчжэни ставили тяжеловооруженных панцирников впереди лучников (у большинства степных народов в этот период – наоборот) так же объяснимо. Чжурчжэньские
--85--
сложносоставные луки были слабее монгольских и китайских аналогов (Шавкунов В.Э., 1993, с. 33), которыми были вооружены противники северян (7 доу против 10 доу соответственно). Таким образом, в ходе атаки тяжеловооруженные кавалеристы, расположенные во главе строя, прикрывали конных лучников и выводили их на рубеж атаки, где мощь вражеских луков уже не играла такой существенной роли. При этом, несмотря на значимость тяжеловооруженной копейной конницы, конные лучники, как род войск не деградировали. Более того, в ходе боя они играли очень существенную роль. Приблизившись под защитой панцирников к противнику, они начинали его обстрел с кратчайшего расстояния, производя смятение в рядах врага: «На расстоянии не более ста шагов все одновременно выпускали из луков стрелы, из которых ни одна не пролетала мимо цели» (Е Лун- ли, 1979, с.178). Стрельба с коня считалась одним из самых важных добродетелей чжурчжэньского воина, поэтому сознательно культивировалась цзиньскими правителями (Воробьев М.В., 1983, с. 40, 41).
Боевые качества реформированной армии не замедлили сказаться. В ходе сражения ляосских войск с восставшими во главе с Хай-ли, киданьские войска несколько раз были отбиты мятежниками. Участь битвы решила атака чжурчжэньских панцирников и конных лучников ( в этот момент союзников Ляо), один из которых и поразил Хай – ли в горло (Воробьев М.В., 1983, с. 220). А вскоре и сама «Стальная империя» испытала на себе военную мощь объединенных чжурчжэньских племен.
В 1114 г. чжурчжэньские войска под руководством Агуды перешли ляосскую границу. Численность этой небольшой армии, а точнее отряда, колебалась, по сведениям разных источников, от 1000 до 2500 человек. Но эти воины были настоящими ветеранами прошедшими не одну военную компанию и знавшие особенности киданьского военного искусства. Большая часть всадников была снабжена железными и кожаными панцирями (Воробьев М.В., 1975, с. 79), причем пятьсот конных латников носили железные киданьские панцири переданные чжурчжэням ляосским вельможой Сяо Сали (Е Лун- ли, 1979, с. 169). Судя по всему, в поход были отправлены регулярные дружины правящего рода Ваньян и родственных ему кланов (табл. 7, рис. 2). Этим объясняется и общее количество воинов участвовавших в походе 1114 г., и их хорошее вооружение, поразительная боеспособность, стойкость и дисциплина.
В самом начале компании чжурчжэни добились значительного успеха. Трехтысячный отряд бохайских карателей был разбит под областным городом Нинцзян, в котором находились большие хранилища оружия. «Когда город пал, нюйчжэни истребили всех его жителей. Захватили три тысячи лошадей и (комплектов) лат киданьских воинов» (Лун- ли, 1979, с. 176) (2).
-------------------------
(2) М.В. Воробьев переводит этот абзац по-другому: «Под Нинцзяном… чжурджэни захватили 3 тыс. коней в латах» (Воробьев, 1975, с.77).
--86--
Обеспокоенный таким развитием событий киданьский правитель бросил против северян семитысячный корпус, состоящий из самых боеспособных частей империи: «В поход были посланы три тысячи киданьских и сисских всадников, две тысячи воинов императорской гвардии и зажиточных лиц из Средней столицы и свыше двух тысяч удальцов, набранных в различных районах» (Лун- ли, 1979, с.177). Однако и эти элитные войска были вскоре разгромлены: «В этом месяце нюйчжэни скрытно перешли через реку Хуньтунцзян и неожиданно напали на киданей, которые не успели даже построиться…Войска нюйджэней преследовали и убивали бегущих на расстоянии более ста ли» (там же). Причем северяне «…снова (после Нинцзяна) захватили три тысячи лошадей и лат». В результате победы «приобретено было много повозок, лошадей, военных доспехов и разного оружия, так что в течение целого дня раздавали в награду войску» (Воробьев М.В., 1975, с. 79).
После этих громких побед на сторону Агуды перешли южные («мирные» и «покорные») чжурчжэни. «Покорных нюйчжэней, живших к востоку от реки Ляошуй, Агуда присоединил к себе и, отобрав среди них здоровых и сильных мужчин, пополнил свое войско. Таким образом, у него появилось более десяти тысяч отборных всадников» (Е Лун-ли, 1959, с. 179). Причем захваченного в боях вооружения хватило, чтобы снабдить большую часть прибывших воинов железными панцирями киданьского производства. Последний факт привел киданьское правительство в уныние: «Одерживая непрерывные победы в каждом сражении, нюйчжэни добыли большое количество оружия и лат, и стали настолько сильными, что им уже было невозможно сопротивляться» (Е Лун-ли, 1959, с. 169). Против Агуды была мобилизована новая стотысячная армия набранная в основном из китайцев. Кидани опасались своих многочисленных подданных, поэтому новая армия была вооружена исключительно плохо: «… вооружение и латы изготовлялись (ополченцами) по собственному усмотрению. В результате каждый покупал копья, мечи и войлочные латы так, чтобы было лишь самое необходимое. Среди каждых ста воинов нельзя было найти одного- двух, имевших луки, самострелы и железные латы» (Е Лун- ли, 1979, с.178). В сражении на р. Лайлюхэ войска противников встретились: «При первом столкновении войска нюйчжэней немного отступили, после чего противники отошли под защиту укрепленных частоколами лагерей» (Е Лун-ли, 1979, с. 179). Ночью в лагере ляосцев началась
--87--
паника. Киданьские полководцы решили, что их китайские подданные в массовом порядке разбегаются. Опасаясь окружения, конные киданьские и сисские тысячи под покровом ночи бежали с позиций. Китайцы, обнаружившие на утро исчезновение своих командиров, решили вступить в бой, тем более, что даже после бегства киданей, имперская армия в три раза превосходили по численности чжурчжэньские войска (30 000 чел. против 10 000). В ходе не долгого боя чжурчжэньская кавалерия обратила китайскую пехоту в бегство. Узнав об этом поражении, другие колонны имперских войск начали отступление и укрылись за крепостными стенами (Е Лун-ли, 1979, с. 178, 179). Последующие годы стали временем блестящего триумфа чжурчжэньского оружия. Не смотря на свою малочисленность, чжурчжэни разгромили киданей, и заставили их подчиниться или бежать на Запад. На р. Ишуй были разгромлены войска могущественного тангутского государства Си-Ся, выступившие как союзники киданей. На севере – отброшены монголы. Зимой 1125 – 1126 годов 60 тысячная чжурчжэньская армия вторглась в Южный Китай, а в 1127 г. взяла столицу Сунской империи г. Кайфын. Император и наследник престола были уведены в плен, а Сунская империя признала себя данником чжурчжэней (Окладников А.П., 1959, с. 227). Еще в 1115 г. была провозглашена чжурчжэньская «Золотая империя» Айсинь Гурунь во главе с правящей династией Цзинь, в противовес «Стальной империи» киданей (Ляо) (Окладников А.П., 1959, с. 222). Тем самым делалась попытка увязать господство завоевателей с традиционными китайскими династиями, привлечь на свою сторону местное население и тем самым укрепить собственную экономическую базу.
Накануне завоевания Северного Китая чжурчжэнями, Киданьская и Сунская империи обладали чрезвычайно развитым комплексом вооружения, который складывался на территории региона на протяжении нескольких веков. После захвата Ляо в руки чжурчжэней попали не только хранилища с запасами оружия, но и тысячи кузнецов и оружейников. После взятия Кайфына на север были уведены сотни китайских ремесленников и мастеровых (Окладников А.П., 1959, с. 227). Не удивительно, что вооружение и военное искусство чжурчжэней в этот период стремительно развивается. В ходе присоединения земель южных чжурчжэней личный состав мэнъян и моукэ увеличивается в три раза. В цзиньскую армию мобилизуются кидани, тангуты, бохайцы, китайцы (Воробьев М.В., 1975, с. 191- 197; Васильев В.П., 1859, с. 116), которые на начальном этапе сражались своим собственным оружием. Уже при осаде Кайфына используются достаточно совершенные осадные орудия (Воробьев М.В., 1975, с. 206-207; Деревянко Е.И., 1987, с. 122-123). Начиная со второй трети XII в. поток железного сырья устремляется на родину чжурчжэней, вплоть до Приморья. Археологические раскопки в цзиньских городищах этого
--88--
времени показывают, насколько развитым и совершенным было металлургическое производство у чжурчжэней в это время (Шавкунов В.Э., 1993, с. 98). Была выработана стандартизация самобытных плавильных печей, домен и горнов, разработаны квартальные схемы их размещения внутри городищ (Воробьев М.В., 1983, С. 62). К концу XII – началу XIII вв. металлургическое производство и кузнечная техника у чжурчжэней достигли такого уровня, что, судя по материалам археологических раскопок, среди ремесленников уже существовала узкая специализация (Леньков В.Д., 1974, с. 25; Воробьев М.В., 1983, с. 62), причем по ряду показателей чжурчжэньские кузнецы превосходили своих западноевропейских коллег (Воробьев М.В., 1983, с. 62). Наряду с другими отраслями металлургического производства эволюционировала и система производства панцирного вооружения. В этот период качество металла, из которого изготовлялись предметы вооружения, достигло наивысшего уровня. В железо панцирных пластин добавлялось серебро, благодаря чему они не ржавели, а своим блеском «устрашали врага».
В Цзиньской империи все чжурчжэни являлись военнообязанными (Васильев В.П., 1859, с.112). Наряду с ополчением существовали регулярные кадровые части, в мирное время расквартированные по гарнизонам и на границе (Воробьев М.В., 1975, с.192). В 1161 г. регулярная цзиньская армия насчитывала 25 200 чел. Из них – 20 700 чел. в столице. В случае необходимости чжурчжэни и родственные им племена могли выставить еще 40 000 чел. (Воробьев М.В., 1975, с. 195). Однако в ходе войн с Южным Китаем, собственно чжурчжэньские войска составляли меньшую часть вооруженных сил Империи. Общая численность мобилизованных бохайских, китайских и киданьских войск превышала один миллион человек (Воробьев М.В., 1975, с. 196). Такие огромные цифры объясняются тем, что в состав войск включались не только боевые части, но и обслуга и различные вспомогательные службы. Ядром армии была созданная при Ши- цзуне конная гвардия (4 000 чел.): составленная из отрядов «юйхоуцзюнь» -«караульные соединения» из подразделений подчиненных непосредственно императорской фамилии (Воробьев М.В., 1975, с. 206). В 1168-1169 годах наметился кризис системы рекрутских наборов. В результате военной реформы большая часть войск стала комплектоваться из наемников. Вплоть до конца XII в. в наемную армию набирали в основном воинов чжурчжэньского происхождения, умевших «ездить верхом и стрелять из лука». Позднее все большее значения стали играть подразделения укомплектованные наемниками – китайцами (Воробьев М.В., 1975, с. 193-194). Армия была жестко структурирована, а детали одежды и отчасти вооружения – регламентированы. Большая часть чжурчжэньских воинов была снабжена железными панцирями из императорских арсеналов. Интересно, что панцири в этот период в письменных источниках упоминаются
--89--
гораздо реже, так как они уже перестают быть эквивалентом богатства и могущества в связи со своей распространенностью и уже не вызывают особого интереса у летописцев: «Шицзе (перед боем в 1161 г.), по обыкновению одевшись в доспехи и повесив меч, положа в колчан сотню стрел, взяв в руку копье и вскочив на коня, разъезжал среди войска» (Воробьев М.В., 1983, с. 63). Если раньше за железным доспехом велась настоящая охота то теперь отдельные нерадивые воины пытались от них поскорее избавиться: «… солдаты несли тяжелый панцирь и это сказывалось на довольствии: солдаты либо перепродавали его по дешевке, либо оставляли мулов и коней (для его транспортировки – Л.Б.), либо бросали его на дороге, заботясь о скорости марша» (Воробьев М.В., 1975, с. 199). В связи с этим, специальным распоряжением было приказано призывать в армию воина- латника («цзяцзюнь») только в паре с оружиносцем («алиси», «фу-цзунь», «илхи»), из младшего члена семьи или раба (Воробьев М.В., 1975, с. 192; Васильев В.П., 1859, с. 113). Интересно, что оруженосцы тоже иногда носили панцирь, так как упоминания о «одетых в панцири алиси» (Воробьев М.В., 1975, с. 198) встречаются в китайской средневековой литературе достаточно часто. Наряду с латниками и оруженосцами в армию продолжали призывать чжурчжэней, которые должны были служить в качестве легковооруженных лучников-«бойцов» («чжэнцзюнь»).
Как видим из приведенных выше материалов письменных источников, доспех действительно занимал важное место в комплексе вооружения чжурчжэньских воинов эпохи Развитого Средневековья. Рассмотрим подробнее, различные типы защитного вооружения чжурчжэней XI-XIII вв.
Ламеллярный доспех
В захоронениях чжурчжэньского времени в Приамурье обнаружено более 2500 экземпляров железных панцирных пластин. Подавляющая их часть (более 90 %) относится к доспехам с ламеллярной системой бронирования.
Ламеллярные панцири из железных пластин были известны еще населению польцевской культуры (I тыс. до н.э.). Согласно текстовой реконструкции Е.И. Деревянко, железные пластины закрывали грудь, и возможно, плечи воина, а живот, бока и спину прикрывали костяные пластины. По мнению Е.И. Деревянко панцирь так же имел «кожаную подкладку» (Деревянко Е.И.,1987, с. 136). Подобные доспехи, состоящие из железных и костяных элементов, зафиксированы и в письменных источниках. Так послы племени илоу привезли в качестве «даров из своей страны… 20 штук доспехов составленных из кожи, кости и железа» (Деревянко Е.И., 1987, с.136).
Относительно широко использовали железные и костяные ламеллярные панцири знатные мохэские воины (Медведев В.Е., 1986, с. 141).
--90--
Значительная часть мохэских панцирных пластинкок напоминают синхронные им центральноазиатские (в первую очередь тюркские) аналоги (Деревянко Е.И.,1987, с. 139). В мохэских памятниках отсутствуют крупные панцирные фрагменты, что не позволяет реконструировать покрой доспеха воинов Приамурья этого периода.
Большая часть найденных чжурчжэньских пластин датируется XII – началом XIII вв. Что, в общем, не удивительно, так как именно в этот период в руках чжурчжэней оказались железодобывающие базы Северного Китая. Ранние чжурчжэньские пластины относительно не многочисленны и достаточно широко датируются (Медведев В.Е., 1981, с. 174; Медведев В.Е., 1982, с.127).
По размерам можно выделить 5 основных групп пластин:
1. Пластины: 12 на 2 см.
2. 8-8,2 на 2-2,5 см. (Корсаковский некрополь, Болоньский, Грязнопухинский могильники, Краснояровское городище).
3. 4,5-5 на 1,8-2,3 см.
4. 4,5-3 на 2,3 см.
5. 2,5-3 на 2,3 (Дубовский могильник).
Встречаются и специализированные пластины (8-10 на 1 см., с 1-2 отверстиями).
По специфике оформления основной массы пластин прямоугольной формы выделяются четыре основных типа (табл. 1,рис. 1-4):
1. Собственно прямоугольные (табл.1, рис.1)
2. Прямоугольные со срезанными верхними углами (табл.1, рис.2).
3. Прямоугольные с закругленной верхней частью (табл.1, рис.3).
4. Прямоугольные расширяющиеся к центру пластины с окантовкой (табл.1, рис.4).
Прямоугольные пластины.
Значительное количество чжурджэньских пластин имеет своеобразное оформление, отличающее их от большей части центральноазиатских аналогов. Верхний край чжурчжэньских пластин обычно не закруглен, а срезан, в результате чего сама пластина имеет вид правильного прямоугольника (табл.1, рис.1). Такие пластины зафиксированы в Краснояровском, Шайгинском, Новогордеевском, Лазовском городищах и ряде погребальных комплексов (Шавкунов В.Э., 1993, с.177. рис. 43: 1, 3-6; с. 178, рис. 44-7; с. 179. рис. 45; с. 181, рис. 47; Медведев В.Е., 1986, С. 142, Рис. 66; Горелик М.В., 1987, с.167, рис. 3-11, 14). Обычно в таких пластинах снизу располагалось 5 пар отверстий, наверху – три пары. Еще одно отверстие располагалось в центральной верхней части пластины. Отверстия в центральной части пластин чжурчжэньского типа (в отличие от центральноазиатских образцов) большая редкость. Специфика прямоугольных пластин заключается в их универсальном расположении в составе доспеха. В большинстве случаев верхним являлся край с
--91--
меньшим количеством отверстий, в случае необходимости повышения легкости и гибкости доспеха верхними становились концы с пятью парами отверстий. Такой панцирь был найден в Лазовском городище (табл.1, рис. 13).
Прямоугольные пластины со срезанными верхними углами.
На части прямоугольных пластин верхние края срезаны под тупым углом (Артемьева Н.Г., 1999, с. 39, рис. 1-3; Шавкунов В.Э., 1993, с. 178, рис. 44, 4,5). Вырезанные таким образом пластины достаточно широко употреблялись мохэсцами (предками чжурчжэней) в IX- X веках (Нестеров С.П., Слюсаренко Н.Ю., 1993, с.192, рис. 3). На поздних чжурчжэньских пластинах, отверстия симметрично сгруппированы в верхних и нижних концах пластины в ряд вдоль ее краев (табл.1, рис.2). Учитывая крайне широкое распространение подобных пластин на территории населенной племенами чжурчжэней, при практически полном их отсутствии у других народов Центральной Азии и Дальнего Востока, пластины этой группы, можно с полным основанием назвать «пластинами чжурчжэньского типа».
Прямоугольные пластины с закругленной верхней частью.
Наряду с традиционными для Дальнего Востока прямоугольными пластинами в погребениях фиксируются и пластины с закругленным верхним концом (табл.1, рис.3; Шавкунов В.Э., 1993, с. 178, рис. 44, 1-3; Медведев В.Е., 1981, с. 178, рис. 3-1). Интересно, что на большей их части отверстия расположены по всей поверхности пластины (как у центральноазиатских аналогов). В этом случае вероятно можно констатировать наличие южного (киданьского или сунского) влияния. Так ряд подобных пластин из Шайгинского городища имеют точную аналогию среди пластин из киданьских погребений в Монголии (Горелик М.В., 2002, с. 178). Употребление чжурчжэнями трофейных киданьских панцирей зафиксировано письменными источниками.
Исключительный интерес представляют найденные в Шайгинском городище ламеллярные пластины с грубо закругленным верхним краем, но с рядами отверстий характерных для пластин «чжурчжэньского типа» (Шавкунов В.Э., 1993, с. 178, рис. 44-3). Судя по особенностям изготовления и отделки этих пластин можно предположить, что перед нами переделка обычной цзиньской пластины под найденные там же пластины центральноазиатского типа.
Прямоугольные расширяющиеся к центру пластины с окантовкой.
В Шайгинском городище были найдены около 30 целых и фрагментарных пластинок «необычной, линзовидной формы» (Шавкунов В.Э., 1993, с. 73). Пластины плавно расширяются к центральной части, а их края «отогнуты в противоположные стороны», образуя окантовку по периметру
--92--
пластины (табл.1, рис.4). По мнению В.Э Шавкунова: «Вполне очевидно, что эти пластины принадлежали редкого для чжурчжэней Приморья панциря, так как аналогии им пока не известны» (Шавкунов В.Э., 1993, с.73). На наш взгляд основные характерные черты «линзовидных пластин»: расширение в центральной части и окантовка по краю, сближают их с тангутскими пластинами из провинции Цинхай XII в. (Горелик М.В., 2002, с. 56, рис.2). Хотя тангутские пластины имеют закругленный верхний край и другую систему отверстий. Вероятно, как и в предыдущем случае, речь идет о заимствовании стиля оформления пластин, а не о слепом копировании понравившихся образцов. Вместе с тем необходимо отметить, что данные археологии подтверждают материалы письменных источников об использовании чжурчжэнями технологий изготовления и уже готовых доспехов, своих южных соседей, в первую очередь киданей, и в меньшей степени тангутов и сунцев. На территории того же Шайгинского городища были найдены и другие изделия тангутских мастеров. В частности бронзовые зеркала с характерным сюжетом и оформлением (Шавкунов В.Э., 1994, с. 94-99).
Характерной чертой практически всех пластин «чжурчжэньского типа» была их изогнутость, как по длине, таки по ширине. Как показали современные исследования, изогнутые таким образом пластины имели жесткость при изгибе в четыре раза большую, чем их плоские аналоги. А защитные свойства панцирей составленных из изогнутых пластин были выше аналогичных панцирей из плоских пластин (Шавкунов В.Э., 1993, с. 74).
Большая часть исследователей полагали, что ряды пластин в доспехе ламеллярного типа располагались на подобии черепицы или рыбьей чешуи (т.е. верхний ряд нависал над нижним). М.В. Горелик в своих работах настойчиво проводит мысль о том, что в ламеллярных панцирях нижний ряд, напротив накладывался на верхний. При внимательном изучении материалов XI- XIII вв. (и в первую очередь иконографии), оказывается, что в разных доспехах использовались разные варианта крепления. А в комбинированном доспехе (см. ниже), могли совмещаться сразу оба типа расположения ламеллярных полос (табл. 2, рис. 1, 6). Численно же преобладали панцири, где нижние ряды пластин перекрывали верхние.
Проследить покрой ранних чжурчжэньских доспехов по археологическим материалам достаточно сложно. Как видно из письменных источников железные панцири в XI в. обладали огромной материальной ценностью, поэтому в могилу обычно клали несколько железных пластин, в крайнем случае, панцирную ленту. И только в исключительных случаях в тайниках у захоронений находят целые панцирные сегменты. Все они относятся к типу покроя «кираса».
--93--
Ламеллярные кирасы.
В тайнике Корсаковского могильника был найден элемент одного из самых ранних чжурчжэньских панцирей. Он был составлен из прямоугольных пластин 8 на 2,5 (2) см. центральноазиатского типа (с округлым верхним краем). В тайнике были зафиксированы 7 рядов пластин (один на другом): по 13, 6,6,8,15,14,13 пластин соответственно. В.Е. Медведев, рассматривавший панцирь, предположил, что такое расположение пластин – случайность, и панцирь состоял из 100 пластин (Медведев В.Е., 1986, с. 142. рис. 66-5). Исследователь исходил из предположения, что панцирь представлял собой прямоугольник из пяти одинаковых рядов пластин (Медведев В.Е., 1986, с.143). Не отвергая в принципе такую реконструкцию, отметим, что дополнительных обломков пластин в тайнике зафиксировано не было, а число рядов и пластин в них (всего 75) четко зафиксировано. На наш взгляд наиболее вероятными выглядят два варианта реконструкции. Если ряды не были скреплены между собой и при положении в тайник легли произвольно, то наиболее вероятно, что верхнюю (нагрудную или наспинную) часть панциря формировали 3 ряда пластин (6,6 и 8 пластин соответственно). Такие, достаточно узкие «надставки» употреблялись на протяжении всего средневековья и сохранились на позднесредневековых среднеазиатских ламинарных и ламеллярных кирасах вплоть до конца XVI в. (Бобров Л.А., Худяков Ю.С., 2002, с.144, рис.2-6,7). Нижние четыре ряда (13, 15, 14, 13 пластин) прикрывали живот и бока воина (табл. 1, рис. 12), где соединялись с наспинником (нагрудником). В.Е. Медведев приводит аналогии подобному панцирю в Согде, у кочевников Восточной Европы, на Руси и т.д. (Медведев В.Е., 1986, с.143). На наш взгляд, наиболее географически, а главное исторически и типологически близкие аналогии корсаковскому панцирю происходят с территории Империи Ляо. Так, сужающиеся в верхней и нижней части ламеллярные кирасы из прямоугольных пластин с закругленным верхним концом, застегивающиеся на плечах и боках, фиксируются в сунской миниатюре изображающей киданьских латников XI- XII вв. (табл.1, рис. 6; Горелик М.В., 1987, с.166, рис. 2- 1,5). Альтернативный вариант реконструкции заключается в предположении, что полосы панциря были повреждены и разорваны, но лежали не перемешавшись. В этом случае панцирь состоял из 6 рядов пластин (сверху вниз): 13, 12, 8, 15, 14, 13. Но и в этом случае его общая конструкция остается той же (табл.1, рис. 11). Таким образом, панцирный сегмент в Корсаковском могильнике представляет собой ламеллярный нагрудник (наспинник) киданьского типа, сужающийся в верхней и нижней части и носившийся в комплекте с наспинной (нагрудной) частью. Не исключено, что корсаковский панцирь является трофеем, добытым чжурчжэньским воином в ходе столкновения с ляосцами на границе или приобретенным в ходе торгового обмена.
--94--
В том же Корсаковском могильнике была обнаружена характерно выгнутая ламеллярная полоса из 13 пластин (12 на 2см.). В.Е. Медведев предположил, что это часть наплечника (Медведев В.Е., 1986, с. 142, рис. 66- 2,3; с. 143). Однако для наплечника эта полоса выгнута слишком сильно (табл.1, рис.14). Скорее всего, перед нами ламеллярный «ремень» соединявший нагрудник с наспинной частью панциря (табл.7, рис. 1). На это указывает и способ сочленения пластин и сама форма сегмента, плотно облегавшего плечо и способного прикрыть его сверху от рубящего удара. Подобные ламеллярные ремни фиксируются в комплекте с ламеллярным панцирем с эпохи Развитого Средневековья. (Горелик М.В., 2002, с. 69, рис. 13), до этнографического времени (Donald LaRocca, 1999, S.116, Fig. 7).
Обнаруженный в Лазовском городище панцирь относится к более позднему времени. Он составлен из прямоугольных пластин (9,2 на 2,6 см. с характерным расположением отверстий), связанных в 9 рядов (общая высота панциря около 60 см.). Каждый ряд начинался с центральной пластины, которые затем веером расходились к краям панцирного сегмента (Шавкунов В.Э., 1993, с. 181, рис. 47). Такой способ крепления пластин фиксируется не только по находкам в других чжурчжэньских городищах (Артемьева Н.Г., 1999, с. 37-40), но и в сунской миниатюре XII в. (табл.1, рис. 9). Для повышения гибкости панциря ряды пластин в наборе соединялись через меньшее количество отверстий. Пятый и шестой ряд снизу насчитывали по 21 пластине. В остальных рядах количество пластин было меньше (12- 16 пластин). Реконструкция лазовского панциря представляется нам следующей. Нагрудная часть доспеха состояла из 4 рядов пластин. В центральной части панцирь расширялся до 21 пластины (полоса около 40 см. в длину). Длинны центральных полос хватало, чтобы прикрыть нижнюю часть груди, живот и бока воина, где эти полосы соединялись с наспинником. В нижней части панцирь снова сужался и прикрывал гениталии всадника. Такие ламеллярные передники и накрестники на кирасах чжурчжэньских, киданьских и сунских воинов достаточно часто изображались художниками XII в. (табл.1, рис. 6, 7, табл. 2, рис.3, 6). Не стоит исключать и вариант реконструкции, при котором подол панциря разрезался, снизу образуя небольшие полы, как у монгольских ламеллярных кирас XIII в. (Горелик М.В., 2002, с. 69, рис. 13).
Судя по миниатюрам, ламеллярные кирасы могли носиться самостоятельно (табл.2, рис. 10) (Горелик М.В., 2002, с. 55, рис.3), но гораздо чаще они дополнялись наплечниками и набедренниками. Широкие ламеллярные наплечники, доходившие до локтей и соединявшиеся на груди и спине по типу «пелерины» использовали киданьские латники эпохи Ляо (табл.1, рис. 6). Почти без изменений такие наплечники сохранились и в чжурчжэньскую эпоху. Цзиньские наплечники закрывали все плечо и предплечье воина, доходили до локтя или чуть ниже (табл.1, рис. 7, 8, табл. 2, рис. 9).
--95--
Однако стягивающие наплечники шнуры на миниатюрах не показаны. Вероятно, панцирные сегменты в большинстве случаев крепились непосредственно к плечевым лямкам и завязывались на предплечье. Длинные (до середины голени или до щиколоток) набедренники обычно закрывали почти всю ногу целиком (табл. 1, рис. 7, 8, табл. 2, рис. 9). Однако не фиксировались на икрах, в результате чего в ходе интенсивной конской скачки достаточно часто съезжали с ноги, обнажая колено (табл. 2, рис. 9). С этим регулярно сталкивались и монгольские воины XIII- XIV вв. (Горелик М.В., 2002, с. 69, рис. 4, 7; с. 70, рис. 3; С. 71, рис. 2, 6, 8). В Позднем Средневековье на Дальнем Востоке эту проблему пытались решить с помощью увеличения ширины лопастей. Но полноценный выход был найден только передне- и среднеазиатскими мастерами XV- XVI вв. разработавшими систему «дызлык- бутлук» (Бобров Л.А., Худяков Ю.С., 2002, с. 134-135). Края чжурчжэньских набедренников и наплечников снабжались широкой кожаной или тканевой полосой предохранявшей владельца доспеха от пореза об острые края пластин. Такая окантовка обычно отсутствовала на киданьских панцирях эпохи Ляо (табл. 1, рис. 5, 6), но была достаточно популярна среди латников сунского Китая (табл. 1, рис. 9; табл. 2, рис. 1-6, 8). У чжурчжэньской знати поверх этих полос пришивались короткие разноцветные (?) шелковые ленты (Горелик М.В., 2002, с. 55, рис.6) , а у цзиньских гвардейцев (копейщиков и лучников) кожаная обкладка снабжалась широкой меховой опушкой (табл. 2, рис. 9). Судя по изображениям, к ламеллярному доспеху могла подшиваться кожаная или тканевая подкладка, которая крепилась к панцирю через центральные отверстия в пластинах. На это же указывают и остатки органики на ряде пластин из чжурчжэньских захоронений (Деревянко Е.И., 1987, с. 140).
Ламеллярный «халат».
Ламеллярные «халаты» не фиксируются по археологическим материалам. И в этом нет ничего удивительного. Даже в цзиньский период в захоронения не клали целого панциря типа «кираса». В то же время «халат» состоял из гораздо большего числа пластин и не делится на отдельные сегменты. Известны два типа ламеллярных «халатов»:
1. В виде катафракты с осевым разрезом и отдельно надевающимися наплечниками.
2. В виде кафтана с осевым разрезом, полами и рукавами до середины предплечья или до локтя.
Среди иконографических материалов цзиньской эпохи фиксируется только вариант №1. Так на стенописи из чжурчжэньской гробницы XII в.
--96--
изображен знатный цзиньский воин. Он одет в длинную (доходящую до середины голени) катафракту со сплошным осевым разрезом, удерживающуюся на корпусе с помощью пары плечевых ремней. Руки от плеча до локтя прикрыты наплечниками листовидной формы с кожаной или тканевой обкладкой (табл. 1, рис. 10).
Ламеллярные «халаты» не фиксируются по материалам киданьской империи Ляо и ранним чжурчжэньским изображениям. В то же время в Восточном Туркестане и Китае эти доспехи были широко распространены с эпохи Раннего Средневековья (Горелик М.В., 1995, с. 411, табл. 52, рис. 3, 7, 8, 10-12, 16, 17). Учитывая, тесные военные и культурные контакты чжурчжэней с Сунской державой, можно предположить, что цзиньцы познакомились с этим покроем доспеха в форме «халата» именно в Южном Китае. На это указывает и внешний облик латника со стенописи сближающий его с миром Поднебесной: поясной «корсет» из плотной ткани или войлока («бельдек»), нашейный платок и особенно уложенная на затылке в узел коса (табл. 1, рис. 10). В Южном Китае ламеллярные «халаты» широко использовались с XI в. Их покрой можно детально рассмотреть на подробнейших картинах военной китайской энциклопедии «Уцзин Цзуньяо», датированной интересующим нас периодом (табл. 1, рис. 15, 16). Сунская катафракта имела сплошной осевой разрез и длинные несколько расширяющиеся к низу набедренники. К наспинной части крепились кожаные ремни или ленты, которые продевались в специальные кольца (петли) на нагрудной части и жестко там фиксировались. Осевой разрез так же стягивался специальными ремнями расположенными в нижней части нагрудника (табл. 1, рис. 15). Интересной деталью доспеха был отдельный двух- или четырехчастный нагрудник – «пончо», одевавшийся через голову и удерживающийся на корпусе с помощью перекрещивающихся крест на крест ремней (табл. 2, рис. 1, 2, 5). Сегменты нагрудника- «пончо» спереди и сзади фиксировались специальными крючками с бляшками (табл. 2, рис. 1, 5). Такие многочастные нагрудники (судя по изображению, не ламеллярные, а кожаные) носили и чжурчжэньские гвардейцы конца XII – начала XIII вв. (табл. 2, рис. 9). Причем они, как и конные сунские латники носили эти усиливающие элементы в комплекте и с ламеллярными кирасами (Горелик М.В., 2002, с. 57, рис. 5, 6). К плечевой части сунского нагрудника с внутренней стороны крепились ламеллярные наплечники (табл. 2, рис. 1). К «халату» спереди и сзади так же могли подвешиваться не большие панцирные сегменты для защиты гениталий и крестца (табл. 1, рис. 16). Судя по изображениям панцирь мог иметь тканевую или кожаную подкладку, а наплечники и набедренники оторачивались широкой полосой из органических материалов (изредка с фестончатым краем), украшенной накладными бляшками круглой формы (табл. 2, рис. 1).
--97--
Комбинированные панцири.
В работах посвященных военному делу средневековых народов исследователи исключительно редко обращаются к проблеме комбинированных доспехов, в которых совмещено два и более способов бронирования. Это объясняется тем, что комбинированные латы обычно являлись прерогативой высшего командного состава и элитных подразделений, следовательно, не были широко распространены. Вместе с тем, комбинированные доспехи являются важным элементом средневековой панцирной паноплии и отказаться от их исследования ввиду их относительной малочисленности было бы серьезной ошибкой.
Комбинированные панцири фиксируются у чжурчжэней по археологическим и иконографическим материалам. В Осиновском поселении была найдена крупная квадратная пластина с 10 отверстиями, расположенными вдоль двух ее сторон. Нижний левый край пластины сильно обломан (табл. 2, рис. 7). Судя по тому, что отверстия расположены симметрично, всего их было 12 (по 6 с каждой стороны). По мнению В.Э. Шавкунова: « Она, по всей вероятности, крепилась дополнительно к панцирю на груди или в районе живота для защиты наиболее важных участков тела» (Шавкунов В.Э., 1993, с. 73). Судя по размерам и оформлению, пластина принадлежала к панцирю (или панцирному элементу) с пластинчато-нашивной системой бронирования. В Китае пластинчато-нашивные панцири были известны с VIII в. н.э. (Горелик М.В., 1987, с. 183). В Южной Сибири и Центральной Азии они фиксируются с XII в (Бобров Л.А., 2001, с.102-104). Говорить о сколько-нибудь широком распространении среди чжурчжэней пластинчато-нашивного панциря по находке одной пластины несколько преждевременно. Скорее всего, пластина из Осиновского поселения, действительно усиливала основной доспех. Причем, маловероятно, что она употреблялась одна. Для полноценной защиты груди требуется, как минимум две подобные пластины. Осиновская пластина, конечно же, не привязывалась к ламеллярному доспеху, а подшивалась или приклепывалась к мягкой органической основе защищавшей грудь воина. Такие кожаные или войлочные нагрудники изображены на цзиньских конных латниках кон. XII в. (табл. 2, рис. 9) По форме эти сегменты повторяют ламеллярные нагрудники сунских воинов из «Уцзин Цзуньяо». Примечательно, что поверх них чжурчжэни носят пару круглых зерцал. Судя по размерам осиновской пластины, она могла подшиваться с внутренней стороны, к одной из таких нагрудных лопастей (табл. 9, рис. 2). Интересно, что подобные нагрудники цзиньские всадники носили вместе с ламеллярной кирасой с набедренниками или катафрактой, а наплечники крепились не к внутренней части нагрудника (как у сунцев), а поверх него (табл. 2, рис. 9).
В Краснояровском городище были обнаружены крупные железные пластины прямоугольной и трапециевидной формы (134 – 144 на 80-99 мм соответственно). Всего обнаружено 35 пластин, вероятно входивших в состав одного панцирного сегмента. Пластины снабжены 14-19 отверстиями (табл. 2, рис. 11-14).
--98--
Судя по их расположению, а также разбросу в размерах самих пластин, можно предположить, что пластины, скорее всего не соединялись между собой ламеллярным способом, а нашивались на мягкую органическую основу, немного перекрывая края друг друга по горизонтали. Не исключено, что панцирный сегмент имел внешнее бронирование, но, скорее всего, он снабжался матерчатым покрытием, как большинство типов пластинчато-нашивных доспехов. Покрой панциря установить достаточно сложно (изображений чжурчженьских воинов в пластинчато-нашивных панцирях “куячного типа” пока не обнаружено). Если перед нами панцирь воина, то он мог представлять собой кирасу с коротким подолом. Исследовавшая пластины Н.Г. Артемьева пришла именно к этому выводу (Артемьева Н.Г., 2002, с. 111). При этом, исследовательница отвергла возможность бронирования “красноярскими” пластинами конской панцирной попоны, аргументируя это тем, что конский панцирь должен быбыть более гибким и подвижным (Артемьева Н.Г., 2002, с. 111). Вместе с тем, судя по изображениям, именно крупными металлическими пластинами бронировались панцирные попоны тюркских и чжурчжэньских всадников (Новгородова Э.А., Горелик М.В., 1980, с. 106, рис. 8, с. 111). Причем эти пластины располагались на крупе и бедрах лошади, где гибкость покрытия не играла существенной роли (таблю 5, рис.2).
На одной из цзиньских гравюр мастера Сюя из Пинъянфу, обнаруженной в Хара-хото и хранящейся в Государственном Эрмитаже изображен бог войны Гуаньди в доспехах высшего чжурчжэньского офицера. Эти доспехи очень близки южнокитайским аналогам и имеют, вероятно, сунское происхождение. Ряд авторов прямо указывает на то, что чжурчжэнями было захвачено «огромное количество китайского оружия», которое затем использовалось цзиньцами ( Шавкунов В.Э., 1993, с. 7).
Южно-китайские миниатюры предлагают нам не малое количество сочетаний самых различных комбинаций панцирных сегментов в одном комплекте лат употреблявшихся в среде знатных китайских воинов. В этой статье рассмотрим лишь самые популярные панцирные сочетания.
Наиболее характерной чертой комбинированных китайских (в первую очередь сунских) панцирей были гомогенные кирасы и нагрудники из твердой кожи или металла. Традиции изготовления таких кирас уходят в глубокое прошлое Китая («Чжун гво гу…», 1990, с. 173, рис. 7-47; с. 175, рис. 7-54; с. 187, рис. 8-33). В эпоху Развитого Средневековья они представляли собой выпуклые прямоугольные сегменты, облегавшие переднюю часть корпуса воина от груди до живота (табл. 2, рис.8). Основным материалом для их изготовления служила толстая кожа, иногда усиленная металлическими накладками. Гомогенные кирасы носились в комплекте с наплечниками и набедренниками из войлока, на который нашивались
--99--
мелкие металлические пластинки, обычно подтреугольной формы. На наплечники и набедренники навешивались диски- зерцала (табл. 2, рис. 8).
У высших китайских офицеров на вооружении находились сложные комбинированные доспехи, состоявшие из 5 и более элементов. Один из таких доспехов представлен на страницах «Уцзин Цзуньяо». Грудь воина, одевавшего такой панцирь, защищал сердцевидный кожаный нагрудник, усиленный пластинками подтреугольной формы. К нему подвешивался антропоморфный (кожаный?) панцирный сегмент, прикрывавший живот всадника. Специальными шнурами справа и слева от нагрудной части доспеха крепились ламеллярные лопасти, покрывавшие бока и спину и застегивавшиеся на хребте. Для дополнительной фиксации панциря на корпусе использовались ремни, пришитые к нагруднику и завязывавшиеся на наспинной части доспеха. Роль панцирного подола выполняли пара широких набедренников из переплетенных кожаных ремней, усиленных металлическими накладками. Поверх гениталий воина помещался сплетенный в виде полуовала ламеллярный сегмент с меховой опушкой. С помощью специального пояса сзади подвешивался усиленный металлическими пластинками накрестник на кожаной основе (табл. 2, рис. 3).
Латники победнее носили ламеллярные кирасы, дополнявшиеся четырехчастными «нагрудниками-пончо» составленными из кожаных сегментов с нашитыми поверх железными пластинками (табл. 2, рис. 6), крупных прямоугольных чешуек (табл. 2, рис. 2), ламеллярных пластин. Как правило, к нагрудникам крепились наплечники одинаковой с ними структурой бронирования. Хотя были и исключения. Так, на одном из изображений в комплекте с ламеллярным нагрудником показаны наплечники, сплетенные из кожаных шнуров, усиленных металлическими накладками (табл. 2, рис. 4). Практически всегда наплечники и набедренники имели оторочку из кожаных или тканевых полос с фестончато вырезанным краем (табл. 2, рис. 1, 3, 4, 6).
Выявленные в ходе исследования археологических и иконографических источников материалы можно сопоставить с данными китайских хроник описывавших чжурчжэньские панцири. Согласно сведениям летописей, чжурчжэни применяли «тяжелые», «легкие», «короткие» и «длинные» панцири. Так согласно «Цзинь ши» первый чжурчжэньский император Агуда носил «короткий панцирь»: «Агуда, одевшись в короткий панцирь и не надев шишака, один объезжал войско» (Шавкунов В.Э., 1993, с. 78), а его дружинники, атаковавшие в первых рядах использовали «тяжелый доспех» (Е Лун-ли, 1979, с. 177). Исследователями предлагались различные трактовки этих обозначений (Воробьев М.В., 1975, с. 75; Деревянко Е.И., 1987, с.108, 141; Шавкунов В.Э., 1993, с. 78, 83; Артемьева Н.Г., 1999, с. 41). На наш взгляд «короткие» панцири можно с большой долей уверенности соотнести с ламеллярными (и возможно ламинарными)
--100--
«кирасами». «Тяжелые» и «длинные»- с усиленными вариантами «кирас» (с наплечниками и набедренниками), ламеллярными «халатами» и комбинированными доспехами. «Легкими» скорее всего, обозначались облегченные варианты панцирей из органических материалов.
Ламинарные панцири, доспехи из органических материалов и поддоспешная одежда.
На большей части изображений чжурчжэньских воинов их панцири покрыты горизонтальной штриховкой. Однако в большинстве случаев можно с уверенностью говорить о том, что на миниатюре представлен ламеллярный, а не ламинарный панцирь. На это указывает и схематичность изображения в целом, и покрой самого панциря, и особенности его ношения. В чжурчжэньских погребениях XI-XII вв. остатков ламинарных доспехов так же не зафиксировано. Не фиксируются латы с подобной системой бронирования и в Сунском Китае. Ламинарные (вероятно кожаные) панцири, скроенные в виде длинной (до середины бедра) кирасы, с боковым разрезом, иногда с парой набедренников носили воины Ляосской империи (Горелик М.В., 2002, с. 48, рис. 7-10). Возможно, что в числе захваченных чжурджэнями накануне войны киданьских панцирей были и кирасы с ламинарной системой бронирования.
Панцири из органических материалов (кожи, войлока, простеганной ваты и т.д.) были широко распространены среди воинов Центральной Азии и Дальнего Востока в эпоху Развитого Средневековья. В начале XII в. их носили и ляосские (киданьские и китайские) воины- ополченцы (Е Лун-ли, 1979, с. 178). Китайские авторы уверяли своих читателей, что в XI в. чжурчжэньские наконечники копий и стрел обычно делались из камня, а панцири из кожи (Воробьев М.В., 1975, с. 75). Судя по данным письменных источников панцири из шкур, кожи и войлока были действительно популярны среди чжурчжэней XI- XII веков (Деревянко В.Е., 1987, с. 109), что дало китайским хронистам основание утверждать, что чжурчжэни: «Каждый раз, отправляясь на войну, одевают многослойный панцирь» (Кычанов Е.И., 1966, с. 272). Видимо, эти же «многослойные» (кожаные) панцири использовали и дружинники первых чжурчжэньских правителей из рода Ванъян (Окладников А.П., 1959, с. 216).
Толстые войлочные куртки упоминаются в словаре «Хуай июй» (Воробьев М.В., 1983, с. 95).В отличие от железных панцирей кожаные и, возможно, войлочные доспехи накануне и после создания империи, служили предметом экспорта (Гусева Л.Н., 1981, с. 124-125). Судя по данным письменных источников, чжурчжэни, как и монголы, использовали т.н. «двойные латы» (Деревянко Е.И., 1987, с. 141). Скорее всего, речь идет о стеганных ватных халатах- панцирях (монг. «хатангу дегель») поверх которого одевался железный ламеллярный панцирь (табл. 8, рис.2).
--101--
Покрой чжурчжэньских панцирей из органических материалов не известен. Судя по более поздним аналогам, в его основе лежала шуба с более или менее длинными рукавами, подолом и осевым разрезом, а так же жилет без рукавов, с осевым разрезом и коротким подолом (табл. 6, рис.1).
В отличие от кожаных и войлочных панцирей доспехи, составленные из костяных пластин, видимо вышли из широкого употребления (Деревянко Е.И., 1987, с. 142). Можно лишь предполагать, что костяными пластинами усиливали кожаные и войлочные панцири, что служит косвенным доказательством того, что общий уровень панцирного вооружения чжурчжэней во второй половине XI- XII веках существенно вырос.
Обычная повседневная одежда рядовых чжурчжэней состояла из шубы из шкур, халата из толстой шерсти (Кычанов Е.И., 1966, с. 273) или холста (Окладников А.П., 1959, с. 254) и меховой шапки. Весь период среди чжурчжэней были широко распространены толстые шубы на меховой подкладке или без нее, но почти всегда снабженные меховой оторочкой подола и пройм рукавов (табл. 3, рис. 1, 3), а так же короткие халаты с левым запахом (Воробьев М.В., 1983, с. 91). Очень популярны были широкие штаны из шерсти, иногда украшенные вышивкой (табл.3, рис.1). На ногах воины носили мягкие кожаные сапоги с несколько расширявшимся к верху голенищем (табл. 3, рис. 1,3,4). Степняки (татары-цзубу) мобилизованные в цзиньскую армию носили привычную им одежду: украшенные лентами и перьями стеганые шапки с меховым околышем и халаты с длинными рукавами, подолом и косым запахом (табл. 3, рис. 2).
Высшая знать, подражая ляосской аристократии, носила одежды из шелка и дорогие шубы из «соболей, черной белки, лисиц» (Васильев В.П., 1859, с. 202). Поверх халатов иногда набрасывались куртки с рукавами до середины предплечья и сплошным осевым разрезом. Рукава и обшлага курток снабжались цветастой, украшенной вышивкой обкладкой, а их поверхность покрывалась валютообразными вышивками (табл. 3, рис. 4). Отличительной чертой этих курток, был способ ношения: их не застегивали спереди и не подпоясывали. После завоевания Северного Китая число представителей знати, носивших китайские шелковые одежды, еще более выросло (Воробьев В.П., 1983, с. 90).
В цзиньское время одежда была регламентирована. Солдатам предписывалось носить гладкую одежду из полупеньковой ткани, грубого шелка, простой тафты, холста, грубой шерсти. Оруженосцы («алиси») могли носить только одежду из полушелка, тафты, холста и сукна. Наряду с халатами очень популярны были жилеты без рукавов (Воробьев В.П., 1983, с. 95), получившие широчайшее распространение в маньчжурское время. В подражании своим предкам (Окладников А.П., 1959, с. 254) цзиньцы предпочитали некрашеную одежду белого цвета (Васильев В.П., 1859, с. 202), хотя использовались и халаты синего цвета (Воробьев М.В., 1983, с. 92).
--102--
На головах чжурчжэни носили низкие полусферические шапки с меховым (табл. 3, рис. 1) или войлочным (табл. 3, рис. 3) околышем, которые очень часто снабжались специальными подбородочными ремнями (табл. 3, рис. 1, 3, 4). Иногда поля таких шапок разрезались, превращая шапку в треух («дачи» или «дайцзинь»), напоминающий зимние шапки тунгусского типа (Воробьев М.В., 1983, с. 95). Так же популярны были «шапки с квадратным верхом и четырьмя приставками» (Воробьев М.В., 1983, с. 91, 93). Плодом китайского влияния были головные платки, намотанные вокруг головы наподобие тюрбана (Воробьев М.В., 1983, с. 93, 94; Горелик М.В., 2002, с. 55. рис. 3, 9). Гвардейцы и офицеры носили специальные шапочки из тонкой ткани (шелка- ?) с лицевым разрезом на тулье и вертикально стоящим вырезным назатыльником (табл. 1, рис. 8, табл. 2, рис. 9). Характерной отличительной чертой внешнего вида чжурчжэней была прическа (волосы выстрижены на до лбом, а сзади заплетены в одну или несколько кос) и серьги (Воробьев М.В., 1983, с. 91, 95; Васильев В.П., 1859, с. 201, 202). Чжурчжэни были первыми завоевателями в Китае, кто провел реформу одежды местного населения, заменив ее на свою, и при этом жестко требовавшими выполнение своих постановлений (Воробьев М.В., 1983, с. 91).
Дополнительные защитные детали: панцирные усилители и защита конечностей.
Одним из самых ранних панцирных усилителей, вероятно, следует считать широкие многослойные пояса из кожи, покрытые крупными бронзовыми пластинами «амурского типа». В Приамурье найдены сотни таких пластин. Положение поясов в захоронениях позволило провести их детальную реконструкцию (Медведев В.Е., 1975, с. 211-219; Медведев В.Е., 1977, с.143-147; Медведев В.Е., 1985, с.154-159; Медведев В.Е., 1986, с. 104-123). В последние годы в специальной оруживедческой литературе принято приуменьшать значение боевых поясов в комплексе вооружения древних и средневековых народов. Вместе с тем боевые пластинчатые пояса на ряде территорий долгое время сохраняли свое прикладное значение. Причем в некоторых регионах они сохранились даже в комплекте с достаточно надежным панцирным (ламеллярным и кольчатым) защитным вооружением вплоть до этнографического времени (LaRocca, 1999, S. 125, Fig. 24; S.128, Fig. 29). На применение поясов с пластинами “амурского типа” в качестве элемента защитного вооружения, указывают их размеры, специфика изготовления и способы ношения. Согласно последним исследованиям, органическая основа пластинчатых поясов чжурчженей состояла из последовательно накладывавшихся слоев кожи, ткани (шелка-?), двойной замши и шерстяной каймы (вероятно красного цвета). Ширина такого пояса достигала 7,8 см. (Васильев Ю.М., 1990, с. 140). Сверху на пояс обычно очень близко друг к другу (почти впритык) нашивались
--103--
крупные богато орнаментированные бронзовые бляхи квадратной формы. Снизу на толстых нитках подвешивались бронзовые бубенчики и колокольчики (Медведев В.Е., 1975, с. 215, рис. 4, 5). Длинна таких поясов могла достигать 97 см. (Васильев Ю.М., 1990, с. 137). Вероятно, ими могли подпоясывать толстые зимние шубы, боевые стеганые панцири или ламеллярные кирасы. На это указывают находки поясов с накладками «амурского типа» в одном погребении с набором пластин от ламеллярного панциря (Васильев Ю.М., 1990, с. 142). Судя по тому, что пояса не имели специальных приспособлений для подвешивания оружия и бытовых предметов, они выполняли почти исключительно защитную и декоративную функцию, указывая на социальный статус их владельца. Вероятно, они носились в паре с другим поясом с бляшками «тюрского типа», уже в XI в. имевшими, характерные для поздних чжурчжэней и монголов, петли для подвешивания клинков, колчанов и налучей (табл. 7, рис.1). Появление поясов с крупными железными пластинами у чжурчжэней датируется IX – X веками (Васильев Ю.М., 1990, с. 143), сохранились они и в более поздний период. Их распространение совпадает по времени с дефицитом железных панцирей у чжурчжэней. По мере совершенствования ламеллярных кирас количество поясов с крупными пластинами сокращается, а со временем и вовсе сходит на нет.
Появление того или иного панцирного усилителя обычно связано с несовершенством покроя основного доспеха. Так верхняя часть классических ламеллярных кирас и «халатов» обычно доходила до верхней части груди, изредка, до ключиц, оставляя шею и горло открытыми (табл. 1, рис.10). Для защиты верхней части корпуса в Сунском Китае использовались ламеллярные «ожерелья», одевавшиеся как шейный платок и застегивавшиеся спереди (табл. 1, рис. 9). На то, что подобные панцирные элементы использовались и чжурчжэньскими воинами, указывает изображение пластинчатого или ламеллярного «ожерелья» на фигурке «духа- предка» из Шайгинского городища (табл. 2, рис. 10). Этот панцирный сегмент составлен из длинных и широких пластин доходящих почти до плеч. Сзади пластины изображены несколько более схематично, так как чжурчжэньский скульптор посчитал более эффектным показать выбившиеся из-под шлема косы воина. Пластины лежат свободно, прикрывая ключицы, горло и верхнюю часть лопаток. Разрез в силу схематичности изображения не показан. Оторочка пластин по верхнему краю, указывает на то, что «ожерелье» имело кожаную или войлочную подкладку. Судя по всему, этот панцирный элемент достаточно надежно защищал не только ключицы, но и плечи, так как статуэтка снабжена ламеллярной кирасой, но лишена наплечников.
Изредка «ожерелье» завязывалось сбоку или сзади, и фиксировалось в поднятом положении, превращаясь в «воротник». В таком «воротнике»
--104--
китайский художник зафиксировал конного чжурчжэньского латника XII в. (табл. 1, рис. 7).
Одним из наиболее распространенных панцирных усилителей у чжурчжэней можно считать диски- зерцала. Круглые пластины с шестью отверстиями фиксируются по материалам мохэсских захоронений (Деревянко Е.И., 1987, с. 213, табл. XV, рис. 10). Достаточно широко использовались дисковидные зерцала и у других народов Сибири (Бобров Л.А., 2002, с.. 106), а так же в Танском и Сунском Китае («Чжун гво гу…», 1993, с.180, рис. 8-3; с. 190, рис. 8-47; с. 214, рис. 9-57). В чжурчжэньских захоронениях таких зерцал пока не обнаружено. Но они фиксируются и по материалам иконографии (табл. 2, рис. 9) и в чжурджэньской скульптуре (табл. 2, рис. 10). Э.В. Шавкунов, предположил, что роль панцирного усилителя играли знаменитые чжурчжэньские зеркала. (Шавкунов Э.В., 1990, С. 95). Действительно, следует признать возможность применения зеркал в качестве элементов доспеха, игравших не столько собственно защитную, сколько сакральную функцию. Так у маньчжур и китайцев зеркала- зерцала на панцирях отпугивали демонов и охраняли своего владельца, играя роль оберега (Итс Р.Ф., Головацкий Г.А., 1957, с. 225). Вероятно, похожую роль выполняли и чжурчжэньские зеркала. Речь идет, конечно же, не обо всех типах зеркал, а только о тех, которые имеют сквозные отверстия на своей поверхности (Окладников А.П., 1959, с. 255, рис.72; Шавкунов Э.В., 1981, с. 97, рис. 35). Через эти отверстия пропускались кожаные ремешки, стягивавшие металлические диски с поверхностью панциря. Чжурчжэни носили зерцала на груди по одному или попарно (табл. 2, рис. 9, 10). Китайские латники (как и позднесредневековые маньчжуры) навешивали диски на наплечники и набедренники, а так же на нагрудники и накрупники конских доспехов (табл. 2, рис. 8).
Защита рук у цзиньских воинов изображается редко, а сами изображения схематичны. Более- менее четко фиксируются лишь пара створок наручей прикрывавших руку латника от запястья до локтя (табл. 1, рис. 7). В сунской миниатюре наручи такого типа показаны более подробно. Они состояли из двух сегментов- створок (табл. 1, рис. 9), соединявшихся видимо специальными ремнями или шнурами. Материалом для изготовления наручей являлась, скорее всего, твердая кожа. С внешней стороны, для повышения защитных свойств, пришивались ламеллярные пластинки. Они могли располагаться к плоскости наруча как вертикально (табл. 1, рис. 9) так и горизонтально (табл. 2, рис. 8). Помимо ламеллярных пластин на наруч нашивались и другие металлические сегменты: бляшки, железные полосы и т.д. Судя по тому, что ни у киданей, ни у ранних чжурчжэней створчатые наручи не фиксируются, это еще одно заимствование у Сунского Китая или народов Восточного Туркестана, где створчатые наручи
--105--
были известны еще с эпохи Раннего Средневековья (Горелик М.В., 1995, с. 415, табл. 53, рис. 5, 6, 10, 11).
В отличие от панцирей, шлемов и панцирных усилителей чжурчжэньские деревянные и кожаные щиты округлой формы с металлическими накладками не фиксируются ни археологическими, ни иконографическими, ни письменными источниками. Отсутствуют они и в комплексе вооружения конных киданьских латников (Шавкунов В.Э., 1993, с. 70). А по сведениям Плано Карпини щиты были малоупотребительны и у монгольских воинов XIII в. (Шавкунов В.Э., 1993, с. 70). Скорее всего, в виду достаточно высоких боевых характеристик нательного защитного вооружения щиты были слабо распространены среди конных копейщиков и лучников чжурчжэньских вооруженных сил. Большими плетеными и сбитыми из деревянных планок станковыми щитами были, вероятно, снабжены лишь пешие цзиньские воины китайского происхождения, для которых этот вид защитного вооружения являлся традиционным на протяжении всей эпохи средневековья («Чжун гво гу…», 1993, рис. 7-2; С. 254, рис. 11-90; с. 274, рис. 12-62).
Шлемы (боевые наголовья) и их усилители.
Описания и даже простые упоминания ранних чжурчжэньских шлемов (до середины XI в.) в киданьских и китайских письменных источниках очень редки, что видимо должно свидетельствовать о достаточно слабом распространении этого вида защитного вооружения у чжурджэней IX- X вв. В более поздний период состав чжурчжэньских боевых наголовий более представителен. Цзиньские шлемы XII – начала XIII вв. фиксируются по археологическим, иконографическим и письменным источникам. Причем в чжурчжэньском лексиконе существовал специальный термин, обозначавший шлем («сача»), не встречающийся у других центральноазиатских и дальневосточных народов (Шавкунов, 1993, С. 78). Известные материалы позволяют выделить 3 типа боевых наголовий населения Приамурья, Маньчжурии и Северного Китая (после создания Цзиньской империи) X – первой трети XIII вв.
Тип 1. Ламеллярные (колпакообразные) наголовья.
Л. Шренк, ссылаясь на «старейшие европейские сообщения» утверждает, что «древние маньчжуры» («нючи»- т.е. «ньючжэни» или чжурчжэни – Л.Б.) употребляли «шлемы и панцири из чешуеобразных железных пластинок, скрепленных между собой гвоздиками или расположенных на кожаной основе» (Шренк, 1899, С. 259). В позднемохэсском (или раннечжурчжэньском )
--106--
могильнике Шапка (пойма Амура) датируемом IX- X веками в захоронении был обнаружен такой ламеллярный шлем в комплекте с ламеллярным панцирем (нагрудником ?) из железных пластин (Нестеров, Слюсаренко, 1993, С. 189). Длинна пластинок составляющих тулью шлема- 10 см., ширина- 3 см. (у нижнего края) и 2,6 см. (у верхнего края). В верхней части наголовья находились пластины другого типа составлявшие навершие шлема. Их длинна – 6-6,5 см., ширина – 1,8- 2,5 см. На одном из фрагментов этих пластин фиксируются две заклепки («гвоздики», описанные Л. Шренком). Интересно, что расположение отверстий на пластинах (по три в верхней части, по две в центральной и нижней с каждой стороны пластины, одна в центре и две в центре внизу), а так же оформление пластин (срезанные верхние края) сближают их с позднейшими чжурчжэньскими панцирными пластинами. Вероятно, пластины мохэсского (раннечжурджэньского) шлема из могильника Шапка являются ранними образцами прямоугольных пластин «чжурчжэньского типа» со срезанными верхними углами.
С.П. Нестеров и И.Ю. Слесаренко реконструировали тулью шлема в виде усеченного конуса из двух рядов пластин. При диаметре наголовья в 20 см. высота тульи составляет 14 см. (диаметр верхней части – 16 см.). Некоторое сомнение вызывает реконструкция навершия шлема которое авторы представили в виде трехскатной крыши из трех рядов ламеллярных пластин (Там же. С.193, 194, Рис. 4). Не отвергая в принципе подобную реконструкцию, все же отметим, что такие навершия не фиксируются ни иконографическими ни письменными источниками VII – XI вв. Не смотря на богатую историю, ламеллярные шлемы имеют небольшое количество вариаций. Так, в раннем средневековье использовались ламеллярные наголовья скроенные в виде низкого башлыка с назатыльником и коническим навершием из сходящихся пластинок («Чжун гво гу…», 1990, С. 173, Рис. 7-48). В Танское время ламеллярные наголовья сохранив старый вариант покроя, приобрели яйцевидную форму с навершием в которое вставлялся волосяной плюмаж («Чжун гво гу…», 1990, С. 180, Рис. 8-3, С. 183, Рис. 8-18, С. 186, Рис. 8-28, С.188, Рис. 8-40). В то же время в Восточном Туркестане и Китае продолжали использоваться островерхие ламеллярные башлыки («Чжун гво гу…», 1990, С. 189, Рис. 8-42, 8-43; Горелик, 1995, С. 420, Табл. 54, Рис. 35, 37). Представляется, что, и шлем из могильника Шапка имел похожее сходившееся на конус навершие из ламеллярных пластин, часть которых нашивалась на мягкую подкладку, придавая наголовью характерную форму (Табл. 4, Рис. 16). На наличие подкладки, на которую нашивалась часть пластин,
--107--
прямо указывает Л. Шренк (Шренк, 1899, С. 259). Подобное предположение подтверждает размер пластин (существенно более мелких, чем пластины тульи) и их сужающаяся к верху трапециевидная форма. Не вызывает удивление и отсутствие характерной для китайских шлемов этого типа ламеллярной бармицы. Как показывают изображения ламеллярных шлемов IX в. она с успехом могла заменяться толстым войлочным или ватным сегментом, прикрывавшим не только шею, но и уши и щеки (Табл. 4, Рис. 16; Горелик, 1987, С. 420, Табл. 54, Рис. 13).
Тип 2. Сфероконические.
Вариант 1. Шлемы из узких пластин с ременным соединением.
В Корсаковском (в тайнике захоронения № 87, и погребении № 203) и Рощинском могильниках, а так же при строительстве Амурской железной дороги обнаружены остатки наголовий данного типа. Пластины, составляющие наголовья, практически однотипны и различаются лишь в деталях (Табл. 4, Рис. 1-4). В тайнике Корсаковского некрополя были обнаружены 7 экземпляров характерно изогнутых пластин (Табл. 4, Рис. 1). Длина пластин – 18,2 см, ширина – 1,8 см (нижний край) и 0,7 см (верхний край). Поверхность пластины имеет 21 отверстие. Четыре пары вертикально расположенных отверстий равномерно размещены по поверхности пластины сверху вниз. Еще две пары отверстий зафиксированы на верхнем и нижнем краях пластин (причем нижние расположены горизонтально). Через эти отверстия пластины соединялись между собой кожаными шнурами или веревками. Наконец, последнее одиночное отверстие находится по центру в нижней четверти пластины.
Хорошая сохранность железных составляющих шлема позволяет провести его детальную реконструкцию. Ширина пластин в нижней и средней части около 1,8 см, расстояние от кромки пластин до отверстия около 2 мм. Взаимное перекрытие (нахлестка) пластин при вязке шлема составит 4 мм. При среднем диаметре средневековых наголовий 19-21 см. тулью корсаковского шлема должны были составлять 43-47 пластин (Табл. 4, Рис. 22). Через верхние отверстия в пластинах пропускался специальный шнур, стягивавший верхушки пластин, благодаря чему наголовье имело характерную изогнутую тулью сфероконической формы (Табл. 4, Рис. 1б, 2б, 21). Судя по всему, верхушки пластин не примыкали вплотную друг другу, благодаря чему, шлем имел на макушке небольшое отверстие, в которое вставлялся плюмаж (Табл. 6, Рис. 5, Табл. 7, Рис. 1) или деревянная «пробка» (Шренк, 1899, Табл. XLIV, Рис. 2).
--108--
Размеры пластин бармицы обычно были гораздо меньше пластин, составлявших панцирь (Шавкунов, 1993, С. 79), поэтому бармица была более гибкой и эластичной, чем основное панцирное покрытие. Длинна пластин составлявших бармицу Корсаковского шлема 4,8 см, ширина – 1,8 см. (Табл. 4, Рис. 2). В могильнике найдено 17 пластин от ламеллярной бармицы. Учитывая, что пластины, связывались между собой так, что край одной пластины не много перекрывал другой, то длинна панцирного сегмента при реконструкции, будет составлять около 20 см. По мнению исследовавшего корсаковский шлем В.Е. Медведева: «Полосы такой длинны вполне достаточно, чтобы полностью прикрыть шею. Иначе говоря, в тайнике обнаружен полный комплект коротких пластинок для защиты шеи» (Медведев, 1981, С.181). Двадцатисантиметровая панцирная полоса (при высоте 4,8 см) корсаковского наголовья прикрывает лишь верхнюю часть шеи, оставляя открытыми уши, щеки и большую часть шеи (Табл. 4, Рис. 21). Такая короткая и узкая бармица технологически малоэффективна, что подтверждается иконографическим материалом, на котором она ни разу не фиксируется. Кроме этого маловероятно, что в погребение вместе с отдельными пластинами, составлявшими тулью шлема, положена целая бармица. Скорее всего, бармица корсаковского шлема состояла из 2-3 рядов пластин, по 25-30 пластин в каждом и прикрывала затылок, уши и щеки воина (Табл. 7, Рис. 1).
Пластины рощинского шлема сохранились гораздо хуже. Однако можно зафиксировать размеры пластин, составляющих его тулью. Ширина пластин в нижней части, составляла 1,8 – 1,9 см, длина – около 20 см. Расположение отверстий и их количество практически совпадает с расположением и количеством отверстий на корсаковских пластинах (Табл. 4, Рис. 3). Изгиб пластин на обоих наголовьях так же идентичен (Табл. 4, Рис. 1б, 3б). По подсчетам Ю.Г. Никитина и В.Э. Шавкунова тулью шлема должны были составлять 41 пластина (Никитин, Шавкунов, 1998, С. 134). Исследователи исходили из расчетов, что средний размер головы человека: 57 см. (там же). Однако подавляющее большинство средневековых наголовий делались из расчета, что шлем будет одеваться поверх более или менее толстого подшлемника. Поэтому, размер наголовий из разных уголков Евразии приблизительно одинаков: 19-21 см. Исходя из этого, можно предположить, что рощинский шлем не был исключением, и состоял из 43- 47 пластин. Система вязки пластин восстановлена учеными по отпечаткам ремешков (Табл. 4, Рис. 5). Шлем имеет ряд отличительных оформительских черт. С обеих сторон по основанию шлема шел кожаный
--109--
ремешок, дополнительно фиксировавший пластины тульи и возможно органическую подкладку наголовья. Значительный интерес представляют остатки мешковидной материи на внешней стороне пластин. Скорее всего, шлем имел специальный съемный чехол, упоминающийся в позднейших источниках («Их Цааз», 1981, С. 28) и служивший для сохранения шлема от сырости и перенагревания на солнце (Табл. 6, Рис. 6). Впрочем, не стоит исключать и вариант, что чехол был «намертво» прикреплен к шлему и фиксировался кожаным ремешком (Табл. 4, Рис. 17).
Рощинский шлем имел бармицу из пластин (4,8 на 1,7-1,8 см.) с 16 отверстиями, повторяющими отверстия на пластинах бармицы корсаковского наголовья. Согласно реконструкции Ю.Г. Никитина и В.Э. Шавкунова они располагались закругленным краем вниз, а центральный шнур шел по поверхности пластин (Никитин, Шавкунов, 1998, С.134, Рис. 5). Последнее кажется нам маловероятным, так как в этом случае, под секущий удар врага попадает очень длинный кусок шнура, разрыв которого может повредить всю бармицу. Кроме этого подобная вязка не фиксируется по иконографическим и археологическим материалам эпохи Развитого средневековья. Скорее всего, полукруглый край пластины, был не нижним, а верхним. В этом случае пластины легко собираются и между собой в одном ряду и с другими рядами (Табл. 4, Рис. 5). Нижние отверстия на пластинах тульи предназначались не для подвешивания бармицы, а для соединения самих сегментов шлема (как в Корсаковском наголовье и описанном Л. Шренком шлеме нивхов). В то время, как бармица (как и в Корсаковском наголовье) подвешивалась к одиночным отверстиям в нижней центральной части пластин шлема, через верхние отверстия на пластинах бармицы (Табл. 4, Рис. 5, 21). Нижние отверстия на пластинах бармицы использовались для фиксации кожаной оторочки (Табл. 4, Рис. 5, 17, 21). Подобная трактовка полностью совпадает с приведенным Л.Шренком рисунком шлема гиляков (Шренк, 1899, Табл. XLIV, Рис. 2), однотипного с корсаковским и рощинским наголовьями (Медведев, 1981, С. 180-181). Всего в захоронении было зафиксировано около 40 обломанных и целых пластин от бармицы. Скорее всего, они группировались в два или три ряда и прикрывали соответственно верхнюю часть шеи и уши воина (Табл. 4, Рис. 17).
Шлемы, составленные из узких пластин (хотя и несколько иной, чем у чжурчжэньских воинов формы) были известны в Центральной Азии и Южной Сибири в эпоху Раннего Средневековья (Чиндила, 1977, С. 32). В цзиньский период наголовья из узких связанных между собой пластин меняют форму. Их тулья уменьшается и приближается к полусфере. Такие наголовья снабжаются органической окантовкой и бармицей «открытого типа» (Табл. 4, Рис. 6; Табл. 6, Рис. 16). В таком виде эти шлемы попали к монголам и тибетцам, которые применяли их (а так же наголовья
--110--
из узких пластин классической сфероконической формы) на протяжении всего периода Развитого и на начальном этапе Позднего Средневековья (Горелик, 2002, С. 71, Рис. 3, 4; LaRocca, 1999, S.115, Fig. 3).
В исторической перспективе шлемы корсаковского типа представляли собой своеобразную переходную модель от мелкопластинчатых (ламеллярных и чешуйчатых) наголовий к шлемам, склепанным из крупных сегментов (секторов) и цельнокованным наголовьям Цзиньского времени (Табл. 6, Рис. 2, 5, 6, 12, 16, 17). С ламеллярными “колпаками” их сближали небольшие размеры пластин и способ их соединения (кожаные шнуры или веревки), а с более поздними наголовьями – сфероконическая тулья и форма составляющих ее пластин. Распространение в цзиньский период наголовий нового типа, не привело к исчезновению шлемов из узких пластин, хотя их количество, вероятно, значительно уменьшилось. Относительная простота изготовления таких шлемов и достаточно высокие боевые характеристики, стали причиной их крайне длительного бытования на северной переферии проживания тунгусо-маньчжурских племен, где они сохранились вплоть до этнографического времени. В эпоху Позднего Средневековья на Дальнем Востоке шлемы корсаковского типа восновном сохранили сфероконическую форму, благодаря чему даже познейшие маньчжурские, гиляцкие и даже чукотские наголовья мало отличались от своих чжурчжэньских прототипов (Шренк, 1899, Табл. XLIV, Рис. 2; «Чжун гво гу…», 1990, С. 256, Рис. 11-96; Антропова, 1957, С. 212, Рис. 28).
Тип 3. Полусферические.
Вариант 1. Полусферические с цельнокованой тульей, обручем и налобной пластиной.
Включает 3 экземпляра из Краснояровского городища. Шлемы хранятся в фондах Музея археологии и этнографии Института истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВО РАН.
Наголовья имеют низкую полусферическую тулью (11-12,5 см.) с короткой втулкой для плюмажа, достаточно широкий обруч (4-5,5 см.) в виде трех выпуклых полос и налобную пластину (11-15 на 6-9 см.) приклепанную к лицевой части шлема. Вместе со шлемами были найдены и бармицы состоявшие из железных ламеллярных пластин «чжурчжэньского типа»: прямоугольной формы (8,5-8,7 см на 2,6-2,7 см), со срезанными верхними краями (Артемьева, 1999, С. 37).
На налобных пластинах имеются две лавролистные выпуклости, напоминающие приподнятые брови. Нижний край налобника в одном случае прямой, в другом – имеет плавный изгиб к центру (Табл. 4, Рис. 18, 20). Судя по иконографическим памятникам полусферические шлемы с налобниками были достаточно популярны среди чжурчжэней начиная со второй
--111--
трети XII в. Причем наряду с обнаруженными в Краснояровском городище цельнокованными тульями использовались и шлемы, склепанные из двух половин, стыки которых прикрывались металлической полосой – накладкой (Табл. 1, Рис. 7). Верхняя часть налобника таких шлемов (как и у позднейших маньчжурских наголовий) мог иметь не прямой, а волнообразный край (там же). Шлемы с цельнокованой тульей являются показателем высокого развития оружейного дела средневековых кузнецов. Не удивительно поэтому, что их появление у чжурчжэней совпадает с периодом расцвета Цзиньской империи.
На шлемах сохранились отверстия для крепления бармицы. Причем на налобной пластине шлема с прямым нижним краем, отверстия располагались не только по периметру обруча, но и на налобнике, что позволяет предположить, что бармица непосредственно примыкала к налобнику, прикрывая не только шею, но и щеки воина. (Табл. 4, Рис. 20). На обручах шлемов сохранились 7-8 пар отверстий для подвешивания бармицы. Она состояла из 63 пластин, расположенных в три ряда по 31 пластине в каждом. Часть пластин имеет характерную «s-образную» форму (Табл. 4, Рис. 19а). Н.Г. Артемьева совершенно справедливо отнесла их к верхнему ряду бармицы. При этом она предположила, что бармица плелась по типу черепицы или рыбьей чешуи (т.е. верхние пластины нависали над нижними), а сам набор шел «сверху вниз» (Артемьева, 1999, С. 39). Подобная реконструкция представляется не совсем оправданной. Общая длина бармицы (расходившейся веером от центральной пластины на затылке) при реконструкции составляет 40 см. При высоте – 20,7 см такая бармица упирается в плечи под прямым углом. Опыт предметных реконструкций показывает, что это доставляет большое неудобство обладателю такого наголовья, так как затрудняет свободные действия руками в поднятом состоянии (например, при нанесении удара клинковым оружием). Было бы логично предположить, что «s-образные» пластины, по мысли средневековых оружейников, должны были отводить другие ряды в сторону от плеч, делая бармицу более удобной и эластичной. Учитывая, что шлем одевался на подшлемник, и пластины верхнего ряда имели специальный «s-образный» изгиб, бармица, должна была нависать над плечами, но не опираться на них, что позволяло латнику свободно поворачивать голову в ходе рукопашной схватки, не опасаясь, что пластины бармицы будут цепляться за верхнюю часть панциря или наплечники. На это обратила внимание и Н.Г. Артемьева и на своем варианте реконструкции системы крепления бармицы она попыталась отвести наклон бармицы от плеч (Там же. С. 39, Рис. 2-4). Однако, подобное предположение выглядит несколько натянутым, так как в этом случае форма пластин на реконструкции отличается от формы реальных пластин из городища (Там же. С. 39, Рис. 2-2). На наш взгляд противоречие разрешается,
--112--
если расположить пластины ламеллярной бармицы классическим образом, когда нижний ряд пластин перекрывал верхний (Табл. 4, Рис. 18, 20). В этом случае прямой конец пластины плотно прилегает к обручу, а ее изогнутый конец располагался под тупым углом к плоскости обруча, что позволяет остальной бармице наиболее эффективно защищать щеки и шею воина (Табл. 8, Рис. 2).
Судя по колличеству пластин, бармицы из Краснояровского городища, принадлежали к разряду открытых и прикрывали шею, уши и щеки воина, оставляя открытым горло. Интересно, что на чжурчжэньских и китайских рельефах и картинах цзиньские и сунские воины, вместе с полусферическими шлемами с налобными пластинами и не высокими втулками, действительно носят именно «открытые» бармицы, а для защиты горла используют ламеллярные воротники и «ожерелья» (Табл. 1, Рис. 7; Горелик, 2002, С. 55, Рис. 2; С. 57, Рис. 6, 7). Вероятно, что для повышения эластичности бармицы она могла разрезаться на три части: пара наушей и назатыльник. Такой способ ношения бармицы был особенно популярен в период Позднего Средневековья, но встречался и в интересующую нас эпоху (Табл. 2, Рис. 8; Горелик, 2002, С. 57, Рис. 5).
Цельнокованые и клепаные полусферические шлемы были известны у киданей и народов Восточного Туркестана X – XI вв. (Табл. 1, Рис. 9; Горелик, 1995, С. 420, Табл.54, Рис. 31, 32), но особую популярность они снискали у латников южно-китайской империи Сун (Табл. 2, Рис. 8, Табл. 4, Рис. 10-13, 15; Горелик, 2002, С. 57, Рис. 9). Форма некоторых наголовий (тулья и навершия) частично совпадает с чжурчжэньскими аналогами. Достаточно часто на киданьских, сунских и восточно-туркестанских шлемах встречаются налобные украшения в виде фигурно вырезанных дисков (Табл. 2, Рис. 8; Табл. 4, Рис.15; Горелик, 1995, С. 420, Рис. 31), которые фиксируются и на ляосском археологическом материале (Горелик, 2002, С. 52, Рис. 1).Однако, такой яркий признак шлемов из Краснояровского городища, как прямоугольные налобные пластины, с характерными украшениями практически не встречается в археологическом и иконографическом материале Китая и Восточного Туркестана. Редкие изображения восточно-туркестанских налобных пластин имеют волнистый верхний край и полукруглые вырезы над глазами (Горелик, 1995, С. 420, Рис. 29; Горелик, 2002, С. 57), что координально отличает их от чжурджэньских аналогов. Со второй половины XIII в. ситуация в корне меняется. Сотни шлемов, с налобными пластинами трапециевидной или прямоугольной формы появляются на миниатюрах изображающих монгольских воинов, а полусферический монгольский или кипчакский шлем с налобной пластиной был обнаружен в Восточном Казахстане (Смагулов, 1989, С. 270-273). Эти факты дали основание М.В. Горелику предположить (в работе написанной до публикации шлемов из Красноярского
--113--
городища), что оформление наголовий прямоугольными и трапециевидными налобными пластинами является характерным «монгольским» типологическим признаком (Горелик, 1987, С. 189). Вместе с тем, находки шлемов из Красноярского городища, датируемого XII – началом XIII вв., и изображения, подобных наголовий в китайской иконографии XII в. позволяют утверждать, что монголы были лишь ретрансляторами традиции заложенной чжурчжэньскими и китайскими оружейниками. И если в форме тульи наголовий из Красноярского городища еще можно усмотреть южное влияние, то налобные пластины с характерным лаврообразными украшениями, имеющим точные аналогии только на чжурчжэньском материале из других городищ (см. ниже), представляются нам собственно цзиньским нововведением, которое затем было перенято монголами и распространено по Евразии.
Полусферические цельнокованые наголовья с налобными пластинами имели долгую историю и употреблялись не только юаньскими латниками (Артемьева, 1999, С. 40), но и маньчжурскими воинами XVI- XVII вв. (Чжун гво гу…», 1990, С. 237, Рис. 11-28; С. 249, Рис. 11-76, 11-78; С. 256, Рис. 11-100).
Вариант 2. Полусферические шлемы с ламеллярными полями.
На ряде барельефов и картин цзиньского времени, чжурчжэньские воины носят низкие полусферические шлемы с короткими втулками для плюмажей, или вовсе без них, и с широкими немного опущенными к низу полями (Табл. 4, Рис. 7, 8). Находок наголовий подобного рода на родине чжурджэней, датируемых XI – началом XII вв. пока не обнаружено. Наиболее вероятно, что впервые с подобными шлемами чжурчжэни познакомились через киданей, у которых такие наголовья достаточно широко употреблялись среди тяжеловооруженных конных воинов. Киданьские наголовья клепались из четырех сегментов, стыки которых прикрывались специальными резными накладками с ребрами жесткости. Навершие представляло собой почти плоскую пластину, вырезанную в виде четырехлепесткового цветка (Табл. 4, Рис. 9). Ламеллярные поля шлемов спереди подбирались (стягивались) улучшая обзор, а сзади напротив, спускались на спину, прикрывая шею и лицо с боков. Вероятно, подобные шлемы были захвачены чжурчжэнями в ходе первых побед над ляосцами в 1112-1116 годах, и в числе прочего трофейного оружия использовались латниками Агуды в ходе первой волны завоеваний (Табл. 7, Рис. 2). Оформление тульи киданьского шлема с китайских картин (накладные полосы с ребрами жесткости, многолепестковое навершия) имеют точные аналогии среди археологических находок из киданьских гробниц (Горелик, 2002, С. 52, Рис. 1, 2). Однако найденные киданьские шлемы не имели ламеллярных полей. Скорее всего, шлемы с ламеллярными полями, не смотря на широкое распространение в империи Ляо, не были исконно киданьскими,
--114--
а были заимствованы ляосцами в Южном Китае, где они были очень популярны еще в XI в. Интересно, что и отдельные типы чжурчжэньских шлемов XII в. с полями ближе скорее к китайским, чем к киданьским аналогам. Поэтому для более подробного рассмотрения конструкции чжурджэньских шлемов обратимся к сунским материалам второй половины XI-XII вв.
Подробнейшие прорисовки полусферических шлемов с полями приведены в китайской военной энциклопедии второй половины XI в. «Уцзин Цзуньяо». Судя по этим изображениям, существовало несколько видов «шлемов с полями». Одними из самых популярных были наголовья снабженные 3-5 рядами пластин (или кожаных полос) соединенных ламеллярным (или соответственно ламинарным) способом. Тульи этих шлемов собирались из пластин- сегментов (Табл. 4, Рис. 13) или были цельнокованными (Табл. 4, Рис. 10-12). В последнем случае, их поверхность покрывалась гравировкой и украшалась накладными металлическими пластинками. Самым простым видом полей, были сплошные ламеллярные поля (обычно из трех полос) более или менее сильно опущенные вниз (Табл. 4, Рис. 10). Именно к этому типу можно отнести и изображения чжурчжэньских наголовий с полями (Табл. 4, Рис. 7, 8; Табл. 6, Рис. 12). Более сложная конструкция предполагала наличие широких ламеллярных «наушей» прикрывавших лицо с боков и завязывавшихся под подбородком (Табл. 4, Рис. 13). Нередко, науши дополнялись и широким ламеллярным назатыльником (Табл. 1, Рис. 9). Во всех описанных выше случаях поля расходились от шлема под большим углом. Скорее всего, это обеспечивали «s- образные» пластины «красноярского типа» составлявшие верхний ряд полей.
Ширина полей могла варьироваться. В большинстве случаев они опускались вниз по всему периметру. В случае же, если полосы стягивались слабо или висели свободно, то лицевая часть бармицы размыкалась, открывая лицо воина, в то время как сзади полосы оставались сплошными. При этом верхние ряды образовывали своеобразный обруч вокруг тульи шлема, а нижние защищали голову воина не только от удара сверху, но и сбоку (Табл. 4, Рис. 12).
Шлемы знатных воинов представляли собой подчас достаточно сложные конструкции. Так на одном изображении показан цельнокованый шлем со сложным навершием, с полями, разрезанными на две части. Передняя (короткая) представляет собой ламеллярный обруч выгнутый спереди и снабженный толстым (вероятно кожаным) козырьком, крепящимся под пластинами. Задняя (длинная) часть поля скроена в виде, расширяющейся сверху вниз, бармицы. Наконец с боков подвешены ламеллярные науши с подбородочными лентами (Табл. 4, рис. 11). Такие наголовья использовались
--115--
высшей военной знатью Южного Китая и считались особенно надежными и практичными.
В XIII-XIV веках полусферические наголовья с ламеллярными полями не исчезли и продолжали использоваться юаньскими воинами. Конструктивные изменения в них были не велики. Так, науши и назатыльники исчезли. Их заменила сплошная ламеллярная бармица, имевшая толстую войлочную подкладку (Табл. 4, Рис. 14). Не исключено, что со шлемами подобного рода новые завоеватели Китая – монголы – познакомились именно через посредничество чжурчжэней.
В.Э. Шавкунов предполагает, что чжурчжэни, как и монголы XIII в. помимо металлических шлемов использовали и наголовья из органических материалов, в частности из кожи (Шавкунов, 1993, С. 79). Можно согласиться с этим утверждением, хотя до сих пор ни остатков шлемов из органических материалов, ни их изображений пока не обнаружено, и говорить об их покрое преждевременно.
На изображениях, все сунские шлемы имеют кожаные подбородочные ремни или тканевые ленты с утяжелителями на конце (Табл. Ш, Рис. 10-13, 15). Судя по позднейшим аналогиям, железные шлемы одевались поверх ватных или войлочных подшлемников с низкой простеганной тульей или заменявших их войлочных шапок (Бобров, Худяков, 2002, С. 132, 133). Последние были достаточно широко распространены среди чжурчжэней (Табл. 3, Рис. 1, 3; Табл. 7, Рис. 2).
Предки чжурчжэней- племена мохэ имели богатые традиции оформления шлемов. Так, хэйшуй мохэ носили плюмажи из фазаньих перьев и украшения из кабаньих клыков, а сума мохэ втыкали в навершия шлемов тигровые или леопардовые хвосты (Никитин, Шавкунов, 1998, с.133). Вероятно, что и среди самих чжурчжэней эти виды плюмажей вплоть до создания державы Айсинь Гурунь и унификации системы оформления доспехов и шлемов, были достаточно популярны (Табл. 6, рис. 2,5,6,Табл.7, рис.1). В Цзиньский период шлемы из длинных железных пластин корсаковского типа снабжались плюмажом из перьев или султаном из конского волоса (Табл.4, рис. 6). Полусферические наголовья с налобными пластинами украшались короткими пучки из крашеного конского волоса (Табл.1, рис.7, Табл. 6, рис. 17, Табл. 8, рис.2). Более пышные султаны носились на наголовьях с ламеллярными полями (Табл. 4, рис. 8, 10-14).
Железные маски-личины.
В эпоху Развитого Средневековья железные маски-личины, выполнявшие роль забрала, были широко распространены по Евразии. В комплекте с железными шлемами их использовали кипчаки, монголы (Горелик, 2002, С. 78, Рис. 1-5), латники Сунского Китая (Шавкунов, 1993, С. 81). В преданиях вакарийских тунгусов сохранились сведения о том, что
--116--
их далекие предки были «…вооружены железными пиками, защищали лицо железными масками» (Тугулунов, 1975, С. 105). Такая железная маска была найдена в Шайгинском городище (середина XII – начала XIII вв.) в Партизанском районе Приморского края (Табл. 4, Рис. 23). Длинна маски: 22, 5 см., ширина: 15,5 см. Высота налобной части: 7,5 см. Нос прямой (с чуть заметной горбинкой) подтреугольной формы, длинной 7,5 см. В основании носа – 2 дыхательных отверстия. Маска имеет ротовое и пару глазных отверстий. Анализ маски, проделанный В.Э. Шавкуновым, показал, что она и по материалу и по оформлению сильно отличается от синхронных ей погребальных и ритуальных масок (Шавкунов, 1984, С. 62). В то же время на боевое назначение маски указывает ряд типологических признаков: значительная толщина (2 мм), общая масса маски, выпуклость формы, наличие дыхательных отверстий, сквозное отверстие для рта, а так же интересный и очень яркий оформительский признак: «лавровидные» брови маски в точности повторяют украшения на налобных пластинах боевых чжурчжэньских шлемов из Красноярского городища (Табл. 4, Рис. 18, 20). Вместе с тем, одно обстоятельство долгое время заставляло сомневаться в боевых свойствах шайгинской маски. Это очень мелкие смотровые отверстия (6 и 6,5 мм соответственно). Они существенно ограничивают обзор, а при малейшем движении маски на лице (например, в ходе рукопашного боя), латник оказывался бы «ослепленным». Достаточно оригинальное объяснение этому факту дал В.Э. Шавкунов. По его мнению, маска входила в состав комплекса вооружения лучника – панцирника, оборонявшего ворота городища, где, собственно, и была найдена личина (Шавкунов, 1993, С. 62). Если в рукопашной схватке небольшие отверстия, действительно, мешают обзору, то в дистанционном бою, напротив, концентрируют зрение. Рассмотренные нами чжурчжэньские наголовья не имели защиты для лица, и последнее, вероятно, оставалось одним из уязвимых мест воина. Учитывая, что монгольские лучники, славились своей меткостью и стреляли «на выбор» (Горелик, 2002, С. 30), защита лица для воинов, оборонявших крепость была далеко не лишней. Судя по двум парам сквозных отверстий справа и слева от «бровей», маска одевалась непосредственно на голову, а точнее на войлочный подшлемник и закреплялась специальным ремнем. Скорее всего, маска употреблялась в комплекте с железным шлемом и полным (или облегченным) доспехом позволявшему их владельцу вести дистанционный бой с осаждающими не прячась после каждого выстрела за стенными зубцами и щитами (Табл. 9, Рис. 2).
--117--
Шайгинская маска сильно отличается от синхронных ей антропоморфных центральноазиатских и выкованных в виде тигриной морды сунских личин. Она имела местное происхождение и была «ответом» чжурджэньских оружейников, на меткую стрельбу монгольских лучников. В силу высокой специализации подобные маски, видимо не получили широкого распространения среди цзиньских воинов и в монгольское время были заменены более универсальными личинами центральноазиатского типа.
Конский доспех.
Панцирные конские попоны из органических материалов (кожи, «травы и веревок») употреблялись еще шивейскими воинами в эпоху Раннего Средневековья (Деревянко,1987, С. 68). Первые упоминания о конском доспехе у чжурчжэней относятся к началу XII в. Во времена Агуды значительная часть коней знати была защищена специальными попонами. Латники ударных подразделений («ин»), судя по данным письменных источников, так же вступали в сражении сидя на прикрытых броней конях (Кычанов, 1966, С. 277, 278). После первых побед над империей Ляо, в руки чжурчжэней попало большое количество комплектов панцирных попон киданьского производства (Воробьев, 1975, С.77). Вероятно, что накануне похода 1114 г. большая часть конских доспехов изготовлялись местными мастерами из органических материалов (в первую очередь кожи и войлока), в то время как знать и лучшие воины одевали своих боевых коней в трофейные (или купленные) железные ляосские панцирные попоны (Табл. 7, Рис. 2).
К моменту начала завоеваний Агуды употреблявшийся на территории Китая конский доспех имел богатую историю. В XI в. сложился классический конский панцирь, употреблявшийся с некоторыми вариациями всеми народами населявшими китайскую равнину. Классический конский доспех описанный и прорисованный в китайской военной энциклопедии «Уцзин Цзуньяо» состоял из 5 частей (7 элементов): железной или кожаной маски (Табл. 5, Рис. 4, 5), двухчастного нашейника (Табл. 5, Рис. 8), нагрудника (Табл. 5, Рис. 10), пары боковин (Табл. 5, Рис. 9) и накрупника (Табл. 5, Рис. 11). Ламеллярный нашейник стягивался на горле лошади специальными лямками, кожаные ремни связывали оба сегмента на гриве (Табл. 5, Рис. 8). Чтобы ремни не натирали лошади шею, под них подкладывалась толстая (обычно цветная) органическая подкладка из войлока, шелка или ткани (Табл. 7, Рис. 2, Табл. 8, Рис. 1, 2). Нагрудник доходил примерно до колен коня и имел специальный вырез в области шеи. Боковые лопасти плавно охватывали шею лошади и фиксировались у седла и нашейника. Боковины кроились в виде трапеции с вырезом для седла и потника. Боковины снабжались стеганой подкладкой, которая подшивалась к ламеллярной броне (Табл. 5, Рис. 9). Они соединялись между собой с помощью ремней
--118--
перекрещивавшихся на спине лошади. Через специальные петли боковины стягивались с нагрудником, нашейником и накрестником. Последний по форме напоминал нагрудник, но прямоугольный или трапецивидный вырез располагался в нижней части панцирного сегмента. Через него выпускался лошадиный хвост (Табл. 5, Рис. 12). Голову коня прикрывала железная или кожаная маска, состоявшая из налобника (часто с ребром жесткости) пары ламеллярных нащечников и усилителей (Табл. 5, Рис. 4). В ряде случаев нащечники состояли из вырезных кожаных сегментов, поверх которых рядами нашивались металлические пластинки (Табл. 5, Рис. 5). Ноздри лошади прикрывали специальные пластинки, приклепанные к налобнику (Табл. 5, Рис. 4), а иногда и сам удлиненный налобник, имевший в этом случае прорези для дыхания (Табл. 5, Рис. 5). К задней части маски крепился «веер» из металлических пластин имитировавших птичьи перья. Обычно, «веер» приклепывался параллельно к плоскости налобника и защищал голову и уши лошади от удара спереди (Табл. 5, Рис. 4), но иногда железные пластины опускались вниз и прикрывали лошадиную шею от удара сверху, а для ушей проделывались специальные отверстия (Табл. 5, Рис. 5). Эффективные, но вместе с тем изящные китайские конские маски украшались металлическими накладками в виде многолепестковых цветов, розеток, накладных полос (Табл. 5, Рис. 4, 5) и помпонами из крашеного конского волоса (Табл. 5, Рис. 5).
Судя по изображениям, киданьские конские панцири были близки южно- китайским образцам. Ляосские панцирные попоны состояли из нашейника, нагрудника-боковин и накрупника из железных или кожаных пластин, соединенных ламеллярным способом. Отличительной чертой были очень длинные нашейные панцирные сегменты, свисавшие почти до нижнего края нагрудников (т.е. почти до колен лошади) и сами нагрудники, имевшие длинные лопасти, соединявшиеся непосредственно с накрупником (Горелик,1987, С. 166, Рис. 2-6, 7, 8; С. 168, 169). Обычно накрупник имел специальный вырез для выпуска хвоста, прикрытого ламеллярным сегментом. Но, иногда, использовался специальный конский «набедренник» представлявший собой более или менее широкую панцирную полосу, которая соединялась непосредственно с боковинами попоны (Табл. 5, Рис. 1), оставляя зазор между собой и накрупником сквозь который пропускался лошадиный хвост. Киданьские конские маски были близки к синхронным им сунским образцам.
Судя по изображениям чжурчжэньских воинов на конях в панцирных попонах, существовало как минимум три варианта цзиньского конского доспеха.
Вариант№1. Облегченный конский доспех. Он представлял собой панцирную попону, состоявшую из нагрудника, боковин, набедренников и накрупника, а так же маски. По сравнению с классическим конским доспехом
--119--
отсутствовал нашейник (нагривник). Из-за схематичности изображения, к сожалению, сложно установить систему бронирования доспеха. Скорее всего, попона состояла из кожаной основы, на которую нашивались достаточно крупные железные пластины, наподобие пластин из Осиновского поселения (Табл. 5, Рис. 2). Не стоит исключать и вариант, что на барельефе мы наблюдаем схематичное изображение ламеллярного конского панциря.
Вариант №2. Полный конский доспех. По покрою, полный цзиньский конский доспех был ближе всего к сунской классической конской попоне. Он состоял из нашейника (завязывавшегося на гриве), нагрудника, пары боковин, накрупника конской маски с нащечниками и «веером» (Табл. 2, Рис. 9). Подражая оформлению подолов и рукавов панцирей всадников, все сегменты конских попон оторачивались широкой полосой меха. На миниатюре конца XII в. попоны покрыты горизонтальными полосами. В эту эпоху, таким художественным приемом показывали ламинарные и ламеллярные бронирование. Сопоставляя эти изображения с сунскими аналогами, можно утвержать, что последний вариант более предпочтителен. Судя по изображениям гвардейских латников «юйхоуцзюнь», такие конские доспехи употреблялись среди элитных подразделений исключительно широко. А их производство было видимо, поставлено на массовую основу (Табл. 8, Рис. 1).
Вариант №3. Усиленный конский доспех. Этот вариант предполагал наличие нагрудника- боковин киданьского типа, накрупника, нашейника и маски. Помимо этого спереди к лошадиной шее подвешивался еще один дополнительный панцирный сегмент, что позволяло прикрыть шею коня двойным слоем брони. Судя по всему, это делалось из сугубо практических соображений. Основным противником Цзиньской династии с 20-х годов XII в. становится Южно-Китайская (Сунская) империя, основная сила которой заключалась в многочисленных отрядах пеших воинов, вооруженных комбинированным длиннодревковым оружием и арбалетами. Двойной цзиньский конский нашейник, как и длинные нашейники киданьских конских панцирей служил для прикрытия передней части лошади, которая подвергалась особой опасности в рукопашном или фронтальном дистанционном бою (например, при атаке пеших китайских арбалетчиков). Такими «двойными панцирями» были снабжены кони чжурчжэньских латников «ин», составлявших передние шеренги атакующих цзиньских колонн.
Комплекс панцирного вооружения и его эволюция.
В конце X – первой половины XI вв. в связи с недостатком железного сырья, панцири и шлемы из металлических пластин были распространены почти исключительно среди чжурчжэньской племенной знати и ее
--120--
ближайшего окружения. Чжурчжэньские вожди и князья носили двухчастные ламеллярные кирасы, скрепленные на плечах лямками из железных пластин с удлиненным (киданьское влияние) нижним краем, прикрывающим зад и гениталии (Табл. 6, Рис. 4), ламеллярные конусообразные шлемы с войлочными бармицами (Табл. 4, Рис. 16) и сфероконические наголовья из узких пластин соединенных кожаными шнурами и веревками (Табл. 6, Рис. 5, 6). Шлемы последнего типа носились вместе с открытой ламеллярной (возможно трехчастной) бармицей, а их тулья, для предохранения от сырости, или солнечных лучей могла покрываться тканевым или кожаным чехлом (Табл. 4, Рис. 17, Табл. 6, Рис. 6). Наголовья снабжались султаном из конского волоса, птичьих перьев или хвоста леопарда (Табл. 6, Рис. 2, 5, 6; Табл. 7, Рис. 1). Высшая знать использовала привозные киданьские и корейские доспехи. Простые воины носили панцири из толстого войлока (Табл. 6, Рис. 1), или просмоленной кожи, уложенной в несколько рядов (возможно ламинарным способом) и скроенные в виде безрукавного жилета (иногда с осевым разрезом) или распашной шубы. В качестве дополнительных защитных деталей использовались широкие многослойные пояса, покрытые крупными бронзовыми пластинами квадратной формы (Табл. 6, Рис. 3). Эти пояса могли одеваться как поверх панцирей из органических материалов, так и просто толстых меховых шуб. Возможно, что уже в этот период знатные воины покрывали своих коней попонами из кожи, войлока или выделанных шкур. Чжурчжэньские армии в этот период состоят из племенных ополчений выходящих на бой под руководством своих вождей и под своими племенными и родовыми значками и вымпелами. В ходе сражения противники осыпали друг друга стрелами, а затем сходились в рукопашную, где простые воины действовали дубинами и короткими копьями, а знать – палашами. Широко применялись засады, маневры на поле боя (обход флангов, удары с тыла и т.д.).
Во второй половине XI – начале XII вв. чжурчжэньские правители (в первую очередь из рода Ваньян) начинают массовую закупку панцирного вооружения и железного сырья для его производства за границей (в первую очередь у народов империи Ляо), а так же более массовое, чем прежде, производство железных панцирей у себя на родине. В ходе военной реформы, выделяется новый род войск: тяжеловооруженная копейная конница, действующая в связке с отрядами конных лучников. Чжурчжэньская знать в этот период носит войлочные стеганые халаты (обычно белого цвета) с длинными рукавами, поверх которых одевает купленные (или трофейные, особенно после первых побед над ляосцами) киданьские и бохайские ламеллярные кирасы с наплечниками и набедренниками (Табл. 6, Рис. 7) и железные ляосские шлемы (Табл. 7, Рис.2). В результате перевооружения воинов, меняется тактика. Вместо крупных отрядов ополчения ударной силой армии становятся не многочисленные, но крайне боеспособные
--121--
дружины князей (лучники и копейщики) снабженные железными и кожаными панцирями. Племенные значки упраздняются, их заменяют общие для всех отрядов знамена и деревянные пайцзы на лошадиной сбруе. Под прикрытием копейщиков «ин» на покрытых бронею конях, чжурчжэньские лучники подъезжали к вражескому строю на 100 шагов и били врага «на выбор», растраивая его ряды и выводя из строя командиров противника. После этого конные латники врывались в его ряды орудуя копьями с гранеными наконечниками и крюками, палицами и палашами. В рукопашной схватке обученные навыкам индивидуального боя чжурчжэньские всадники почти всегда легко одерживали верх.
В ходе завоевания империи Ляо, чжурчжэни захватили хранилища и склады с киданьским и китайским оружием, что позволило им снабдить трофейными панцирями едва ли не всех воинов ударных подразделений. Вероятно, что и сразу после захвата земель в Северном Китае у чжурчжэней продолжали преобладать доспехи киданьского типа. По мере становления государства Айсинь Гурунь оружейное производство стремительно развивается в Приморье и вероятно, в Маньчжурии, где создаются достаточно крупные металообрабатывающие базы. О широте распространения панцирного вооружения у чжурчжэней в этот период говорит и тот факт, что доспехами были снабжены не только воины чжурчжэньских линейных подразделений («цзяцзюнь»), но и их оруженосцы («алиси»). Благодаря знакомству с китайским панцирным комплексом, защитное вооружение чжурчжэней стремительно прогрессирует. Наряду с традиционными кирасами, с набедренниками и наплечниками (Табл. 6, Рис. 13, 14), появляются ламеллярные «халаты» со сплошным осевым разрезом (Табл. 6, Рис. 8; Табл. 8, Рис. 2), ламеллярные «ожерелья» (Табл. 6, Рис. 11) и воротники, полусферические наголовья с ламеллярными полями (Табл. 6, Рис. 12), кожаные наручи (Табл. 6, Рис. 9). Усложняется и древковое (комбинированное) наступательное оружие: наряду с копьями с крючьями, появляются наконечники с широкими ножами, распространяются палаши и булавы. Наряду с новыми образцами вооружения продолжают употребляться (особенно на северной периферии) и шлемы из узких пластин, соединенных шнурами (Табл. 6, Рис. 16) и ламеллярные кирасы, теперь впрочем, снабженные усилителями: накладками и «ожерельями».
В конце XII – начале XIII вв. на стыке чжурчжэньских, киданьских и китайских традиций развивается самобытный чжурчжэньский оружейный комплекс, отличительными чертами которого, стали низкие полусферические наголовья с короткими навершиями, открытыми ламеллярными бармицами и прямоугольными налобными пластинами (Табл. 6, Рис. 17), железные маски-личины (Табл. 6, Рис. 22), ламеллярные доспехи из прямоугольных пластин со срезанными верхними краями (Табл. 6, Рис. 18, 20, 21). Получают развитие и комбинированные панцири. Широко используются
--122--
отдельно надевающиеся нагрудники, усиленные дисками- зерцалами, кожаные панцирные сегменты подбиваются железными пластинами (Табл. 6, Рис. 19). Подолы и края наплечников в этот период, оторачиваются широкими полосами цветной ткани или меха. Широкое распространение получает железный конский доспех, состоящий из маски, нашейника, нагрудника, пары боковин и накрупника. Вместе с защитным стремительно пролгрессирует и профильные виды наступательного вооружения. Появляются кончары с крестовидными перекрестьями, железные кистени, сложные комбинированные копья, перьеобразные булавы, новые виды топоров, луков и стрел.
Причину военно-политического поражения того или иного народа прошлого обычно начинают искать в деградации его военного искусства. Насколько существенным был упадок в военном искусстве чжурджэней накануне и входе завоеваний Чингис-хана? На этот вопрос стали пытаться найти ответ, сразу после падения Цзиньской державы. Наиболее точно, на наш взгляд, на него ответил автор «Гуй цянь чжи» Лю Ци: «Если кто- нибудь спросил меня: «Отчего погибла империя Цзинь? Последний император не был таким извергом, как государи Цзе и Чжоу, войска были хорошие…», то я бы ответил бы: «Их корни не держались прочно…» (Воробьев, 1983, С. 228). Как отмечали авторы «Цзинь ши»: «Цзинь армией начала и армией кончила», «Цзинь использовала воинов, чтобы добыть государство, не отличаясь от Ляо» (Воробьев, 1975, С. 191). Действительно, общество чжурчжэней было сильно милитаризировано. Это отразилось на многих областях их общественной жизни: от сращивания военной и административной власти внутри государства (там же), до культурных народных традиций. Практически все время своего существования государство Айсинь Гурунь находилось в состоянии войны с соседями и своими китайскими подданными. Перманентная война позволила чжурчжэньскому военному искусству стремительно развиваться, практически на всем протяжении его истории, однако эта же война истощила и сам чжурчжэньский этнос. Но не смотря на это даже накануне падения Цзинь военное искусство чжурчжэней находилось на очень высоком уровне. Чжурчжэни дольше большинства других народов сопротивлялись монголам (1210 – 1235 годы). Именно в ожесточенном противостоянии с «Золотой империей» сложился комплекс вооружения и тактика воинов Чингис-хана и его приемников. Многие элементы вооружения, считавшиеся на протяжении многих лет «типично монгольскими» имеют чжурчжэньские (точнее «цзиньские») корни. Это относится и к полусферическим шлемам с налобными пластинами и открытой ламеллярной бармицей, и к наголовьям из узких пластин соединенных ремнями и веревками, и, отчасти к ламеллярному «халату», «ожерелью», полусферическим шлемам с полями, и ламеллярному конскому доспеху. Не менее внушительным было и влияние
--123--
цзиньцев на наступательное вооружение монголов, предметы военного быта и военное искусство в целом: комбинированные копья с крючьями и ножами, напильники, подвешиваемые к поясу для заточки стрел, металлические накладки на пояс с петлями для подвешивания оружия и снаряжения, осадная техника, использование пленных при штурме городов, строжайшая дисциплина. Даже не смотря на то, что чжурчжэням приходилось не только отражать вторжения еще не растративших сил монгольских армий, но и вести упорную войну с Сунским Китаем, подавлять практически постоянные восстания своих китайских и киданьских подданных, тяготившихся властью «северных варваров», им удавалось сохранять свое государство на протяжении почти ста лет непрекращающихся войн. Айсинь Гурунь пало только в те годы, когда монголами были покорены Средняя и Центральная Азия, разгромлены на Калке русско-половецкие войска и всего за 2 года до похода Бату-хана на Русь. Во многом именно эти военные традиции позволили чжурджэням пережить в XVII в. военно- политический ренессанс и вновь, как и 400 лет назад стать гегемоном Центральной Азии и Дальнего Востока, подчинив себе и потомков Чингис-хана и его китайских союзников.
Защитное вооружение маньчжур XVI- XIX вв. (1)
Результатом разгрома Цзиньской империи монголами, стала гибель многих чжурчжэньских родов проживавших на территории Северного Китая и включение остальных в состав учрежденных монголами темничеств: Кайюань и Наньцзян. Чжурчжэньские воины были включены в состав многонациональных войск чингисидов и долгое время сражались за монгольские интересы в Центральной и Средней Азии, Кавказе и даже Европе. Падение монгольской Юаньской династии (1368 г.) привело к номинальному подчинению чжурчжэньских кланов китайской империи Мин, правители которой в 1371 г. учредили в Ляодуне военное управление и создали там сложную систему укреплений и гарнизонных поселений (Кычанов, 1997, С. 207-208). Молодая китайская империи вела достаточно осторожную внешнюю политику, благодаря чему чжурчжэни фактически были предоставлены сами себе. Крушение государства Айсинь Гурунь
-------------------------
(1) Позднесредневековые маньчжуры - прямые потомки чжурчжэней. Опираясь на данные средневековых хроник, китайские авторы вплоть до второй трети XVII в., продолжали именовать своих северо- восточных соседей чжурчжэнями. Вероятно, что и сами жители Маньчжурии и Приморья принимали это наименование. Только в 1634 г. Хунтайцзи (Тай-цзун, Абахай) запретил своему народу именоваться этим именем и ввел этноним «маньчжур», как общее самоназвание чжурчжэньских племен (Кычанов, 1992, С. 54). Чтобы избежать путаницы, мы будем определять жителей позднесредневековой Маньчжурии до XVII в., как позднесредневековых чжурчжэней, а в период создания Цинской империи, как маньчжур.
--124--
не прошло для них бесследно. Чжурчжэни вновь, как и 300 лет назад, оказались расколотыми на отдельные племена и кланы, постоянно враждующие друг с другом: «В то время повсюду царила смута… Злодеи и разбойники размножились, как пчелы, они называли себя ханами, бэйле (князьями), амбанями (наместниками) и гашанями (правителями поселений). Все они (стремились) стать верховными правителями, а мукуни (главы кровно- родственных объединений) назначали себя вождями и нападали друг на друга. Родные братья и прежние единомышленники убивали друг друга. Могущественные роды силой подчиняли слабых, и беспорядок всюду был великий» (Кычанов, 1997, С. 208). Военное искусство чжурчжэней в этот период представляло собой причудливый симбиоз из цзиньских и монгольских традиций. К числу последних можно отнести фактически существовавшую среди чжурчжэней XV- XVI вв. десятичную военную систему (Кычанов, 1997, С. 215) и деление отрядов на сотни (Кычанов, 1992, С. 55). В целом можно констатировать некоторое упрощение военного искусства по сравнению с цзиньским периодом. Военное дело жителей Маньчжурии и Приморья XVI в. больше всего напоминало военные традиции чжурчжэней XI в. Как и во времена Развитого Средневековья, очень высоко ценились воины – панцирники (которых, как и в XI в. было относительно не много), владевшие древковым, дистанционным и клинковым оружием. Панцири и шлемы стоили дорого и являлись желанным подарком даже для представителей высшей феодальной знати. Отголоском дефицита качественного панцирного вооружения, в «темный» период маньчжурской истории, была свадебная традиция, в ходе которой вступающий в брак цинский император, в обязательном порядке, делал отцу невесты подарок состоящий из панциря и шлема (Шавкунов, 1993, С. 69).
Войска чжурчжэньских князей XVI в. состояло из профессиональных воинов- дружинников и ополченцев («джусэн»), которые мобилизовывались накануне начала военных действий. Перед сражением чжурчжэни XVI в. (как и их далекие предки) выстраивались по родовым подразделениям. Жители одного селения действовали вместе, под управлением своих старейшин. Впереди строя располагались «секироносцы» вооруженные древковым комбинированным оружием («фу»), за ними – конные копейщики, а позади строя (как во времена Агуды)- конные и пешие лучники. Обученные навыкам индивидуального боя, чжурчжэни XVI в. предпочитали рассыпной строй и рукопашную схватку. Командиры подразделения управляли боем с помощью барабанов, литавр, больших и малых знамен (Лебедева, Болдырева, 1986, С. 88, 89). Воины делились на отряды по пять, десять и сто человек. В случае большой войны несколько родов составляли отряд в тысячу воинов.
--125--
В последней трети XVI в. начался процесс консолидации чжурчжэньских племен, который возглавил Нурхаци из рода Тун. Первые сообщения о его победах над врагами (как и сообщения о чжурчжэнях XI в.) фиксируют количество захваченных у врага лат, по которым можно (хотя и с очень большой долей условности) судить о широте распространения защитного вооружения среди жителей Маньчжурии второй половины XVI в. Так в 1583 г. Нурхаци во главе отряда из 11 конных латников взял штурмом городок Тулунь. В ходе штурма было захвачено 30 комплектов лат, а гарнизон Тулунь в количестве 100 воинов перешел на сторону смелого находника (Лебедева, Болдырев, 1986, С. 88). Панцирей собственного производства в этот период чжурчжэням явно не хватало. Поэтому захваченные в качестве трофеев доспехи и шлемы монгольских воинов или латников других чжурчжэньских племен, заслуживали отдельного упоминания в хрониках (там же). Каждое крупное племя в XVI в. имело собственное укрепленное городище, благодаря чему это время в истории чжурчжэней получило название эпохи «городов – государств» (Кычанов, 1997, С. 210). Внутри таких крепостей находился не только гарнизон, но и дома свободных чжурчжэней («джусэн») и рабов («аха»). Здесь же располагались и производственные объекты. Среди последних выделялись кузницы и оружейные мастерские. В этот период среди чжурчжэньских оружейников существовала четкая специализация, которая была намечена еще в ранний цзиньский период (см. выше). Так в столице Нурхаци г. Фэйала (столица до 1603 г.) имелось «16 мастеров по изготовлению доспехов, 50 с лишним мастеров по изготовлению стрел, 30 с лишним мастеров по изготовлению луков, 15 мастеров по отливке металлов – все они маньчжуры» (Кычанов, 1997, С. 209). Соотнеся число мастеров- лучников и доспешников, можно отметить, что последних было не много, особенно по сравнению с соседними народами: китайцами и бухарцами, у которых существовали целые династии мастеров- «джабатабов», специализировавшиеся на изготовлении защитного вооружения (Бобров, Худяков, 2002, С. 114). В более поздний период среди мастеров, производивших оружие, встречаются не только маньчжуры, но и китайцы, хотя его покупателями могли быть только воины чжурчжэньского происхождения (Кычанов, 1997, С. 221). Вместе с тем на начальном этапе становления нового государства, Нурхаци едва хватало местных мастеров, чтобы снабдить своих отборных воинов высококачественными панцирями, удививших даже минских чиновников: «В Хоу Цзинь доспех, который надевают воины, его лицевая сторона, защита плеч и рук – все из первосортного железа, доспехи для коней точно такие же». «По серебру, железу, кожи, дереву – по всему имеются свои мастера, а мастера по железу особенно искусны» (Кычанов, 1997, С. 209). Наряду с ремеслами, Нурхаци, поощрял хлебопашество
--126--
и коневодство, благодаря чему его воины были снабжены не менее чем десятью конями (Там же. С. 209), не уступавшими скакунам Чахара и Халхи. В ходе ряда успешных компаний Нурхаци подчинил себе земли соседних чжурчжэньских племен, переориентировав их производственные базы на собственные нужды.
В 1589 г. Нурхаци завершив объединение цзяньчжоуских чжурчжэней разделил своих воинов на четыре категории: 1). «опоясанные мечами», 2). «вооруженные железными палицами», 3) «защищенные тяжелыми многослойными доспехами», 4). «способные стрелки из лука» (Кычанов, 1992, С. 55). Судя по данным письменных источников железными и войлочными панцирями, могли снабжаться воины всех четырех категорий. Латники третьей категории носили полные железные и кожаные доспехи усиленные металлическими накладками. В бою войска (как во времена Агуды) управлялись знаменами. По сведениям корейского посланника Ха Се Кука, побывавшего в г. Фэйла в 1596 г.: «Знамена используют зеленые, голубые, желтые, красные, белые, черные». Каждая сотня имела два знамени (Кычанов, 1992, С. 55). В 1594 г. Нурхаци покорил чанбашаньских чжурчжэней и его армия значительно возросла (30-40 тыс. конницы и 40-50 тыс. пехоты) (Там же. С. 55). Усложнившаяся военная система требовала новой структуры. В 1601 г. была проведена знаменитая военная реформа разделившая чжурчжэньское население на военно-административные единицы: «нюру» , по традиции переводимые в отечественной литературе, как «роты». Каждая «нюру» состояла из 300 военнообязанных мужчин («хаха») во главе с командиром «ниру эчжэнем» . Численность «нюру» колебалась на протяжении всего периода. В разное время она состояла из 300 (до 20-х годов XVII в.), 200 (до 1674 г.) и 130-140 чел. (последняя четверть XVII в.) соответственно (Мелихов, 1967, С. 57, 58; Кычанов, 1997, С. 216). Более крупными военно-административными единицами (корпусами) были «знамена» (маньчж. «гуса»). Каждое «гуса» состояла из 30 «нюру» (Мелихов, 1967, С. 57). До 1614 г. существовало 4 знамени: Желтое, Белое, Красное и Синее. Позднее к ним добавили еще четыре знамени: Желтое с каймой (Сян хуан), Белое с каймой (Сян бай), Красное с каймой (Сян хун) и Синее с каймой (сян лань). Штандарты Желтого, Белого и Синего «гуса» окаймлялись красным, а Красного – белым (Мелихов, 1967, С. 57). Желтое, Желтое с каймою и Белое «гуса» считались элитными подразделениями.
--127--
Они составляли личную гвардию маньчжурского правителя (Там же. С. 58). Обширная программа завоеваний требовала консолидации всех родственных маньчжурам племен. Уже в правление Нурхаци начинаются знаменитые «походы за головами». В ходе военных экспедиций на север, чжурчжэнями захватывались мужчины тунгусо-маньчжурских племен, которые затем селились в центральной Маньчжурии и включались в состав войск Нурхаци. Так в 1607 г. было захвачено 2 тыс. пленников, в 1609 г.- 2 тыс. семейств, в 1610 г.- 10 тыс. чел., в 1612 и 1613 годах, Нурхаци захватил в плен 1000 чел., а 200 семейств добровольно перешло на его сторону, еще 10 000 чел было захвачено в 1615 г. в результате похода на ехе-кулэн (Лебедева, Болдырев, 1986, С. 89). Следуя военным традициям цзиньцев и монголов, чжурчжэньские полководцы включали в состав своих армий и инородческие контингенты. Так, после захвата Ляодуна было создано еще 16 «знамен», 8 из которых были укомплектованы восточными монголами, а остальные – китайцами. Таким образом, каждое «знамя» фактически состояло из трех «знамен». Например, в состав Желтого «гуса» входили Желтое маньчжурское, Желтое китайское и Желтое китайское. Т.е. всего армия состояла из 24 «знамен-гуса» (Мелихов, 1967, С. 58). В маньчжурском ксилографе «Чжакунь гусай маньчжусай мукунь хала бэ эчжэхэ битхэ» кроме 625 староманьчжурских родов, входивших в маньчжурскую армию, перечисляются 261 монгольский род, 252 китайских и 44 корейских рода (Лебедева, Болдырев, 1986, с. 90).
Основу маньчжурской армии начала XVII в. составляли конные дружинники, обученные сражаться, как в конном, так и пешем строю, а так же воины- ополченцы. Нурхаци гордился тем, что его воины не являются наемниками (как минские солдаты) и не оторваны от основной массы народа и после завершения боевых действий возвращаются к повседневным делам: «В моем государстве люди, когда они выступают в поход, становятся солдатами, а когда возвращаются, становятся обычными людьми, они пашут землю и воюют, делают два дела и никогда не пренебрегают хоть одним из них» (Кычанов, 1992, С. 56). Однако по мере милитаризации маньчжурского общества ситуация существенно менялась. Так, по мнению Ма Фэньчэнь, маньчжурские воины XVII в. возвращаясь после похода в свои ниру, землю не пахали, а занимались, прежде всего, приведением в порядок воинского снаряжения и коней. А на их полях работали не призывавшиеся в армию «оставшиеся обязанные» («юй дин») и рабы (Там же. С. 59). Втянувшись в затяжной конфликт с минским Китаем, маньчжуры были вынуждены находиться в постоянной боевой готовности. В результате чего, не только элитные подразделения, но и ополченцы были хорошо обучены, вооружены и имели богатый боевой опыт. Их вооружение было достаточно разнообразно. Оно состояло из: «лат, шлема, копья, бердыша и стрел», к которым хронисты иногда присовокупляли
--128--
«мечи» (Тюрюмина, 1992, С. 95). За состоянием оружия тщательно следили высшие командиры: «Если латы, шлемы, луки, стрелы, мечи, копья, бердыши, седла, уздечки и всякого рода вещи воинов худые, то командира роты понижу чином» (там же). Иконографические материалы подтверждают данные письменных источников. Судя по китайским миниатюрам, чжурчжэньские (маньчжурские) всадники были вооружены длинными копьями (которые держали двумя руками), алебардами, саблями, палашами, луками и стрелами («Чжун гво гу…», 1990, С. 249, 11-76, 11-77, С. 254, 11-92, С. 256, 11-100). Причем в ходе вооруженного столкновения могли пользоваться всеми видами оружия попеременно. Введенное в 1589 г. деление воинов по категориям, в зависимости от основного вооружения несколько упростилось. На поле боя выделялись лишь два типа воинов: конные и пешие латники, участвовавшие в рукопашной схватке, и лучники, снабженные облегченными панцирями. По сведениям «Мань-вэнь лао-дан»: «каждый воин или охотник исполняет свою должность, по порядку спешиваясь, и на поле битвы сражаются на своем месте. Люди, одетые в длинные толстые (стеганные на вате) латы, берут в руки копья и бердыши (мечи с широким лезвием и длинной рукояткой) и сражаются впереди. Люди, одетые в легкие сетчатые (кольчатые) латы, берут в руки луки и стрелы и стреляют сзади. Избранные храбрые воины садятся на коней и стоят, глядя на других, чтобы оказать помощь в том месте, где не берут верх (над врагом). Сражаясь, действуют (так), чтобы победить любого врага» (Тюрюмина, 1992, С. 94). Этот отрывок указывает на небезынтересный факт: маньчжуры конца XVI – начала XVII вв., в целом сохранили (хоть и с небольшими вариациями) систему ведения боя, характерную для чжурчжэньских воинов XII – XIII вв. Впереди построений находились тяжеловооруженные воины, с древковым оружием, а позади – снабженные легкими панцирями лучники. И дружинники и ополченцы были обучены сражаться не только в конном (как монголы), но и в пешем строю (как китайцы), что делало маньчжурскую тактику более гибкой и, как следствие более эффективной (Лебедев, Болдырев, 1986, С. 91-93; Бобров, 2002, С. 98; «Мэн-гу-ю-му-цзы», 1885, С. 350-351). На поле боя маньчжуро- чжурчжэньские конные подразделения действовали очень уверенно и агрессивно. По сообщению китайских хронистов, любимой тактикой маньчжурских всадников, была атака с притворным отступлением и последующей рукопашной схваткой: «…когда конница сталкивалась с пехотой (противника), то сначала отступала на несколько чжаней (мера длинны = 3,2 м.), стегая лошадей плетьми, а когда вражеский строй растягивался и разрушался, то конники, пользуясь удобным случаем, врывались в ряды неприятелей и убивали
--129--
врагов» (Фомина, 1974, С. 191). Маньчжуры, как и чжурчжэни XII в., были обучены навыкам индивидуального боя, что делало их крайне опасным противником, для пеших китайских ополченцев. В ходе знаменитого сражения у горы Сарху-Алинь (1619 г.), в ходе которого двадцатитысячная маньчжурская армия разгромила минские (китайские и корейские) войска (200 тыс. чел.), маньчжурскую конницу прославили именно многочисленные рукопашные схватки. Практически все они повторялись по одной и той же схеме. Пешие минские воины, имевшие на вооружении ручное огнестрельное оружие и пушки, опасались ближнего боя с маньчжурской панцирной конницей и стремились, при ее приближении укрыться за станковыми щитами и полевыми укреплениями. Маньчжуры спешивались, атаковали укрепления в пехотных колоннах и открывали дорогу своей «врубающейся» коннице: «наши войска (маньчжуры- Л.Б.), обстреливая вершину горы, с яростью, напролом врезались в ряды противника и сразу же разгромили его лагерь. Они убивали противника, давя и сваливая людей в кучу… Когда войска, рубя мечами, перемешались в схватке, наши воины носились вдоль и поперек. Усилившись всего на одну (тысячу), они сразу наголову разгромили неприятеля…Хан узнав об этом, напал на них сам вместе с четвертым бэйлэ, взяв с собой меньше тысячи всадников. Во время атаки он приказал половине воинов спешиться. Четвертый бэйлэ, взяв конницу, смело напал на минские войска, стрелявшие в них из пушек и ружей. В то время, как наши пешие войска разрушили преграды, кроша мечами их щиты и телеги. И здесь минские войска опять потерпели крупное поражение…Сразу же после этого, пришпорив коней, бросились в контратаку и врезались в ряды китайских войск. Второй бэйлэ Аминь, третий бэйлэ Мангултай и все дворяне один за другим храбро атаковали, вклинившись в ряды неприятеля и тесня его с двух сторон. В результате разгромили войска минцев, больше половины их убили и взяли в плен… Давили, стреляли из луков, рубили обороняющихся и отстреливающихся из ружей и пушек минских воинов… Половина наших войск спешилась и атаковала, поднимаясь по склону. Десять тысяч войск Пан Цзунъяня, загородившись щитами, непрестанно стреляли в наших нападающих солдат из пушек и ружей. Наши войска, вклинившись в их расположение, рубя и сваливая щиты, быстро разрушили лагерь…Четвертый бэйлэ…взяв лучших воинов…начал теснить неприятеля вниз, пуская стрелы и рубя мечами, все время вклиниваясь в гущу неприятеля» (Лебедева, Болдырев, 1986, С. 91-93). Как видно из приведенного выше описания, разгромив одну вражескую колонну, маньчжуры тут же устремлялись
--130--
к другой, чем заслужили похвалу Нурхаци: «Видя, как мы при сражении успевали перемещаться и туда и сюда, всякий скажет, что наша армия могущественна» (Там же. С. 93).
Учрежденная система «знамен» («гуса») и «нюру» не смотря на ряд нововведений в основных чертах повторяла систему мэнъян-моукэ чжурчжэней XII в. Внедрение «знамен» и нюру, укладывалось в общегосударственную политику легитимизации нового маньчжурского государства за счет возвращения к цзиньским корням. Так страна чжурчжэней получило название «Хоу Цзинь» (т.е. «Поздняя» или «вторая» Цзинь), а представители правящего клана носили фамилию Айсинь Гиоро, т.е. «золотой род» или «золотая орда» (Кычанов, 1997, С. 211) в подражании чжурчжэньскому Айсинь Гурунь.
Материалы «Мань-вэнь лао-дан» указывают, что при Нурхаци в составе «нюру» (300 чел.) было не менее 50 панцирников: «Поселяйте для охраны городов 10 латников от (каждых) 50 латников одной роты! 40 латников, выходите и отправляйтесь в поход! Для 20 из 40 отправившихся в поход латников (каждой роты) велите сделать две лестницы и велите (им) осаждать городские стены!» (Тюрюмина, 1992, С. 96). Точно оценить количество латников в маньчжуро-чжурчжэньских войсках кон. XVI – начале XVII в. достаточно сложно. Можно лишь предположить, что в конце жизни Нурхаци значительная часть воинов была снабжена панцирями, изготовленными маньжурскими или китайскими (ляодунскими) мастерами. Но если при первом всеманьчжурском правителе все взрослые мужчины считались воинами, то при его приемниках из трех военнообязанных в действующую армию забирали лишь одного, причем слово «панцирник» стало синонимом «солдата» вообще, что подтверждает наше предположение о широком распространении защитного вооружения среди маньчжуров второй четверти XVII в.: «В каждой ниру из трех маньчжуров одному разрешается надевать доспехи (т.е. уходить в действующую армию – Л.Б.). Нормой является 60 человек. Независимо от того, сколько людей в этих ниру, на службу в армию забирают одного человека из трех» (Кычанов, 1992, С. 59). О маньчжурских воинах осадивших в августе 1652 г. Ачанский городок, русские казаки сообщали: «… на утренней зоре сверх Амура- реки славные ударила сила… на город Ачанской, на нас, казаков, сила богдойская (маньчжурская – Л.Б.), все люди конные и куячные» (т.е. одетые в панцири – Л.Б.) («Русско-китайские отношения…», 1969, С. 135). Во второй половине XVII в. из 130 солдат, составлявших «нюру» помимо командира («ниру эчжэнь») и пяти его помощников, панцирями были снабжены 20 «конных латников» и, возможно, отдельные воины из числа 17 солдат охранения и 80 пехотинцев. Снабженцы, мастер- лучник и кузнец доспехов, по всей видимости, не имели. В конце XVII в. число воинов панцирников еще более увеличилось. Так по данным «Баци тунчжи» «нюру»
--131--
половинного состава состояла из «ротного командира (цзолин)», двух «солдат авангарда (цяньфын»), двух «телохранителей (циньцзюнь)», трех «воинов охранения вооруженных фитильными ружьями». 17 «воинов охраны», 4 «унтер-офицеров (линьцуев)», 39 «коных латников», двух «унтер-офицеров пеших латников», 18 «пеших воинов» и двух «кузнецов» (Мелихов, 1967, С. 60). Даже если предположить, что панцирями были снабжены только командир – «цзолин», его телохранители, «унтер- офицеры пеших латников» и «конные латники», то в сумме это составит 44 воина, что составляет практически половину личного состава подразделения. Причем, судя по контексту, т.н. «пешие воины» (17 чел.) это те же «пешие латники», которые упоминаются на других страницах «Баци Тунчжи» (Там же. С. 61), руководимые упомянутыми выше «унтер- офицерами пеших латников». Судя по изображениям пешие стрелки вооруженные огнестрельным оружием, так же снабжались панцирным комплектом (Табл. 10, Рис. 4). В этом случае можно предположить, что большая часть «нюру» была снабжена панцирями и шлемами. Вместе с тем примечательно и то, что конные латники в этот период были самым многочисленным соединением в составе «нюру».
Значительное колличество воинов – панцирников в цинской армии не должно нас смущать. В эпоху Позднего Средневековья защитное вооружение было достаточно широко распространено даже среди народов еще не приступивших к созданию собственной государственности. Завоеванный же маньчжурами Китай обладал многочисленными базами по изготовлению предметов защитного вооружения. Интересно, что даже в армии южно- китайских повстанцев, действовавшей восновном на морском берегу и островах и сознательно отказывавшейся от создания отрядов конницы и тяжеловооруженных панцирников, из 170 тысяч ополченцев (из них 50 тыс. матросов и 10 тысяч крестьян- резервистов) 8-10, а затем и 30 тысяч воинов были снабжены полными комплектами лат (Фомина, 1964, С. 30; Фомина, 1974, С. 183). Причем каждого панцирника обслуживали пять оруженосцев (там же). Если даже пираты и повстанцы могли снабдить шлемами и панцирями своих отборных воинов, то и для маньчжуров (к середине XVII в. овладевшими крупнейшими хранилищами китайского оружия на севере страны) это было вполне по силам.
Во второй половине XVIII – XIX вв., по мере совершенствования огнестрельного оружия, число панцирников в цинских армиях начинает понемногу сокращаться. В этот период панцирями снабжаются офицеры подразделений конных лучников (Табл. 11, Рис. 1; «Чжун гво гу…», 1990, С. 258, 12-1), пеших стрелков и воины элитных конных частей (Табл. 10, Рис. 8, 9; Итс, Головацкий, 1957, С. 222, Рис. 4).
Специфика развития огнестрельного оружия и тактики народов Дальнего Востока и Центральной Азии обусловили крайне длительное бытование
--132--
защитного панцирного вооружения на территории Цинской империи. В частности пластинчато-нашивные панцири, железные и кожаные шлемы употреблялись маньчжурскими и китайскими офицерами, а так же воинами элитных подразделений, вплоть до конца XIX в. Священный трепет перед военной мощью своих предков, завоевавших в XVII -начале XVIII вв. большую часть Дальнего Востока и восточной части Центральной Азии, вынуждал маньчжурских правителей сохранять военные традиции и вооружение (в особенности защитное) практически без изменений на протяжении почти 200 лет. Это иллюстрирует характерная деталь. Даже после того, как войлочные и тканевые панцири перестали подбивать железными пластинами (т.е. они потеряли свое прикладное значение) маньчжурские и китайские всадники и офицеры, продолжали носить их, как униформу, сохраняя не только покрой доспеха, но и декоративные заклепки от уже не существующих железных пластин (Табл. 11, Рис.11).
Пластинчато-нашивные (пластинчато-клепаные) панцири «куячного типа».
В эпоху Позднего Средневековья и Нового времени панцири с пластинчато-нашивной системой бронирования были самым популярным видом защитного вооружения у маньчжурских и китайских воинов формировавших ударные подразделения цинской армии. Анализ панцирного вооружения чжурчжэней XII – XIII вв. показал, что пластинчато- нашивные доспехи в этот период не получили широкого распространения среди цзиньских всадников. Вместе с тем, подобные панцири были достаточно популярны среди латников центральноазиатских народов, поставлявших своих воинов в армии чингисидов (Худяков, 1980, С. 123-128; Бобров, 2002, С. 102-104). Таким образом, распространение у поздних чжурчжэней и маньчжур доспехов «куячного типа» следует связывать с центральноазиатским влиянием. Вероятно, поэтому же у маньчжур и китайцев пластинчато-нашивной доспех носил название «татарский панцирь» (Горелик, 1983, С. 255).
Бронирование пластинчато-нашивного доспеха куячного типа проходило следующим образом: металлические (иногда кожаные) пластины, как правило, прямоугольной или квадратной формы, приклепывались или подшивались (а иногда использовались и оба варианта крепления), немного перекрывая друг друга к плотной (кожаной, или тканевой) основе с внутренней стороны, так, что постороннему наблюдателю были видны лишь ряды заклепок. Из эстетических соображений панцирные заклепки выковывались из цветных металлов, либо покрывались позолотой или серебрились. Обычно панцирь имел еще и мягкую матерчатую подкладку, то есть пластины фактически оказывались, вшиты во внутрь глухого панцирного «мешка».
--133--
В связи с широким распространением панцирей с пластинчато-нашивной системой бронирования, в эпоху Позднего Средневековья произошла известная унификация металлических пластин, подшивавшихся изнутри к органической основе доспеха. Регламентация и стандартизация размеров, форм и веса панцирных пластин, а так же их местоположение в составе панциря были введены еще в Минском Китае (Мшанецкий, 2000, С. 88). Причем изменения в оформлении пластин, вели к изменению покроя панциря в целом (там же). Маловероятно, что такая регламентация существовала среди поздних чжурчжэней XVI в., разделенных на отдельные роды и племена. Вместе с тем известно, что после создания Цинской империи унификация защитного вооружения была фактически проведена и закреплена специальными постановлениями 1759 и 1818 (Мшанецкий, 1999, С. 9; Итс, Головацкий, 1957, С. 220), что находит свое подтверждение в дошедших до нас цинских панцирях этого периода.
Для изготовления панцирных пластин пластинчато-нашивных доспехов обычно использовалось железо, несколько реже толстая кожа или олово (Мшанецкий, 2000, С. 88). Для предохранения от сырости пластины могли покрываться лаком черного цвета (Итс, Головацкий, 1957, С. 231).
О внешнем виде пластин XVI – XVII вв. можно судить по находкам с территории современной КНР, а об их более поздних аналогах, по дошедшим до нас цинским панцирям XVIII – XIX вв.
Больше всего, пластины от минских и цинских позднесредневековых панцирей, напоминают ранние образцы пластин от доспехов «куячного типа» (Худяков, 1980, С. 124-126). Они так же близки к некоторым типам пластин кочевников Монголии и Южной Сибири XVII – XVIII вв. (Худяков, Скобелев, 1984, С. 110-113). Не смотря на кажущееся разнообразие позднесредневековых маньчжурских пластин, все они сводятся к трем основным типам:
1. Пластины прямоугольной формы с 3-12 заклепками и отверстиями для фиксации с органической основой панциря (Табл. 12, Рис. 1б, 1в).
2. Пластины квадратной формы с 3- 12 заклепками и отверстиями.
3. Пластины сложной (многоугольной) формы.
Благодаря наличию реальных пластинчато- нашивных панцирей XVIII- XIX вв., представляется возможным зафиксировать место расположения различных типов пластин в составе панциря. Так прямоугольными и квадратными пластинами бронировались центральные части нагрудников, наплечников и набедренников (Табл. 12, Рис. 2, 11). Многоугольные пластины, находились по краям панцирных сегментов, где линия покроя, имела сложную форму (проймы рукавов, верхние углы набедренников, «подмышечников» и «передников»). Среди пластин сложной формы преобладали
--134--
прямоугольные пластины с сильно срезанным верхним углом. Судя по дошедшим до нас цинским панцирям, они занимали крайние места в верхних и центральных рядах нагрудников и набедренников (Табл. 12, Рис. 2, 11). Пластины накладывались внахлест, несколько перекрывая одна другую (Табл. 12, Рис.2). Вес и гибкость панциря определялось тем, насколько сильно перекрывали друг друга пластины, и насколько жестким было их соединение между собой и органической основой. Судя по сообщениям китайских источников панцири, подбитые металлическими платинами, могли быть очень тяжелыми (до 24 кг). Поэтому в отряды панцирников брали людей большой физической силы (Фомина, 1964, С. 50).
Глядя на пластинчато-нашивной панцирь, посторонний наблюдатель видел лишь чередующиеся ряды заклепок. Причем обычно, в одном из двух чередующихся рядов, заклепок было в 2-3 раза больше, чем в другом. Достаточно часто заклепки на панцирях выполнялись из цветных металлов. Законы 1818 г. зарегламентировали эту традицию. С этого времени, у принцев крови, князей и датунов заклепки должны были делаться из золота, у заместителей датунов, командиров гвардейских подразделений и гвардейской панцирной конницы – из серебра, у всех остальных латников – из бронзы (Итс, Головацкий, 1957, С. 222). Хотя даже после принятия постановлений, ограничения наложенные законом, в силу разных причин, регулярно нарушались (Там же. С. 228).
Отличительной чертой маньчжурских пластинчато-нашивных панцирей была высокая степень униформизации и стандартизации вариантов их покроя. Точно зафиксировать начало этого процесса пока не удается. Ясно лишь, что во второй половине XVII в. большая часть маньчжурских панцирников была снабжена достаточно однообразными видами нательного защитного вооружения.
Иконографические и музейные материалы, позволяют выделить три основных типа покроя пластинчато-нашивных маньчжурских панцирей второй половины XVII- XIX вв.
1. Безрукавный «жилет» со сплошным осевым и боковыми разрезами, с наплечниками, набедренниками, «подмышечниками» и «передниками».
Основным элементом доспеха этого типа покроя был «жилет» («магуацзы»), который кроился в виде короткой безрукавки (длинна около 75 см., ширина в плечах около 80 см.) со сплошным осевым разрезом. Железными или кожаными пластинами покрывалась либо вся внутренняя часть «жилета» (Табл. 12, Рис. 3), либо только его нагрудная и наспинная часть (Табл. 12, Рис. 11). В подавляющем числе случаев, пластины в «магуацзы» фиксировались к органической основе изнутри с помощью заклепок, которые только и были видны постороннему наблюдателю, благодаря чему в монгольском эпосе такие панцири называются «толстыми латами», с заклепками, как «тысячи птичьих глаз» (Липец, 1984, С. 66).
--135--
В конце XVII- XIX веках «жилет» стягивался на груди и фиксировался круглыми или «восьмеркообразными» пуговицами (обычно из железа или меди). Вероятно, в более ранний период, для этой же цели использовались обычные веревки, лямки и крючки, как в монгольских панцирях XVI- XIX вв. (Табл. 11, Рис. 3).
«Магуазы» (как и большая часть других видов верхней жилетообразной одежды маньчжур) носился не подпоясанным, благодаря чему имел характерный «колоколообразный» (не приталенный) силуэт. При этом маньчжуры, как и чжурчжэни XII – XIII вв. и средневековые монголы, подвешивали оружие к поясу. Однако, у маньчжур в отличие от большинства центральноазиатских и дальневосточных народов кожаные пояса с бляшками и скобами для подвешивания клинкового оружия, налучей и колчанов, находились под панцирем. Поэтому по бокам «магуацзы» делались специальные вертикальные разрезы, через которые выпускались ремни с оружием (Табл. 10, Рис. 2, 3, 5, 8, 9; Табл. 11, Рис. 1, 6-8; Табл. 13, Рис. 6). Длина разрезов могла варьироваться. Обычно она достигала 15-18 см., но иногда разрез мог доходить почти до подмышек. Края органической основы на углах у разрезов часто закруглялись и сужались, благодаря чему передние и задние края «жилета» были несколько длиннее боковых (Табл. 12, Рис. 3). Практически всегда «магуацзы» снабжался по периметру тканевой оторочкой, для которой использовался материал идентичный по структуре органической основе панциря.
Подлинный панцирный «магуацзы» XVIII в. хранится в МАЭ (МАЭ, колл. № 4768- 1В). Он бронирован изнутри пластинами прямоугольной формы с 3-6 заклепками, покрытыми черным лаком, находящих одна на другую. Нагрудную часть панцирного «жилета» формируют 6 рядов пластин (нижний и второй снизу ряд – по 4 пластины с каждой стороны от разреза, третий, четвертый и пятый снизу – по 3, верхний (шестой) по 2 пластины). По разрезу панцирь имеет четыре пары ремней и застежек (см. Табл. 12, Рис. 3).
Китайские статисты на фотографиях конца XIX- начала XX вв. одеты в пластинчато-нашивные панцири эпохи императора Цянь Луна (1736-1795) с внешним бронированием (Чжоу вей чжу, 1957, клише к илл. 89, Рис. 1). Не исключено, что в цинских хранилищах органическая поверхность латных «магуацзы» просто истлела. Однако не стоит отвергать возможность существования в Цинском Китае пластинчато-нашивных панцирей без внешнего матерчатого покрытия (Табл. 19, Рис. 3). Судя по фотографиям 1925 г., такие доспехи носились в комплекте с металлическими зерцалами, наплечниками, набедренниками типа «монгольская юбка» (см. ниже), алебардами и палашами тибетского типа.
Панцирь типа «жилет» самостоятельно носился исключительно редко. Обычно он употреблялся в комплекте с пластинчато-нашивными набедренниками («тецюнь»).
--136--
Известные материалы позволяют выделить 3 типа пластинчато-нашивных набедренников.
Тип № 1. Большие пластинчато-нашивные набедренники прямоугольной и трапециевидной формы.
Набедренники этого типа кроились в виде широкого и длинного передника, разрезанного спереди на две равные лопасти (Табл. 12, Рис. 7б, 7в). По сравнению с набедренниками Развитого Средневековья, их позднесредневековые аналоги были гораздо шире, а главное не пристегивались к поясу (или к нижней части нагрудника), а представляли собой своеобразный двухчастный передник, крепившийся к талии воина самостоятельно с помощью специальных лопастей и лент. Набедренник доходил до середины голени, и охватывали всю верхнюю часть ноги (Табл. 10, Рис. 2-6, 8, 9; Табл. 11, Рис. 1, 6-9). Плавный охват ноги достигался, тем, что обычно пластинами бронировалась лишь центральная часть набедренников, в то время, как их края формировала чистая органика: кожа, войлок или ткань (Табл. 12, Рис. 11в). При посадке в седло тканевая (внутренняя) часть набедренника подминалась бедром всадника, а бронированный сегмент оказывался точно напротив колена, бедра и голени воина. Таким способом, маньчжурские мастера пытались ликвидировать известный конструктивный недостаток работ своих предшественников, в результате которого, при быстрой скачке, набедренники сползали в бок, оголяя колени всадника (Gorelik, 1979, S. 56, Fig. 105, 115-117).
Вариантом этого типа набедренников были «тецюнь», нижние края которых сужались к стремени, благодаря чему по своей форме, этот элемент доспеха напоминал перевернутую трапецию (Табл. 10, Рис. 3; Табл. 11, Рис. 1). Среди знати широкое распространение получили набедренники с закругленным нижним краем (Табл. 12, Рис. 6, 8).
Тип № 2. Большие пластинчато-нашивные набедренники прямоугольной и трапециевидной формы усиленные рядами ламеллярных пластин.
Отличительной чертой набедренников этого типа, были полосы ламеллярных пластин, перемежавшихся с рядами пластин пришитых или приклепанных изнутри органической основы. В отличие от классических ламеллярных панцирей, железные ламеллярные пластинки набедренников, не связывались непосредственно между собой, а вставлялись в специальные кармашки в органической основе лопастей, а их верхняя часть пришивалась к органической части набедренника.
Судя по изображениям и дошедшим до нас маньчжурским панцирям XVIII в., такие набедренники носили члены императорского дома (Табл. 11, Рис. 6, 8, 9), высшие офицеры и командиры подразделений. Пластинчато-нашивные набедренники покрытые рядами ламеллярных пластин,
--137--
фиксируются на изображениях маньчжурских полководцев из «Маньчжоу-шилу» (Табл. 13, Рис. 6), боевом и парадном панцире цинского императора Кан–си (Табл. 12, Рис. 9). Причем в последнем случае ламеллярные пластины покрыты позолотой.
В эпоху Позднего Средневековья ламеллярные панцири были широко распространены среди тибетцев и монголов. Появление и распространение среди маньчжуров набедренников со смешенной системой бронирования мы связываем именно с монгольским влиянием. Вероятно поэтому, у цинских воинов такие набедренники носили название «монгольской юбки» (Чжоу вей чжу, 1957, Илл. 89-1).
Тип 3. Короткие пластинчато-нашивные, стеганые набедренники прямоугольной формы.
В отличие от описанных выше набедренников, данный тип защитного вооружения отличался малыми размерами и структурой органической основы панцирных лопастей. Набедренники доходили до колен, и их ширины хватало только для того, чтобы прикрыть бедро воина. Войлочная основа набедренника подбивалась ватой и простегивалась «в клетку». С внутренней стороны, приклепывались мелкие квадратные пластинки, снабженные четырьмя заклепками. Набедренники снабжались по периметру достаточно толстым войлочным валиком, украшенным мехом или конским волосом (Табл. 13, Рис. 5).
Лопасти крепились к поясу, но не большая длинна, не позволяла им съезжать в сторону, благодаря чему частично достигался тот же эффект, что и в описанных выше случаях. Короткие набедренники носились не только с пластинчато-нашивными, но и с ламеллярными и чешуйчатыми панцирями.
Стеганая органическая основа и оформление коротких набедренников, сближает их с позднесредневековыми пластинчато-нашивными панцирями Монголии. Изображения, на которых присутствуют короткие набедренники, датируются XVI – началом XVII вв. Позднее этот тип набедренников не встречается.
Несколько реже в комплекте с пластинчато-нашивным «жилетом», носили пластинчато-нашивные наплечники («теби»). На протяжении всего описываемого периода они имели форму прямоугольника, иногда сужающегося к локтю (Табл. 10, Рис. 4), а иногда (особенно в XVIII и XIX веке) с закругленными углами или листовидной формы (Табл. 11, Рис. 6, 8, 9). В XVII в. наплечник обычно доходил до локтя и прикрывал собой все предплечье и верхнюю часть лопаток (Табл. 10, Рис. 1, 4, 5). Во второй половине XVIII в. наплечники стали короче, они стали доходить только до середины предплечья (исключение: императорский доспех и наплечники воинов дворцовой гвардии).
--138--
На протяжении всего периода наплечники, как и набедренники, снабжались более или менее широкой тканевой полосой, являвшейся (с середины XVII в.), элементом униформы (см. ниже).
Интересной деталью маньчжурского панциря были фигурно – вырезанные «подмышечники» (Табл. 12, Рис. 6д). Их появление в составе маньчжурского доспеха мы связываем с распространением среди поздних чжурчжэней жилетообразных не подпоясывавшихся панцирей с длинными боковыми разрезами для выпуска ремней с оружием. Подбитые пластинами «подмышечники» прикрывали эти боковые разрезы, делая бока воина менее уязвимыми. Следуя анатомии человеческого тела, верхнюю часть «подмышечников» выкраивали в виде полукруга, в то время как нижняя обычно имела сужающийся к низу вырезной край (Табл. 10, Рис. 1, Табл. 11, Рис. 6, 8, 9, Табл. 12, Рис. 8в). Таким образом, эти панцирные сегменты не мешали подвешенному к поясу оружию, и вдобавок, украшали доспех.
Подмышечники связывались веревками между собой в области груди воина, настолько жестко, чтобы не соскользнуть ходе боя, но при этом не мешать всаднику. Эти панцирные элементы стали отличительной чертой военного костюма знатных цинских конных латников и офицеров. Вероятно, именно под маньчжурским влиянием, тибетские ламеллярные халаты получают в XVIII – XIX веках декоративные полукруглые ламеллярные «подмышечники».
В отличие от «подмышечников», пластинчато-нашивные «передники», широко применявшиеся в среде маньчжурских панцирников, имели богатую историю. Ламеллярные «передники» носили воины Восточного Туркестана в эпоху Раннего и Развитого Средневековья (Горелик, 1995, С. 411; Табл. 52, Рис. 8, 16, 17). Предки маньчжуров – цзиньские чжурчжэни использовали не только отдельно крепившиеся «передники» и «накрестники», но и кирасы с длинным нижним краем. Маньчжурские панцирные «передники» XVII – XVIII вв. кроились в виде прямоугольных, квадратных, или трапециевидных сегментов (Табл. 11, Рис. 6, 9, 11, Табл. 12, Рис. 6в, 8д, 10, 12), пристегивавшихся или привязывавшихся к нижней части жилета «магуацзы» или латной «куртки» (см. ниже). Основная задача пластинчато-нашивных передников состояла в защите нижней части живота и гениталий воина. У центрально-азиатских кочевников и воинов Средней Азии эту функцию, частично выполняла окованная металлом передняя лука седла. Маньчжурские воины на поле боя достаточно часто спешивались и атаковали противника, построившись в тактические колонны. Не удивительно, что у них (как и позднесредневековых западноевропейских ландскнехтов) защита гениталий получила значительное распространение.
Панцири – «жилеты» с наплечниками и набедренниками быстро завоевали популярность на всем Дальнем Востоке, а с приходом маньчжуров
--139--
в Южную Монголию и Халху мода на «магуацзы» должна была появиться и здесь. Косвенным подтверждением этого служат гравюры Корнеева (начало XIX в), на одной из которых изображен «братцкий татарин» (бурят) в доспехах. Его панцирь отличается от цинских доспехов лишь в деталях. Бурят одет в панцирный жилет со сплошным осевым и небольшими боковыми разрезами, к поясу подвешены набедренники, плечи прикрыты наплечниками (см. Табл. 11, Рис. 3). Не смотря на ряд отличий (жилет не застегнут на пуговицы, а соединен с помощью нагрудных тесемок, набедренники несколько короче цинских аналогов, а сам панцирь не только усилен пластинами, но и горизонтально простеган), доспех является модифицированным вариантом маньчжурского «магуацзы» с наплечниками и набедренниками. Это тем более удивительно, что изображенный на гравюре воин является подданным Российской, а не Цинской империи. Вероятно, что южнее, в Монголии влияние маньчжурских военных традиций было еще сильнее.
В самом Китае пластинчато-нашивные жилеты, уже в XVIII в. стали вытесняться более совершенными видами покроя пластинчато-нашивных панцирей (см. ниже). Однако, не смотря на это, «магуацзы» не исчезли совсем и в XIX в. сохранились на вооружении гарнизонных офицеров, а так же отдельных монгольских и маньчжурских подразделений.
Другим видом покроя пластинчато-нашивного доспеха была куртка с длинными панцирными рукавами.
2. Пластинчато- нашивная куртка (кит. «цзюньфу») с коротким подолом, длинными рукавами и сплошным осевым разрезом.
Как и «магуацзы», она была снабжена боковыми разрезами для выпуска ремешков с ножнами, колчанами и налучами. Рукава куртки, подбивавшиеся пластинами, обычно простегивались горизонтально (Табл. 10, Рис. 6, 8; Табл.11, Рис. 1), но были и исключения (Табл. 12, Рис. 4). Отличительной особенностью маньчжурских панцирных рукавов были т.н. «копытообразные» обшлага (Итс, Головацкий, 1957, С. 220, 224.), усиленные железными накладками и закрывающие почти всю кисть целиком (Табл. 11, Рис. 1, 9-11, Табл. 12, Рис. 7а, 8а, 9-11).
Железными и кожаными пластинками бронировалась нагрудная и наспинная часть куртки, подол и рукава. Свободными от пластин оставались плечи, верхняя часть предплечья и локтевого сгиба (Табл. 11, Рис. 10). Это облегчало действия панцирника в ходе конного клинкового и дистанционного боя и делало весь доспех более гибким и эластичным. Для защиты плеч и предплечья использовались пластинчато-нашивные наплечники прямоугольной или листовидной формы. Помимо них, в качестве панцирных усилителей и дополнительных защитных деталей использовались те же элементы, что и с «магуацзы»: набедренники, «подмышечники» и «передники».
--140--
Первые изображения панцирей типа «куртка», относятся к концу XVII- началу XVIII вв. На наш взгляд, этот покрой панциря появился несколько позднее доспеха типа «жилет» . Пластинчато-нашивные доспехи с длинными рукавами были не характерны для Развитого Средневековья. Их появление и распространение среди маньчжур, мы связываем с южным (китайским) влиянием. Так в Минской империи панцири этого типа покроя (без боковых разрезов и «подмышечников) широко использовались китайскими воинами с начала XVII в. (Мшанецкий, 2000, С. 88).
Покрой панциря в виде куртки с длинными рукавами был более практичен, чем его жилетообразный аналог. Не удивительно поэтому, что в течении XVIII в. этот вид корпусного защитного вооружения повсеместно вытеснял пластинчато-нашивные «жилеты». Куртки, лишенные впрочем, подбивки из металлических пластин, но сохранившие декоративную атрибутику (заклепки, наплечники, набедренники и т.д.), сохранились на вооружении высших китайских офицеров, вплоть до начала XX в. (Табл.11, Рис. 11).
3. Пластинчато- нашивной «кафтан» («халат») с осевым разрезом.
Еще одним типом покроя пластинчато-нашивных маньчжурских панцирей был панцирный «кафтан» со сплошным осевым разрезом и длинными (ниже колен) полами и боковыми разрезами. Ранние экземпляры «кафтанов» не имели рукавов, а боковые разрезы делались по всей длинне «кафтана» от края подола до подмышек (Табл. 14, Рис. 13). Позднее к «кафтанам» стали пришивать длинные стеганые рукава бронированые изнутри мелкими металлическими пластинками (Табл. 11, Рис. 10а; Табл. 12, Рис. 4), благодаря чему доспех стал напоминать центральноазиатский халат (отсюда второе название этого типа пластинчато-нашивного панциря). Хотя сохранился и старый вариант покроя, к которому стали добавлять наплечники (Табл. 10, Рис. 13; Табл. 11, Рис. 2) и «подмышечники».
Судя по дошедшим до нас пластинчато-нашивным кафтанам, отдельные их виды, могли иметь и внешнее бронирование. Так, хранящийся в коллекции Чарльза Баттина пластинчато-нашивной кафтан, покрыт рядами лакированных пластин из кожи носорога и черепашьего панциря. Общий вес панциря 9 кг. (Чжоу вэй чжу, 1957, клише к илл. 89, Рис. 2).
Генезис покроя пластинчато-нашивных «кафтанов» достаточно прозрачен. Уже в XV в. такие панцири были широко распространены среди пеших и конных воинов Минского Китая (Табл. 10, Рис. 7, 10-12). Численно преобладали экземпляры без рукавов и наплечников, которые и получили широкое распространение среди цинских воинов XVII в.
--141--
Вероятно, еще в XVII в. в подражании минским солдатам (Мшанецкий, 2000, С. 87), в маньчжурских «восьмизнаменных войсках» были введены элементы униформы. Позднее, в 1759 и 1818 годах предпринимались системные попытки регламентации военной формы и военного доспеха. Причем, законы 1759 г. «…закрепили те формы одежды, которые появились в результате более чем столетнего периода развития маньчжурского военного костюма на китайской почве», а «…обилие и неустойчивость форм, характеризовавших одежду с 1644 по 1759 гг., сменились стабильностью конструктивного решения и декора» (Мшанецкий, 1999, С. 9). С 1818 г. практически не происходило изменений в покрое панцирей, только «…менялось… качество ткани» (Итс, Головацкий, 1957, С. 221). То же можно отметить и по отношению к цветовому решению органического покрытия пластинчато-нашивных панцирей. Если раньше (в XVI в.), органическая поверхность «куяка», выполненная из ткани или войлока, имела естественный цвет, раскрашивалась, или покрывалась цветной тканью произвольного цвета, то вскоре после введения «знаменного» принципа деления войск, армия начала преображаться. Это диктовалось достаточно сложными тактическими принципами построения маньчжурской армии на поле боя. Цветовое разграничение различных подразделений (органического панцирного покрытия и плюмажей) облегчало армейским командирам визуальный контроль над своими подчиненными в ходе сражения (Мшанецкий, 1999, с. 9). Панцирный «жилет» («магуацзы»), набедренники и наплечники (как и пластинчато-нашивные бармицы шлемов) покрывались тканью, цвет которой совпадал с цветом знамени, в котором служил воин, т.е. желтым, белым, красным или синим. Латники, служившие в «нюру» «знамен с каймой», имели по периметру панцирных сегментов тканевую окантовку, по цвету одинаковую с цветом «каймы» на знамени. Так воины «желтого знамени с каймой», носили панцири крытые желтой тканью, с красной окантовкой, воины «Белого знамени с каймой» – белые доспехи с красным кантом, панцирники «Синего знамени с каймой» – синюю основу с красным кантом, наконец, воины «Красного Знамени с каймой» – панцири крытые красной тканью с белым кантом. Существовали исключения из общих правил. Так император носил парадный доспех крытый желтым шелком расшитый золотыми нитями и изображениями драконов. Офицеры конных лучников (не имевших доспехов) использовали в XIX в. панцири и халаты с тканью серого («стального») цвета (Готенротт, 2001, С.175). Сложно сказать насколько четко соблюдались это правила в XVII- начале XVIII вв., но дошедшие до нас доспехи XVIII-XIX веков указывают, на то, что постановления выполнялись далеко не всегда, и высшие офицеры (даже на императорских смотрах) продолжали использовать «… разношерстную, не установленную регламентом форму» (Итс, Головацкий, 1957, с. 219).
--142--
На лицевой и наспинной частях «магуацзы» высших офицеров с XVII в. вышивали изображения мифических чудовищ, вписанных в круг (Табл. 10, Рис. 5; Табл. 12, Рис. 7а, Рис. 10; «Чжун гво гу…», 1990, С. 249, Рис. 11-78; С. 256, Рис. 11-100). Несколько позднее такие «круги» фиксируются на наплечниках, нагрудниках, набедренниках, «подмышечников» дошедших до нас цинских пластинчато-нашивных панцирей (Табл. 12, Рис. 3, 4, 7, 8, 10), причем иногда поверх них одевались дисковидные металлические зерцала (Табл. 12, Рис. 10). В японских и китайских музеях хранятся маньчжурские пластинчато-нашивные панцири, целиком покрытые вышитыми изображениями цветов, зверей и чудовищ (Табл. 12, Рис. 5).
Под панцирями носили толстые поддоспешные «рубахи» из войлока или кожи (кырг. «чаргах») с подолом и рукавами, подвернутыми до локтя. Эта поддоспешная одежда особо хорошо фиксируется на изображениях лишенных наплечников конных маньчжурских панцирников из «Маньчжоу-шилу» (Табл. 10, Рис. 2, 3). Поддоспешные «рубахи» не заменяли нижней одежды и носились в комплексе с шерстяным или шелковым халатом с длинными рукавами.
Пластинчато-нашивные панцири корейцев, минских китайцев и монголов по покрою, несколько отличались от синхронных им маньчжурских доспехов. Монгольские и китайские воины включались в состав «восьмизнаменной армии» еще при жизни Нурхаци. А трофейные минские и корейские латы, собранные на поле боя передавались бездоспешным маньчжурским воинам в годы правления того же Нурхаци и его приемника Хунтайцзи – Абахая (Лебедева, Болдырев, 1986, С. 93). Поэтому кратко остановимся на особенностях покроя пластинчато-нашивных панцирей этих народов, выступавших в начале, как союзники, а затем и как подданные Цинской империи.
Корейские конные латники с XVI в. носили длиннополые пластинчато-нашивные «халаты» с короткими рукавами, сплошным осевым разрезом и длинным подолом (Асмолов, 2001, С. 21). Края панцирных «халатов» оторачивались мехом, пластинчато-нашивной подол, мог снабжаться рядами ламеллярных пластин, как маньчжурские набедренники (Тип №2), а сам панцирь накладными металлическими наплечниками вырезной формы. Этот покрой доспеха, сложившийся в эпоху Позднего Средневековья, просуществовал вплоть до этнографического времени (Итс, Головацкий, 1957, С. 229, Рис. 8б). Похожие стеганные панцирные «халаты» и «шубы» усиленные железными пластинами, носили и позднесредневековые монгольские воины. Ими же употреблялись и пластинчато-нашивные кирасы с длинными набедренниками, составлявшие с нагрудником кирасы единое целое.
Китайский пластинчато-нашивной панцирь напоминал корейский, но вместо коротких рукавов, использовались наплечники, выкроенные из того же
--143--
куска материи, что и нательная часть «халата». На китайском рисунке XVI в., изображающем доспех «кантонского солдата» видно, что панцирь не только подбивался пластинами, но и простегивался ватой. Такой панцирь снабжался оторочкой из меха или конского волоса, и стягивался на груди с помощью веревок (Табл. 10, Рис. 7). Китайские пластинчато-нашивные «халаты» могли кроиться и без рукавов, т.е. в виде «катафракты» со сплошным осевым разрезом и набедренниками до середины голени (Табл. 10, Рис. 10-12).
Судя по изображениям, монгольские пластинчато-нашивные панцири снабжались меховой или тканевой оторочкой рукавов и подола. Эта традиция в XVI – XVII вв. так же была распространена в Средней Азии, Северной Индии, Китае, Корее, Манчжурии и Московии («Чжун гво гу…», 1990, С. 256, 11-96; Асмолов, 2001, С. 21; Итс, Головацкий, 1957, С. 228, Рис. 8б; Шренк, 1899, Табл. XLIV –1; Бехайм, 1995, С. 130, Рис. 171).
Ламеллярный и чешуйчатый доспех.
Если в цзиньскую эпоху доспехи с ламеллярной системой бронирования были самым популярным видом корпусного защитного вооружения, то после монгольского завоевания число ламеллярных панцирей неуклонно уменьшается, уступая место более совершенным и практичным доспехам с пластинчато-нашивной и пластинчато-клепаной системой бронирования куячного типа. Вместе с тем российские и европейские исследователи отмечали, что вплоть до создания Цинской империи, ламеллярные доспехи («панцири из чешуеобразных железных пластинок») были достаточно широко распространены среди маньчжур, завоевавших Минский Китай: « …вслед за покорением Китая маньчжурами и все китайские воины, до императора включительно, облеклись в эти доспехи» (Шренк, 1899, С. 259).
О внешнем виде ламеллярных пластин, использовавшихся маньчжурами, можно судить по рисункам сделанным Л. Шренком в ходе этнографической экспедиции в земли гиляков (нивхов). Остатки ламеллярного панциря (гил. «выч-пэчъ») хранились в состоятельных гиляцких семьях, подчеркивая их богатство и значимость среди соплеменников. Являясь классическим «аниквариатом», панцирные пластины тем не менее крайне высоко ценились туземцами. Так за два обломка панцирной пластины можно было «приобрести себе жену» (Шренк, 1899, С. 259). По мнению путешественника, это было вызвано тем, что пластины воспринимались гиляками, как раритет, передавались от отца к сыну и имели иноземное происхождение. По единодушному мнению гиляков, железные ламеллярные панцири попали к ним из Маньчжурии, где они «тоже высоко ценятся» (там же).
--144--
Пластины, составлявшие панцирь имеют характерную для Дальнего Востока с эпохи Развитого Средневековья прямоугольную форму. Их размеры не известны. Л. Шренк лишь подчеркнул, что они гораздо крупнее пластин составлявших бармицу маньчжурского шлема, так же принадлежавшего гилякам (Там же. С. 258). Каждая пластина снабжена 23 отверстиями: по четыре паре отверстий – в верхней и нижней части пластины, шесть отверстий в центральной части и одно в центре, в нижней части пластины (Табл. 13, Рис. 8). Принцип расположение отверстий, а так же форма пластины сближает ее с цзиньскими аналогами XII – начала XIII вв. (Табл. 1, Рис. 1), что подтверждает данные гиляков о чжурчжэньских (маньчжурских) корнях ламеллярных пластин. Следуя общепринятой в XIX в. точке зрения, Л. Шренк предположил, что ряды пластин «…находят один на другой сверху вниз» (Там же. С. 258), наподобие чешуи. Однако, судить о расположении пластин в панцире по отдельным ламеллярным рядам невозможно. Наличие же кожаной обкладки по краю пластин указывает на то, что именно он был внизу, следовательно, нижний ряд в составе панциря перекрывал верхний (как в большинстве средневековых и нововременных ламеллярных доспехов).
Датировать зафиксированные Л. Шренком пластины можно только по косвенным признакам, так как остатков маньчжурских ламеллярных панцирей пока не обнаружено, а тибетские аналоги состоят из пластин другого (центральноазиатского) типа. В период путешествия Л.Шренка в земли гиляков (середина XIX в.) ламеллярные панцири уже «…совсем вышли из употребления», значительная часть пластин была повреждена, а часть рядов разорвана. Несмотря на схожесть пластин с цзиньскими аналогами, они различаются с ними по числу отверстий, как и с монгольскими ламеллярными пластинами XIII – XIV вв. Исходя из этого, можно локализовать время изготовления, описанных Л. Шренком пластин XV – XVIII веками. Учитывая, что в XVIII в. в Цинской империи использовались почти исключительно пластинчато-нашивные панцири, время широкого бытования ламеллярных доспехов у маньчжур можно определить XV – XVII веками.
Судя по изображениям, помимо классических пластин прямоугольной формы использовались и более мелкие чешуеобразные пластинки, в наборе которых верхний ряд перекрывал нижний (Табл. 13, Рис. 5). Возможно, что так средневековый художник показал не ламеллярный, а чешуйчатый панцирь. Однако ни этнографических зарисовок, ни остатков реальных пластин от маньчжурского чешуйчатого панциря пока не обнаружено.
Иконографические материалы XVI – XVII веков позволяют выделить лишь один тип покроя ламеллярных (чешуйчатых – ?) панцирей: безрукавный жилет со сплошным осевым разрезом. Как и пластинчато-нашивной «магуацзы», он имел длинные разрезы на боках, через которые выпускались
--145--
поясные ремни для подвешивания колчанов, налучей и палашей (Табл. 13, Рис. 2, 5, 6). По периметру «жилеты» снабжались тканевой обкладкой, которая у знатных воинов покрывалась замысловатой вышивкой и оторочкой из меха или конского волоса (Табл. 13, Рис. 5). Интересно, что ламеллярные «жилеты» редко снабжались ламеллярными же наплечниками. Последние кроились в виде прямоугольника, несколько сужающегося к локтю, и прикрывали все предплечье воина (Табл. 13, Рис. 6). Набедренники, носившиеся вместе с ламеллярными панцирями, обычно имели пластинчато-нашивную систему бронирования (Табл. 13, Рис. 5), причем, иногда, поверх органической основы нашивались ряды ламеллярных пластин (Табл. 13, Рис. 6). Зафиксировано лишь одно изображение ламеллярных набедренников на маньчжурском латнике из «Маньчжоу – шилу». Они имеют вид широких лопастей, прикрывающих ноги всадника до середины голени. Судя по изображению, они крепились не к нижнему краю «жилета», а к специальному ремню на поясе (Табл.13, Рис. 2). Ламеллярные «жилеты» снабжались круглыми зерцалами и, что особенно характерно, пластинчато-нашивными подмышечниками (Табл. 13, Рис. 6).
На наш взгляд покрой маньчжурского ламеллярного «жилета» восходит не только к киданьской и чжурджэньской верхней одежде (Табл. 6, Ррис. 4), но и к монгольским ламеллярным и ламинарным панцирям XIV в. Последние имели сплошной осевой разрез и листовидные наплечники. Характерно, что монгольские «жилеты», как и их позднейшие маньчжурские аналоги не подпоясывались и усиливались дисковидными зерцалами (Табл. 13, Рис. 4).
Интересно, что маньчжурский ламеллярный «жилет» разительно отличается от синхронных ему китайских (минских) ламеллярных панцирей. Последние представляли собой «халаты» без рукавов, со сплошным осевым разрезом, набедренниками до середины голени и длинным накрестником (Табл. 13, Рис. 1, 3). Длинные накрестники не характерны для монгольских ламеллярных «халатов» XIII – XIV вв. Зато они встречаются на сунских (южно-китайских) миниатюрах XI – XIII вв. (Горелик, 2002, С. 57, Рис.2). В эпоху Позднего Средневековья и Нового времени ламеллярные «халаты» с длинными накрестниками получили широкое распространение в Монголии и Тибете (Решетов, 1969, С. 130-131; La Rocca, 1999, S. 116, Fig. 7). Не исключено, что в войсках Нурхаци и Хунтайцзи (Абахая) такие панцири носили монгольские воины и латники китайского происхождения из Ляодуна.
Кольчатый доспех.
Судя по данным письменных источников, чжурчжэньские лучники кон. XVI – начала XVII вв. носили «легкие кольчатые панцири», т.е. кольчуги (Тюрюмина, 1992, С. 94) . Надо отметить, что в эпоху Развитого
--146--
Средневековья кольчуги были не популярны среди дальневосточных воинов. Так, данных об использовании кольчатых панцирей цзиньскими чжурчжэнями пока не обнаружено. Проникновение кольчатых панцирей в воинские комплексы народов Центральной Азии и Дальнего Востока начинается уже после монгольских завоеваний и создания государств чингисидов. Вероятно, именно монголы познакомили чжурчжэней с этим видом защитного вооружения.
В музеях КНР хранятся сотни экземпляров кольчатых панцирей. В китайской исторической литературе их традиционно связывают с оружейным комплексом минских лейбгвардейцев XV – XVI вв. (Чжоу вей чжу, 1957, Илл. 84). Действительно, в Минском Китае кольчатые панцири использовались исключительно широко вплоть до особ правящей императорской династии. Однако основным типом покроя минских кольчуг был «халат» со сплошным осевым разрезом иногда с отложным воротником и длинными (до колена или даже до середины голени) полами. Использовавшийся китайскими гвардейцами кольчатый «халат» был лишен рукавов (их заменяли ламинарные нарукавники), а его разрез был снабжен тканевой окантовкой, к которой пришивались металлические пуговицы или крючки. Полы «халата» имели два дополнительных боковых разреза, для облегчения посадки на коня. Кольчатые минские панцири богато украшались органическими обкладками и разноцветными кистями из шерсти или крашенного конского волоса (Табл. 14, Рис. 6, 9). Кольчатые панцири рядовых воинов Минской империи снабжались достаточно длинными рукавами (до локтя или ниже) и были несколько проще по конструкции. Но основные элементы покроя (осевой разрез, застегивающийся на крючки или пуговицы и достаточно длинный подол) неукоснительно соблюдались. Это подтверждается не только письменными и иконографическими источниками (Табл. 14, Рис.8), но и дошедшими до нас подлинными минскими кольчугами (Табл. 14, Рис. 7). Вместе с тем большая часть кольчатых панцирей, хранящихся в фондах китайских музеев, имеют совершенно другой тип покроя. Это кольчужные «рубашки» с не большим горловым разрезом (часто с отложным воротником), подполком, короткими (до середины предплечья) рукавами и не большим разрезом спереди на подоле (Табл. 14, Рис. 1-3). В целом, они очень близки синхронным им кольчатым панцирям Средней Азии (Бобров, Худяков, 2002, С. 122-124,148, Рис. 9; С. 157, Рис. 17-6) и Джунгарии. Не исключено, что отдельные экземпляры были изготовлены бухарскими, кашгарскими или западно-монгольскими оружейниками XVI – XVII вв. Остальные имеют, вероятно, местное (маньчжурское или китайское) происхождение. Однако, судя по покрою и особенностям изготовления, образцом для подражания все же выступали изделия западных мастеров.
--147--
Сколько-нибудь широкого распространения среди цинских воинов кольчатый доспех не получил. Вероятно, пик популярности кольчатых панцирей среди чжурчжэней приходится на кон. XVI – начало XVII вв., когда маньчжурский панцирный комплекс еще не был стандартизирован и унифицирован. В этот период чжурчжэньские латники носили трофейные (китайские и монгольские) кольчатые панцири или их аналоги изготовленные маньчжурскими мастерами. В более поздний период, кольчуги, возможно, поддевались под пластинчато-нашивные панцири, создавая «двойную защиту» корпуса воина.
Маньчжурские панцири из органических материалов.
Наряду с доспехами из металлических пластин, использовались и панцири, целиком изготовленные из органических материалов: кожи, войлока, ваты, ткани и т.д. Этот вид вооружения, в силу своей дешевизны, был широко распространен у многих народов Дальнего Востока и Центральной Азии: корейцев («менгап»), монголов («олбок», «дэгэль»), жителей Средней Азии («чопкут», «аколпок», «купу»).
Судя по изображениям из «Маньчжоу-шилу» покрой войлочного панциря напоминал покрой пластинчато-нашивных доспехов. Он состоял из жилета с осевым разрезом, набедренников и наплечников (Табл. 14, Рис. 11). Стеганный на вате панцирь обычно покрывался однотонной тканью, хотя на европейских гравюрах сохранились изображения стеганых «в клетку» войлочных халатов с длинными полами, которые поддевались под металлические панцири, как кожаные поддоспешные рубахи кыргызов «чаргах».
Панцирь северных соседей и данников маньчжуров- гиляков (нивхов) был описан Л. Шренком во второй половине XIX в. Судя по сведениям гиляцких старожилов т.н. «веревочные панцири» (гил. «кэ-пэч») были изготовлены, так давно, что ни их отцы, ни их деды не знали, кто и когда создал их. Материалом для его изготовления служили, приготовленные из крапивной пряжи веревки и китовый ус (Шренк, 1899, С. 260). По покрою гиляцкий «кэ-пэч» был близок к маньчжурскому «магуацзы». «Веревочный панцирь» кроился в виде жилета без рукавов, с коротким подолом и сплошным осевым разрезом. Ворот оторачивался мехом. В верхней части панциря находилась пуговица с петлей, стягивавшая края «кэ-пэч». На груди и животе, жилет оставался распахнутым (Табл. 14, Рис. 14). По сведениям Л. Шренка его вес был очень велик (там же), а сам панцирь достаточно жесток. Отсутствие жесткой фиксации на груди и животе, позволяло воину, использовавшего «кэ-пэч» чувствовать себя в нем более свободно, тем более, что панцирь носился поверх толстой шубы (там же). Л. Шренк, полагает, что «веревочный» доспех имел «туземное протсхождение». Не оспаривая этот факт,
--148--
отметим, что покрой «кэ-пэч»- традиционен для средневековых чжурчжэней (Табл. 6, Рис. 1). Было бы логично предположить, что подобные панцири использовали и жители Приморья и Маньчжурии до, а возможно, и после создания государства Хоу Цзинь и объединения всех чжурчжэньских племен.
Вероятно, монгольские воины «восьмизнаменных войск» использовали и традиционные для Центральной Азии этого периода стеганые панцири, скроенные в виде кирасы с боковым разрезом («дэгэль») или кафтана с короткими рукавами, подолом и осевым разрезом («олбок»).
Судя по данным китайских и маньчжурских хроник, в эпоху Нурхаци, маньчжуры использовали трофейные корейские панцири (Лебедева, Болдырев, 1986, С. 92, 93). Последние могли изготавливаться из войлока, кожи, «коры» (там же, с.92). Значительной популярностью среди корейских воинов пользовались подбитые хлопком панцири «менгап», кроившиеся в виде «двухслойной» расширяющейся к низу безрукавки, с застежками на левом плече и боку (Асмолов, 2001, С. 21). Экзотическим видом китайских панцирей считались «доспехи из лозы». Для их изготовления лоза вымачивалась, затем высушивалась, а после сушки из нее плели «панцирную» основу. В конце работы доспех покрывался «тунгусовым маслом, становясь легким и прочным», выкрашивался в красный цвет и лакировался (Табл. 14, Рис. 12). Панцири из лозы кроились в виде жилетов с боковыми разрезами. Кроме панцирей из лозы, таким же способом изготовляли шлемы с полями и небольшие круглые щиты («Чжун гво гу…», 1990, С. 256, 11- 98).
Панцирные усилители и защита конечностей.
Небольшие дисковидные пластины «зерцала» служившие дополнительным защитным элементом доспеха были известны жителям Южной Сибири и Дальнего Востока еще в эпоху раннего средневековья (Худяков, 1980, С. 148 , Табл. LII). Как мы убедились выше, круглые плоские зерцала были чрезвычайно популярны среди сунских и цзиньских воинов XII- начала XIII вв. Металлические диски, привязанные к нагрудникам, наспинникам и наплечникам монгольских воинов встречаются в иранской миниатюре XIII- XIV вв. (Горелик, 1987, С. 176, Рис. 5-7, 8). Небольшие железные зерцала обнаружены в захоронениях монгольских воинов этого же периода (Худяков, 1997, С. 101, 102, Рис. 65-1,2). Монгольские и бурятские шаманы XIX в. носили на груди железные диски (буряты – один диск, монголы – два), которые, по мнению С.В. Иванова являются «наследниками» средневековых монгольских зерцал (Иванов, 1978, С. 148, 152).
В Позднем Средневековье роль зерцал в комплексе вооружения конных воинов еще более выросла. Круглые нагрудные зерцала очень часто
--149--
изображались среднеазиатскими художниками, одетыми поверх халатов бухарских воинов (Бобров, Худяков, 2001, С. 124-126, 146, Рис. 5-4, 5). Широко использовали их и монгольские воины XVI – XVIII вв.
Судя по изображениям из «Маньчжоу-шилу» высшие маньчжурские офицеры в начальный период существования Цинской династии носили очень крупные металлические зерцала выкованные в форме диска. Эти зерцала крепились к панцирю специальными ремнями и прикрывали центральную часть корпуса воина (Табл. 10, Рис.1; Табл. 13, Рис. 6; «Чжун гво гу…», 1990, С. 249, 11- 78). Со временем размеры зерцал уменьшились, но их количество в доспехе увеличилось. В конце XVII – XVIII вв. маньчжуры и корейцы усиливали мелкими дисковидными пластинками не только нагрудник, наспинник и набедренники, но и наплечники и, даже, бармицы (Табл. 10, Рис. 8, 9, 1; Итс, Головацкий, 1957, С. 222, Рис. 4; С. 226, Рис. 6а; С. 229, Рис. 8а). Столь большое количество зерцал в одном доспехе можно объяснить тем, что круглые пластины несли в себе не только собственно защитные, но и охранительные сакральные функции. По старинным китайским поверьям металлические зеркала – зерцала «цзин» считались могущественным средством против демонов и оборотней. Демоны, якобы теряли силу, увидев себя в зеркале, а оборотни перед зеркалом являлись в настоящем обличье. Круглые железные пластины, которые маньчжуры носили на груди, назывались «хусиньцзин», т.е. «зеркало, охраняющее сердце» (Итс, Головацкий, 1957, С. 225). Вероятно, в XVII в. зерцала привязывались к доспеху через специальные отверстия, а позднее стали пристегиваться к доспеху с помощью четырех специальных пуговиц (там же).
Сохранившиеся до этнографических времен тибетские зерцала гораздо крупнее своих монгольских аналогов и близки к позднечжурчжэньским. Они носились поверх кольчужной рубашки и держались на теле с помощью нашейных, наплечных и корпусных ремней.
Нагрудные дисковидные зерцала носили монголы Халхи, Ойратии, Чахара и кашгарские подданные Джунгарии. Вероятно, что распределенные по имперским «восьмизнаменным» войскам чахарские латники носили зерцала по маньчжурскому образцу.
В XIX в. зерцала остаются на вооружении высших офицеров, но выходят из обихода у рядовых латников и командиров легковооруженных отрядов. Теперь вместо металлических дисков на верхнюю одежду нашиваются круги из желтой или белой материи (Табл. 10, Рис. 13).
Другим видом усилителя панциря были металлические пластины, пришивавшиеся к органической основе наплечников «куячного типа». Их наиболее ранние варианты выковывались в виде диска или треугольника (Табл. 10, Рис.1). Позднее металлические усилители приобрели форму выгнутой трапеции, плотно охватывавшей пластинчато-нашивной наплечник.
--150--
Такие наплечники, входившие комплекс защитного вооружения высших цинских офицеров снабжались ребром жесткости и украшались гравировкой и золотыми наклепками (Табл. 10, Рис. 8, 9; Табл. 11, Рис. 6, 8, 9, 11). Накладки на наплечники простых конных латников сохраняли форму более или менее выгнутого овала или диска. Появление и распространение железных наплечников среди маньчжурских воинов мы связываем с китайским влиянием. Выгнутые железные наплечники широко употреблялись минскими воинами XV- XVI вв. (Табл. 10, Рис. 11, 12).
В ходе конного клинкового боя особой опасности подвергаются руки всадника. Для их защиты в Средней Азии и Западной Монголии применялись железные створчатые наручи с шарнирным, ременным или кольчатым соединением (Бобров, Худяков, 2002, С. 133, 152, Рис. 13-2). На Дальнем Востоке, в эпоху Позднего Средневековья более популярны были наручи из органических материалов: кожи, толстого войлока или стеганой ваты. Так в Корее XVI в. применялись наручи из плотной ткани. Они прикрывали руку от локтя до костяшек пальцев, причем большой палец закрывался полностью (Асмолов, 2001, С. 22). Данные иконографии позволяют утверждать, что в позднесредневековой Маньчжурии войлочные наручи имели более простую конструкцию. Маньчжурские правители и полководцы использовали горизонтально или вертикально простеганные и подбитые ватой тканевые наручи, иногда покрывавшиеся сверху цветной тканью (Табл.11, Рис. 8). В ряде случаев можно предположить, что наручи делались из мелких пластинок, или очень мелко простеганой толстой ткани. В этом случае они имели специальную органическую подкладку (Табл. 11, Рис. 6). Судя по всему, войлочные наручи были не створчатыми, а цельными с боковым разрезом, который после одевания наруча стягивался специальными тесемками. Иногда наручи имели не ровный верхний край. Если их внутренняя сторона доходила до локтевого сгиба, то внешний сегмент мог закрывать локоть (Табл.11, Рис.6). К нижней части наруча крепилась защита тыльной стороны ладони, состоявшая обычно, из трех трапециообразных металлических пластинок покрытых насечкой и позолотой (Табл. 11, Рис. 6, 8). Мелко стеганые наручи изображались художниками «Маньчжоу-шилу» с помощью особого художественного приема: частой горизонтальной или вертикальной штриховки покрывавшей руки конных латников от запястья до локтя. (Табл. 10, Рис. 1, 3-5; Табл. 14, Рис. 11). Причем у простых воинов защита кисти обычно отсутствовала.
Другим видом защиты рук в этот период, были длинные стеганые нарукавники, прикрывавшие тыльную часть руки от предплечья до костяшек пальцев. Судя по изображениям, они имели расширение в нижней части, благодаря чему в боевом положении обшлаг нарукавника прикрывал почти всю кисть воина целиком. При отсутствии непосредственной опасности,
--151--
обшлага поднимались и заворачивались наверх (Табл. 13, Рис. 6; Табл. 18, Рис. 2). Стеганные войлочные нарукавники носились в комплекте с панцирем «магуацзы» с наплечниками. Похожие нарукавники использовали, так же мусульманские и минские воины XVI – XVII вв., только состояли они не из стеганного ватного покрытия, а из соединенных между собой ламинарным способом кожаных или металлических (железных или медных) пластин подпрямоугольной формы (Бобров, Худяков, 2001, С. 152, Рис. 13-1). Пластины крепились к плечевым панцирным лямкам и удерживались на руке с помощью специальных ремней. Ламинарный нарукавник состоял из трех рядов пластин: длинного (прикрывавшего тыльную сторону руки от предплечья до запястья) и пары коротких рядов из 2-6 пластин (защищавших верхнюю часть предплечья). Ламинарные нарукавники имели органическую подкладку (Табл. 13, Рис. 1, 3). Носились они конными панцирниками в комплекте с ламеллярным, кольчатым или мелкопластинчатым доспехом.
С распространением пластинчато-нашивных курток с бронированными рукавами, надобность в наручах и нарукавниках отпала. Еще раньше маньчжурские мастера отказались от отдельно крепящейся защиты голени и пятки. В отличие от среднеазиатских джабатабов, создавших эластичную систему «дызлык- бутлук» плотно облегавшую бедро, колено и голень воина, маньчжурские оружейники сделали ставку на увеличение размеров пластинчато- нашивных набедренников (см. выше). Вероятно, часть воинов носила сапоги монгольского типа, с толстыми голенищами, подбитыми железными пластинами. Но говорить о широком распространении этого вида защитного вооружения среди цинских воинов не приходится. Так, сапоги, голенища которых покрыты рядами узких железных пластинок, встречаются лишь однажды (да и то на европейской гравюре), как элемент военной одежды маньчжурского императора (Готтенрот, 2001, лист 102, Рис. 11). Соседи и противники маньчжуров так же крайне редко применяли отдельно крепящуюся панцирную защиту ног. Так письменные источники конца XVII в., описывающие снаряжение тяжеловооруженных пеших южнокитайских латников («тигровых гвардейцев») прямо указывают на этот факт: панцирники носили «железные кольчги (в данном случае имеются в виду панцири вообще – Л.Б.), шлемы и маски не защищены, только ноги» (Фомина, 1974, С. 184).
Маньчжурские и китайские шлемы и бармицы.
Железные и кожаные боевые наголовья являлись важным элементом комплекса защитного вооружения маньчжурских воинов. Для Позднего Средневековья вообще характерно увеличение числа воинов снабженных шлемами и миссюрками (Бобров, Худяков, 2002, С. 127), не были исключением и латники Цинской империи.
--152--
Маньчжурские шлемы хранятся в китайских, корейских, российских, японских, французских и американских музеях. Общее число боевых и парадных наголовий в фондах музейных собраний исчисляется сотнями экземпляров. Многие из них являются настоящими произведениями искусства. Имеющиеся в нашем распоряжении материалы позволяют выделить 3 типа шлемов: полусферические, сфероконические и цилиндро-конические. Каждый из них имеет несколько вариантов оформления. Рассмотрим наиболее характерные маньчжуро-китайские наголовья XVII- XIX вв.
Полусферические маньчжурские шлемы с коротким навершием и налобной пластиной.
Фиксируются только по иконографическим материалам XVII – XVIII вв. Данный тип наголовий, является позднейшим вариантом чжурчжэньских (цзиньских) шлемов из Красноярского городища. В маньчжурское время такие шлемы сохранили все характерные черты своих предшественников: низкую полусферическую (обычно цельнокованую) тулью, короткое навершие и налобную пластину. Изменились лишь детали оформления наголовий. Так, верхний край налобной пластины стал вырезаться в виде трехлучевой короны с более или менее острыми углами, во втулку шлема вместо короткого султана стал вставляться сложный плюмаж, из полой трубки с конским волосом и плоским бутонообразным навершием, наконец, ламеллярную бармицу из железных пластин, заменила пластинчато-клепаная бармица открытого типа (Табл. 10, Рис. 1-3, 5; Табл. 13, Рис. 6; Табл. 14, Рис. 11; Табл. 16, Рис. 1, 2).
Необходимо отметить, что в XVI в. похожие шлемы носили и минские конные латники. Их отличительной особенностью была удлиненная нижняя задняя часть шлема, представлявшая собой не широкий назатыльник (Табл. 13, Рис. 1, 3; Табл. 14, Рис. 6; Табл. 16, Рис. 10). Китайские цельнокованые и клепанные полусферические наголовья снабжались небольшими прямоугольными или круглыми налобными пластинами (иногда с козырьками), короткими навершиями, кольчатыми, войлочными или пластинчато-нашивными бармицами открытого типа и украшениями в виде небольших крылышек на височных частях шлема (Табл. 13, Рис. 1, 3; Табл. 14, Рис. 6; Табл. 16, Рис. 10).
Полусферические шлемы были широко распространены среди маньчжурских воинов XVI – XVII вв. Их популярность мы связываем, с давними традициями изготовления полусферических шлемов с налобными пластинами чжурчжэньскими мастерами, берущих свое начало еще во времена Цзиньской империи. Познакомив окружающие народы (в первую очередь монголов и китайцев) с подомным типом шлемов, чжурчжэни продолжали сохранять его на протяжении нескольких столетий практически без изменений.
--153--
Только с конца XVII в., они постепенно выходят из употребления, вытесняясь более совершенными типами боевых наголовий.
Сфероконические шлемы.
Вариант 1. Шлемы из узких пластин с ременным соединением.
Этот тип боевых наголовий был зафиксирован у гиляков путешественником и этнографом Л. Шренком, который на основании оригинала сделал его подробные зарисовки. По сообщениям гиляков этот железный шлем имел маньчжурское происхождение. Наголовье формировали десятки узких железных пластин снабженных (судя по изображениям) не менее чем пятью парами отверстий: четыре пары в центральной части и одна пара в нижней. Пластины соединялись между собой с помощью кожаных шнуров или веревок, так, что одна из них перекрывала другую почти на половину. На тыльной стороне шлема находилась центральная пластина, располагавшаяся сверху и перекрывавшая две соседние, расходившиеся от нее в обе стороны наподобии «веера». Вероятно, на налобной части шлема была такая же центральная пластина, прикрытая с обоих боков соседними пластинами. Через нижние отверстия шлема пропускался специальный шнур, стягивающий нижние края пластин и фиксировавший по периметру тульи тонкий (вероятно кожаный) ремешок-обод. Верхние края пластин стягивались с помощью специального ремня, а в образовавшиеся отверстие вставлялась деревянная «пробка» (Табл. 16, Рис. 4). Последняя была, вероятно, введена в обиход гиляками. Судя по изображениям маньчжурских полководцев конца XVI-начала XVII вв. в навершия сфероконических шлемов вставлялись плюмажи из конского волоса и декоративные копейцы (Табл. 13, Рис. 5). Через отверстия в нижней трети шлема вставлялись шнуры, соединявшие шлем с ламеллярной бармицей, состоящей из одного ряда длинных железных пластин (Табл. 16, Рис. 4).
В целом описанный и зарисованный Л. Шренком шлем является прямым «наследником» чжурчжэньских шлемов «корсаковского типа». Причем это прослеживается и в форме пластин тульи и в способах их соединения между собой. Временные рамки бытования среди нивхов (гиляков) и северо-маньчжурских воинов таких наголовий, видимо, достаточно широки. Судя по всему, шлемы из узких железных пластин соединенных шнурами оставались на вооружении чжурчжэней с эпохи развитого средневековья вплоть до конца XVII в. После чего они встречаются только у их северных соседей, широко использовавших устаревшее маньчжурское защитное вооружение (Шренк, 1899, С. 258, 259).
--154--
Вариант 2. Шлемы с двухпластинчатой тульей, обручем с налобником, козырьком и полусферическим прорезным навершием.
Включает 1 экземпляр. Хранится в музее г. Осака. Высота шлема – 24,3 см., диаметр 21 см. Тулья наголовья склепана из двух половин, стыки которых прикрыты резными накладками. Сами пластины покрыты красной краской, поверх которой нанесены изображения солнца, драконов, луны и моря. Передняя часть обруча имеет расширение, образующее налобник с надбровными вырезами. К верхней части обруча приклепан декоративный прорезной козырек. Венчает шлем так же прорезное полусферическое навершие с отверстием для втулки, которая не сохранилась (Табл. 16, Рис. 7).
Китайские авторы датируют шлем юаньской эпохой. («Чжун гво гу…», 1990, С. 255). Однако аналогов такому наголовью среди монгольских, китайских и корейских материалов XIV в. – нет. При этом практически все основные признаки шлема указывают на его позднесредневековое происхождение. Так, полое полусферическое навершие и резные накладки напоминают навершие и накладки монгольского шлема XVI – XVII вв. хранящегося в Государственном Эрмитаже (Винклер, 1992, С. 254), декоративными козырьками и налобниками снабжены маньчжурские шлемы XVII- XVIII вв. (см. ниже), а обычай покрывать шлемы офицеров красной краской был распространен среди высших минских военачальников XVI в. («Чжун гво гу…», 1990, С. 255). Провести более четкую датировку наголовья позволяет приклепанный к нижней части накладки тульи металлический фиксатор, служивший для крепления декоративных украшений: металлических или деревянных рогов, дисков, плюмажей и т.д. Такие фиксаторы листовидной формы использовались почти исключительно японскими воинами- самураями эпохи Позднего Средневековья и Нового времени. Тот факт, что шлем был захвачен в качестве трофея и, вероятно использовался самурайскими военачальниками в качестве парадного наголовья иностранного происхождения («нанбан-кабуто») и только в последствии был передан в японский музей, позволяет несколько конкретизировать временные рамки его изготовления. Шлем мог быть захвачен или в ходе пиратских набегов на территорию Китая или в ходе т.н. Имджинской войны 1592-1598 годов, в ходе которой минские войска совместно с корейскими отрядами отражали японскую агрессию. Учитывая тот факт, что шлем принадлежал высокопоставленному офицеру (командиру крупного войскового подразделения), второй вариант является более предпочтительным. Таким образом, время изготовления шлема можно локализовать XVI в., а место его изготовления – территорией Минского Китая. Это предположение, впрочем, не исключает возможности использования подобных наголовий чжурчжэньскими военачальниками и их ляодунскими (китайскими) подданными в XVI- начале XVII вв.
--155--
Вариант 3. Шлемы с двухпластинчатой тульей, обручем, налобником и козырьком, бочкообразным прорезным навершием с втулкой.
Включает 1 экземпляр («Жи бо до Юань тэн шень цан ши яфн ци»). Тулья наголовья склепана из двух плавно изогнутых железных пластин, стыки которых прикрыты резными накладками с ребрами жесткости. Шлем снабжен обручем и налобником с полукруглыми надбровными вырезами. Наголовье венчает прорезное «бочкообразное» навершие с трубкой – втулкой для плюмажа. Поверхность пластин тульи покрыта золотой и серебряной инкрустацией в виде облаков, драконов, моря и солнца. С помощью металлических болтов на обруче шлема, к наголовью подвешены пара матерчатых наушей. Назатыльник не сохранился (Табл. 16, Рис. 19).
Китайские авторы датируют шлем юаньским временем, ничем не аргументируя свою датировку. На наш взгляд шлем был изготовлен гораздо позднее. Скорее всего, в XVI – начале XVII вв. На это указывает целый ряд типологических признаков: налобник с надбровными вырезами и декоративным полым козырьком в центральной части, «бочкообразное» навершие, узкие резные накладки с ребрами жесткости. Все эти элементы фиксируются на дальневосточных и центральноазиатских наголовьях только с эпохи Позднего Средневековья. Косвенным признаком в пользу более «молодого» возраста шлема служат и сохранившиеся органические науши.
Несколько сложнее определить этническую принадлежность оружейников изготовивших шлем. По своей форме и системе оформления, данное наголовье ближе всего к корейским шлемам XVIII- XIX вв. (Итс, Головацкий, 1957, С. 229, Рис. 8а). Однако нововременные корейские шлемы, как правило, изготовлялись не из железа, а из толстой кожи и усиливались металлическими накладками-украшениями, в то время, как инкрустация рассматриваемого шлема практически копирует украшения рассмотренного выше минского наголовья, материковое происхождение которого несомненно. Кроме этого корейские шлемы имели полусферическое, а не «бочкообразное» навершие, более характерное для цинских шлемов XVII- XVIII вв. (см. ниже). Скорее всего, шлем был изготовлен маньчжурскими или китайскими (ляодунскими) мастерами во второй половине XVI- начале XVII вв. и находился на вооружении знатного маньчжурского военачальника. Это предположение не противоречит находкам наголовий с территории Северной Кореи. Известно, что со второй половины XVII в. корейская знать активно перенимает предметы вооружения своих северных соседей, в результате чего военный костюм корейских феодалов, напоминал скорее военный костюм цинских офицеров, чем обмундирование рядовых корейских ратников (Мшанецкий, 1999, С. 10).
--156--
Вариант 4. Шлемы с цельной кожаной тульей, обручем с козырьком, псевдонакладками и полусферическим навершием.
Включает один экземпляр. Высота наголовья 26,6 см., диаметр 20 см. Тулья шлема изготовлена из толстой твердой кожи, покрытой черным лаком. По периметру наголовье перехвачено широким медным ободом, украшенным гравировкой. К лицевой части обруча приклепан налобник с надбровными вырезами и многоугольный козырек. Четыре металлические псевдонакладки сходятся в верхней части шлема и фиксируются навершием «шар в блюдце». Последнее имеет отверстие для втулки, которая не сохранилась. С помощью специальных болтов (штырей) к шлему подвешена трехчастная пластинчато-нашивная бармица.
По мнению ученых КНР шлем принадлежал юаньскому воину участвовавшему в походе на Японию, так как в данный момент шлем хранится в одном из японских музеев («Чжун гво гу…», 1990, С. 227). Однако, как и в предыдущих случаях, мы имеем дело с историческим недоразумением. Все параметры шлема указывают на его позднесредневековое происхождение. С большой долей уверенности можно определить и этническую принадлежность оружейников изготовивших шлем. Судя по форме тульи (материалу, из которого она была сделана), форме навершия и псевдонакладок, покрою бармицы шлем был изготовлен корейскими мастерами. Подобные наголовья встречаются на корейских гравюрах с XVI в. (Асмолов, 2002, С. 21). В наше исследование он был включен в силу наличия в нем маньчжурских элементов оформления. В частности козырек корейского шлема был снабжен заклепками, выполненными в виде распустившегося трилистника. Такая система оформления фиксируется нами на наголовьях кон.XVI- XVII вв. маньчжурское происхождение которых несомненно (Табл. 16, Рис. 11, 12). Учитывая тот факт, что маньчжуро- китайские вооруженные силы на протяжении XVII- XIX вв. рассматривались, как сильнейшие в Восточной Азии и являлись образцом для подражания для других народов региона (особенно корейцев- Мшанецкий, 1999, С. 10), можно датировать корейский шлем серединой XVII в. То есть временем, когда Цинская империя сумела овладеть Северным и Центральным Китаем, а корейское государство окончательно потеряло политическую самостоятельность и влилось в русло общеимперской политики.
Вариант 5. Шлемы с двухпластинчатой ступенчатой тульей, налобником, козырьком, полусферическим навершием с трубкой- втулкой для плюмажа.
Включает один экземпляр из фондов Оружейной Палаты Московского Кремля (ОР 2058). Общая высота шлема: 28, 5 см., диаметр – 20 см. Данный экземпляр боевого наголовья был передан в дар русскому царю Михаилу Федоровичу «тунгусским» ламой Ирдени Даин-мен Гарланзу
--157--
29 ноября 1636 г., что позволяет датировать время изготовления шлема концом XVI – первой третью XVII вв. (Табл. 16, Рис. 11).
Тулья шлема (в «Описях…» 1884 г.- «шолома маньчжурского») склепана из двух половин имеющих характерное оформление. Каждая из них имеет два выступа («ребра»), благодаря которым наголовье имеет специфическую «ступенчатую» форму. Спереди и сзади стыки пластин составляющих тулью прикрыты объемными позолоченными железными накладками («гребнями») в виде переплетенных тел драконов. Поверхность тульи покрыта золотой насечкой (орнамент и иероглифы, передающие буддийскую мантру: «ОМ МАНИ ПАДМЕ ХУМ»). Спереди к шлему приклепана налобная пластина с неглубокими надбровными вырезами. Как и на цзиньских шлемах кон. XII – начала XIII вв. (Табл. 4, Рис. 18, 20), налобник соединен с лицевой частью тульи так, что его нижняя часть спускается ниже кромки шлема и доходит почти до бровей воина. К центральной части налобника приклепан позолоченный железный козырек подтреугольной формы. Венчает шлем прорезное, украшенное искусственными камнями навершие, выполненное в виде «шара в блюдце». В навершие вставлена расширяющаяся кверху ярусная трубка-втулка для плюмажа. Интересной деталью ее оформления является шаровидное утолщение в нижней части. Подобные декоративные детали встречаются на среднеазиатских и монгольских шлемах XVI – XVII вв. Причем в Средней Азии шаровидные выпуклости на втулках были не только широко распространены, но и локализованы по времени, что позволяет проводить по ним датировку самих наголовий (Бобров, Худяков, 2002, С.130). Верхняя часть навершия выполнена ввиде расрывающегося бутона, что так же сближает маньчжурское наголовье с синхронными ему монгольскими сфероцилиндрическими шлемами.
По периметру шлема имеются отверстия, в которые вставлены специальные «болты». «Болты» прикреплены к тулье так, что между шляпкой и поверхностью шлема сохранен небольшой зазор. Такая конструкция позволяла подвешивать к шлему (с помощью кожаных петель) пластинчато-нашивные и войлочные бармицы (Бобров, 2002, С. 91). Судя по данным «Описи…» Оружейной Палаты подаренный русскому царю, шлем имел трехчастную пластинчато-нашивную бармицу, крытую сверху цветным бархатом: «…задь (назатыльник – Л.Б.) и стороны (науши – Л.Б.) доски (пластины – Л.Б.) покрыты бархатом цветным, травы шелк червчат, да зелен, да желт» («Описи…»,…, С. 35). Шлем имел подкладку (утеряна к моменту составления «Описи» 1727 г.) и подбородочные ремни («завяски») из «желтого атласа» (там же).
Шлем из Оружейной Палаты несмотря на всю свою оригинальность несет на себе «печать» иностранных, в частности китайских и монгольских традиций. Так надбровные вырезы на налобной пластине фиксируются на
--158--
северо-китайском шлеме XVI в. (Табл. 16, Рис. 7). Вероятно, так же с южным влиянием, следует связывать и появление на наголовье узкого козырька приклепанного не к нижнему краю тульи (как у монголов), а к центральной части налобника. С монгольскими шлемами рассматриваемое наголовье роднит форма втулки, верхняя часть которой выкована в виде распускающегося бутона. Примечательно так же, что на наголовье из Оружейной Палаты присутствуют многие элементы оформления и декора, которые в последствии получат широчайшее распространение среди маньчжурских шлемов кон. XVII – XVIII вв. Это и характерная форма навершия, и налобная пластина с козырьком и объемные (гребнеобразные) накладки прикрывающие стыки пластин тульи, а так же декор и способ оформления тульи (Robinson, 1969, Plate XXIII-A).
«Ступенчатые» шлемы, на наш взгляд, являются переходной формой маньчжурских наголовий. В период их бытования маньчжурские оружейники в целом отказались от сфероконической формы наголовий, а классические для позднейших маньчжуров цилиндроконические шлемы только начинали набирать популярность среди воинов государства Хоу Цзинь.
Цилиндроконические шлемы.
Данный вид наголовий может по праву считаться одним из самых популярных типов шлемов воинов Цинской империи и «классическим» видом боевых наголовий маньчжурских воинов XVII – XIX вв. В музеях КНР, США, Франции, России и других стран хранятся сотни экземпляров подобных шлемов. Остановимся лишь на наиболее типичных наголовьях.
Вариант 1. Шлемы с цилиндроконической формой купола, налобником, козырьком и «бочкообразным» навершием с втулкой для плюмажа.
Один из ранних экземпляров таких наголовий хранится в Метрополитен-музее (США). Цельнокованая (железная) цилиндроконическая тулья шлема снабжена широким обручем, который расширяясь на лицевой части превращается в налобник с полукруглыми надбровными вырезами. К центральной части налобника приклепан пятиугольный козырек «коробчатого типа». Тулья снабжена объемными псевданакладками. Венчает шлем плавно изогнутое «бочкообразное» навершие. Обруч шлема (включая налобник) и навершие покрыты изображениями Будды и спешащих на битву святых (Табл. 16, рис. 12). Очень похожий по оформлению шлем хранится в коллекции Чарльза Батина (Чжоу вей чжу, 1957, Илл. 84-8).
Западноевропейские и американские исследователи датируют шлем XV-XVI веками (LaRocca, 1999, С.115). На наш взгляд датировку можно локализовать концом XVI – первой половиной XVII в. Как мы уже отмечали выше переход от сфероконической формы тульи к цилиндро-конической не был мгновенным. Какой то период наголовья даже сосуществовали друг с другом. В пользу XVI в. говорит налобник шлема,
--159--
выкованный из одного куска с обручем шлема (как у минских наголовий XVI в.), но классическая цилиндроконическая форма тульи и оформление навершия не позволяют удревнить шлем, как это сделали западноевропейские авторы.
Если шлем из Метрополитен-музея находился на вооружении знатных маньчжурских латников, то наголовье из музея Большого буддийского монастыря г. Чжанье использовался рядовыми панцирниками или офицерами низшего командного звена. Цилиндро-конический купол наголовья был лишен обруча, но к его лицевой части был приклепан налобник с надбровными вырезами и пятиугольным козырьком. Шлем был снабжен характерными псевдонакладками, «бочкообразным» навершием с простой втулкой для плюмажа (Табл. 16, Рис. 13). Практически точные копии наголовья из Чжанье хранятся в фондах первой библиотеки Ся Си Чжан Ань шен вей. Их тулья несколько более вытянута, чем описанного нами наголовья, но детали ее оформления практически идентичны (Табл. 16, Рис. 16,18).
Вариант 2. Шлемы с цилиндро-конической формой тульи, обручем, «бочкообразным» навершием и козырьком.
Основное отличие этого варианта наголовий от предыдущего случая заключается в отсутствии налобной пластины. Так цинский шлем из музея г. Цзюцюан имеет простой треугольный козырек, достаточно широкий обруч с болтами- заклепками (для подвешивания пластинчато-нашивной бармицы) и простое «бочкообразное» навершие с втулкой для плюмажа (Табл. 16, Рис. 15). Командир отряда маньчжурских конных лучников в таком наголовье (Табл. 11, Рис. 1) изображен на знаменитой картине «Сражение у реки Эр Цян» (1759 г.), хотя подобные шлемы появились, вероятно, гораздо раньше.
Во второй половине XVIII- XIX вв. Большая часть офицеров среднего командного звена была снабжена железными или кожаными шлемами с бочкообразными или полусферическими медными навершиями и козырьками (Табл. 12, Рис. 12).
Шлемы знати украшались декоративными металлическими элементами: розетками и гребнями, которые крепились на каркасных накладках шлема. Шлем мог иметь одну или две пары гребней с резным краем и сквозными отверстиями (Табл. 11,11, Табл. 12, Рис. 10, Табл. 16, Рис. 20, 21). Так, на шлеме из музея г. Цзюцюан гребни имеют фестончатый края и прорези, а само наголовье снабжено медными розетками, резным налобником, козырьком и навершием «шар в блюдце», в которое вставлена трубка с плюмажем. Появление гребней мы связываем с развитием объемных накладок прикрывавших стыки пластин тульи. Один из ранних вариантов таких накладок фиксируется на маньчжурском шлеме из Оружейной Палаты Московского Кремля (Табл. 16, Рис. 11).
--160--
Цинские шлемы практически всегда носились в комплекте с бармицей. Как правило, позднесредневековые ламеллярные, пластинчато-нашивные, тканевые бармицы разрезались на три сегмента: две боковины (наушники) и назатыльник. Судя по этнографическим аналогиям пластинчато-нашивные и тканевые бармицы в не боевом положении могли носиться в поднятом состоянии завязанными над козырьком (Бобров, Худяков, 2002, С. 162). Кольчатые бармицы не разрезались на сегменты, а кроились в виде прямоугольника прикрывавшего затылок и лицо с боков.
В отличие от бармиц Раннего и Развитого Средневековья, большинство позднесредневековых бармиц принадлежало к разряду открытых, т.е. они защищали затылок, уши и шею. Так минские воины предпочитали кольчатые бармицы открытого типа натянутые на толстую войлочную подкладку (Табл. 13, Рис. 1, 3; Табл. 14, Рис. 9; Табл. 16, Рис.10). У маньчжуров вплоть до начала XVII в. преобладали войлочные и пластинчато-нашивные бармицы того же открытого типа. Бармица могла быть цельной (Табл. 10, Рис. 1-5; Табл. 14, Рис. 11; Табл. 16, Рис. 1, 2), а могла и разрезаться на три элемента: пара наушей и назатыльник. Именно такую бармицу имели «ступенчатый» маньчжурский шлем из собрания Оружейной Палаты, и большая часть цинских наголовий XVII- XVIII вв. (Табл. 10, Рис. 6, 8, 9, 13; Табл. 11, Рис. 6, 8, 11; Табл. 12, Рис. 4, 5, 6а, 10, 12,; Табл. 16, Рис. 17, 19, 21). Бармицы подвешивались к наголовью с помощью специальных гвоздей- заклепок в тулье или обруче шлема, за которые зацеплялась органическая основа войлочных и пластинчато-нашивных бармиц. Вероятно, во второй половине XVII в. науши начинают дополняться специальными лопастями прямоугольной формы, которые в боевом положении стягивались спереди, прикрывая горло воина (Табл. 10, Рис. 13; Табл. 11, 6, 8, 11; Табл. 12, Рис. 5, 10, 12). В ранний период для их фиксации использовались крючки и веревки, позднее преобладали металлические пуговицы круглой или восьмеркообразной формы. Назатыльник был обычно несколько длиннее наушей, а его нижняя часть часто вырезалась, придавая шлемы нарядный вид (Табл. 10, Рис. 3; Табл. 11, Рис. 10б; Табл. 12, Рис. 6а). Все элементы бармицы могли усиливаться железными или бронзовыми дисками, или украшаться небольшими металлическими розетками. Края бармиц обычно оторачивали полосой цветной ткани. Цвет окантовки, согласно знаменному принципу формирования армии, определялся в зависимости от места службы воина.
При транспортировке или в ненастную погоду, на шлемы надевались специальные чехлы. Они упоминаются в монголо-ойратских законах 1640 г. (интересно, что за их кражу вору должны были отрубить палец («Их Цааз», 1981, С. 28). Судя по корейским аналогам (Асмолов, 2001, С. 22) чехол для шлемя представлял собой достаточно высокий кожаный или тканевый колпак, который закрывал шлем целиком (вероятно
--161--
высокие сложные плюмажи при этом вынимались из втулок шлема). Похожие нашлемники из грубой ткани фиксируются и по материалам чжурчжэньских погребений XI в. (см выше).
Под железный шлем всегда одевался подшлемник, амортизирующий удар по-боевому наголовью. Знать применяла для этого специальные шапочки из войлока, закрывавшие почти всю голову, простые воины использовали обыкновенные стеганые шапки с низкой тульей.
Для Позднего Средневековья было характерно использования сложных плюмажей состоящих из двух и более элементов. В Северном Китае и Монголии XVI – XVII вв. использовались плюмажи, составленные из фестончатого или обычного флажка и пучка перьев (Табл. 16, Рис. 5,6), комплекса из трубки с острием и флагом и султана из конского волоса (Табл.16, ОРис. 9, 10, Табл. 13, Рис. 1, 3; Табл. 14, Рис. 9). Судя по миниатюрам конца XVI – начала XVII вв., чжурчжэньские воины так же использовали похожие сложносоставные плюмажи. Так на одном из изображений шлем знатного чжурчжэньского латника увенчан плюмажем из конского волоса, хвоста белки (?) и стилизованного копейца (Табл. 13, Рис. 5). Вероятно, с момента создания Хоу Цзинь стали закладываться основы унификации маньчжурских плюмажей. Уже в XVII в. большая часть цинских воинов носила плюмаж, состоящий из длинной узкой трубки увенчанной плоским бутонобразным трилистником и султаном из конского волоса (Табл. 10, Рис. 1-3, 5; Табл. 13, Рис. 6; Табл. 14, Рис. 11). Последний (в подражании китайцам и монголам), достаточно часто окрашивался в красный цвет. Бутонобразные украшения на шлемах знатных воинов снабжались прорезями и гравировкой (Табл. 10, Рис. 1; Табл. 13, Рис. 6). В более поздний период, плюмажи еще более усложнились. Представители высшей знати стали вставлять во втулки шлемов трубки с длинными ярусными наконечниками, украшенные металлическими шариками и полями, драгоценными камнями и косицами из крашенного конского волоса (Табл. 11, Рис. 6, 8, 11; Табл. 16, Рис. 14, 20, 21). Всадники элитарных подразделений и их офицеры использовали плюмажи представлявшие собой причудливые комбинации из лент, конского волоса и хвоста выдры натянутого на металлический прут (Табл. 10, Рис. 8, 9; Табл. 16, Рис. 20, 21).
В XIX в. все виды плюмажей были жестко регламентированы, как элемент парадной одежды цинских военначальников и гвардейцев.
Имеющиеся в нашем распоряжении материалы позволяют рассмотреть генезис маньчжурских наголовий XVI – XVIII вв.
В XVI в. чжурчжэни продолжали использовать традиционные для дальневосточного региона со времен Цзиньской империи полусферические цельнокованые и клепаные шлемы с низкими навершиями (Табл. 17, Рис. 11), с ламеллярными, пластинчато- нашивными и, возможно, кольчатыми бармицами, а так же сфероконические наголовья корсаковского типа
--162--
из узких пластин соединенных шнурами и кожаной тесьмой (Табл. 17, Рис. 4). Отдельные латники носили классические сфероконические шлемы монгольского типа, склепанные из 6-8 сегментов (Табл. 17, Рис. 9). В этот период отдельные типы шлемов южных и западных соседей чжурчжэней начинают эволюционировать в сторону увеличения размера и общего объема тульи . Модернизируемые монгольские и китайские шлемы («дуулга» и «куй») вытягиваются в высоту, а их купола приобретает форму колокола, что фиксируется иконографическими (Табл. 16, Рис. 5, 6, 9) и археологическими материалами (Табл. 17, Рис. 2). Подобная тенденция видимо, наблюдалась и у чжурчжэней, причем именно у них она достигла своего логического завершения. Для повышения защитных качеств колоколообразных наголовий маньчжурские оружейники стали снабжать их дополнительными диаметральными ребрами. Причем расставание со сфероконической формой тульи шло постепенно. Так, сначала, шлемы снабжались двумя ребрами, благодаря чему купол шлема имел «ступенчатую» форму (Табл. 16, Рис.11; Табл. 17, Рис.13). Однако уже в начале XVII в. маньчжурские и монгольские доспешники стали снабжать шлемы лишь одним ребром жесткости, благодаря чему цинские наголовья приобрели классическую цилиндро-коническую форму . В этот период маньчжурские шлемы все так же снабжались обручами и налобными пластинами, которые стали все чаще дополняться надбровными вырезами и короткими (иногда декоративными) козырьками подтреугольной формы (Табл. 17, Рис. 19). Наряду с маньчжурскими шлемами использовались и трофейные монгольские, китайские (Табл. 10, Рис. 4; Табл. 16, Рис. 3, 8) и корейские (металлические, кожаные и плетеные из тальниковых прутьев ) шлемы и головные уборы. После создания Цинской империи происходит процесс унификации наголовий. Теряют популярность и постепенно выходят из употребления полусферические и сфероконические шлемы, которые продолжают использоваться в основном на периферии маньчжурского государства. Рядовые латники конца XVII- первой половины XVIII вв. носят двухпластинчатые или цельнокованые цилиндроконические шлемы, с «банкообразным» плоским навершием, налобником и козырьком подтреугольной формы (Табл. 17, Рис. 17). Командиры подразделений – цилиндроконические
--163--
и сфероконические наголовья с навершиями типа «шар в блюдце», налобниками, обручами и козырьками. Шлемы офицеров украшались металлическими гребнями, розетками и пышными султанами (Табл. 17, Рис. 27). Застегивавшаяся под подбородком трехчастная пластинчато-нашивная бармица получает дополнительные лопасти для прикрытия горла. Все остальные виды бармиц вытесняются на периферию Цинской империи. Во второй половине XVIII в. металлические шлемы с налобниками, козырьками и сложными навершиями остаются на вооружении высшей феодальной знати, в то время, как офицеры линейных войск и конные латники носят цилиндро- конические наголовья более простой конструкии. Они состоят из двухчастной тульи выполненной из металла или кожи с простым плоским козырьком, медного или железного навершия «бочкообразной» или полусферической формы с втулкой для плюмажа (Табл. 17, Рис. 24). Бармицы снабжаются металлическими дискообразными усилителями и резными накладками. Вводится строгая регламентация плюмажей рядовых воинов, гвардейских и армейских офицеров.
Щиты.
Письменные и изобразительные источники позволяют выделить три вида щитов позднесредневековых маньчжурских воинов: ручные, станковые и передвижные «щиты- стены».
Судя по изображениям из «Маньчжоу-шилу» ручные щиты округлой формы достаточно широко применялись маньчжурскими и китайскими воинами XVI – XVIII вв. Особенно широко были распространены прутяные плетеные на конус щиты «тэнпай». В минское время каркас поля щита делали не очень твердым, благодаря чему его поверхность выглядела неровной (Табл 15, Рис. 1). В эпоху Цинской империи форма прутяного щита несколько изменилась. Теперь его края делались плоскими, а в центральной части щит начинал резко сходиться на конус (Табл. 15, Рис. 3, Рис. 12, 13). Такой «шлем-шляпа» успешно амортизировал удар и позволял прикрыть большую часть корпуса, чем обычный конусообразный прутяной щит. Подобные щиты были известны еще китайским оружейникам, но у маньчжур он получил наибольшее распространение. Плетеные щиты украшались волосяными кистями, помпонами и перьями (Табл. 15, Рис. 3, 11-14). Позднее, вероятно в подражание среднеазиатским аналогам (Бобров, Худяков, 2002, С. 135), прутья «тэнпай» стали оплетаться разноцветными нитями, образующими на поверхности щита замысловатый рисунок. На раннем этапе существования Цинской империи прутяные щиты были не велики (вероятно, до 90 см. в диаметре). Однако позднее, появились «тэнпай» большого размера, прикрывавшие весь корпус воина. Такие щиты использовали воины подразделения «тигров» и других элитарных частей цинской армии.
--164--
Наряду с прутяными использовались и круглые кожаные и деревянные щиты («туаньпай»), повехность которых обтягивалась кожей и покрывалась изображениями морд хищных животных и демонов (Табл. 15, Рис. 2). Численно цельные щиты сильно уступали традиционным для маньчжуров плетеным «тэнпай».
В эпоху Позднего Средневековья плетеные прутяные, кожаные и деревянные щиты округлой формы были широко распространены среди народов Центральной и Средней Азии (Бобров, Худяков, 2002, С. 135-136), причем обычно, они входили в комплект защитного вооружения конного воина. Вероятно и «тэнпай» использовались отдельными цинскими всадниками, однако на позднесредневековых миниатюрах прутяные конусообразные щиты находятся на вооружении пеших (спешенных -?) воинов, вооруженных палашами и часто лишенных панцирей и шлемов (Табл. 15, Рис. 11-14). Судя по миниатюрам «Маньчжоу-шилу» отряды щитоносцев в бою прикрывали спешенных копейщиков, лучников и стрелков из огнестрельного оружия, идущих на штурм вражеской крепости или полевых укреплений («Чжун гво гу…». 1990, С. 234, 11-19, С. 254, Рис. 11-92).
Первые упоминания больших маньчжурских станковых щитов сбитых из досок относятся к середине 80-х годов XVI в. Под их прикрытием воины Нурхаци подбирались к стенам горных крепостей Чжао-цзя и Мардунь (Лебедев, Болдырев, 1986, С. 88).
Реальные маньчжурские станковые щиты XVI- XVII вв. до нас не дошли. Вероятно, они мало отличались от синхронных им северокитайских аналогов («Чжун гво гу…», 1990, С. 254, 11- 91, С. 274, 12-63). Станковые щиты в Китае XVI – XVII вв. делались из деревянных досок или выструганных планок, покрывались кожей или лаком и расписывались красками («Чжун гво гу…», 1990, С. 254, 11-90). Китайские авторы выделяют 3 основные формы станковых щитов (см. Табл. 15, Рис. 4-6). Все они имеют в своей основе прямоугольник. В первом случае щит несколько сужался к низу, а его верхний край имел треугольный вырез (Табл. 15, Рис. 4). Второй вариант предполагал расширение плоскости щита в нижней трети (Табл. 15, Рис. 5). Наконец, третий вариант предполагал сужение щита посредине (табл. 15, Рис. 6). В Цинской империи XVII – XVIII вв. употреблялись станковые щиты прямоугольной и трапецевидной формы (см. Табл. 15, Рис. 7-10), немного сужающиеся к низу, а так же щиты с треугольным вырезом внизу (Табл. 15, Рис. 9; «Чжун гво гу…», 1990, С. 274, 12-62). Поверхность щитов расписывалась изображениями хищников и чудовищ.
В ходе войн с Минским Китаем, маньчжуры познакомились с щитообразными передвижными укреплениями для защиты пехотинцев от стрел («айпай чжэцзянь»). Они представляли собой достаточно крупные (до 2 м. в высоту и до 3 м. в длинну) сбитые из крупных досок деревянные щиты
--165--
посталенные на колеса и снабженные «оглоблями» и бойницами для стрелков (Табл. 15, Рис. 15). В ходе боя за каждым «айпай чжэцзянь» укрывалось 3-4 воина, двое из которых толкали щит вперед, а другие вели стрельбу из ружей («Чжун гво гу…», 1990, С. 249, 11-76, 11-78, С. 254, 11-92). Такие передвижные укрепления были очень громоздки и уязвимы для нападения кавалерии с тыла, поэтому после окончания завоевания Китая, они достаточно быстро вышли из употребления.
Оценивая эволюцию цинских щитов в исследуемый период, можно отметить, что с течением времени число типов и видов неуклонно сокращалось. Однако щиты не были сняты с вооружения цинской армии, а прутяные щиты «тэнпай» сохранились в отдельных подразделениях вплоть до конца XIX в.
В завершении обзора защитного вооружения цинских воинов, следует коротко остановиться на проблеме конского доспеха. Данные письменных источников конца XVI – начала XVII вв. указывают на то, что маньчжурами Нурхаци использовались конские доспехи из «первоклассного железа» (Кычанов, 1997, С. 209). Реконструировать покрой и структуру маньчжурской панцирной попоны этого периода достаточно сложно. Скорее всего, раннецинские конские панцири имели ламеллярную или пластинчато-нашивную систему бронирования, а их покрой слабо отличался от синхроных им мангольских и китайских конских доспехов (Табл. 18, Рис. 2). Не стоит исключать возможность использования маньчжурскими всадниками и кольчатых конских попон. Минские императоры еще в середине XVI в. одевали своих боевых коней в кольчужные нагрудники и накрупники-боковины богато украшенные разноцветными кистями и лентами (Табл. 14, Рис. 9). Головы коней прикрывали резные металлические налобники с волосяными помпонами и декоративными рогами со вставленными в специальные отверстия птичьими перьями.
В XVII в. конский доспех у маньчжур стремительно выходит из употребления. Цинские военначальники сделали ставку на маневренность и подвижность, на стремительные рейды «средней» конницы, воины которой были снабжены панцирями и шлемами, но сидели на незащищенных бронею конях. Надо отметить, что маньчжуры не были оригинальны в таком подходе к организации вооруженных сил. К постепенному сокращению числа тяжеловооруженных всадников в этот же самый период пришли и монгольские ханы и среднеазиатские эмиры (Бобров, Худяков, 2002, С. 138, 139, 142) и китайские правители. В результате роль тяжеловооруженной конницы в центральноазиатском и дальневосточном регионе со второй половины XVII в. была не велика.
--166--
Эволюция комплекса защитного вооружения маньчжур XVI – XIX вв.
Разгром государства Айсинь Гурунь и падение «Золотой династии» не могли не сказаться на социальной, политической и экономической жизни чжурчжэней. В области общественного развития чжурчжэни были отброшены на столетия назад. Вновь, как и в XI в. они были разделены на отдельные племена и родовые группы, враждующие между собой. Основу армий родовых князей и старейшин составляли дружинники, обученные сражаться как в конном, так и в пешем строю, владеющие навыками дистанционного и ближнего боя.
На поле боя дружинники группировались вокруг знамени впереди основной массы воинов. Вторую линию построения занимали ополченцы («джусэн») вооруженные луками, стрелами, плетеными или станковыми щитами и древковым оружием. Знатные дружинники и феодалы носили низкие полусферические или объемные сфероконические шлемы с налобными пластинами, «открытыми» пластинчато-нашивными, кольчатыми или ламеллярными бармицами. Корпус состоятельного воина предохранял ламеллярный, чешуйчатый или пластинчато-нашивной панцирь, скроенный в виде безрукавного «жилета» («магуацзы») со сплошным осевым и дополнительными боковыми разрезами (Табл. 17, Рис. 8), или панцирный «кафтан» с длинными полами (Табл. 17, Рис. 3). «Магуацзы» усиливали наплечниками и набедренниками (Табл. 17, Рис. 6, 8). Знать выезжала на бой на покрытых бронею конях, держа в руках копья украшенные разноцветными значками и знаменами. Рядовые дружиннники и зажиточные ополченцы довольствовались простыми мелкопластинчатыми шлемами с ременным соединением и ламеллярными бармицами (Табл. 17, Рис. 4), доспехами из войлока, кожи, перекрученных веревок (Табл. 17, Рис. 5) и простыми пластинчато-нашивными кирасами. При штурме городов и в ходе продолжительных полевых сражений использовались большие станковые щиты, сбитые из досок, обтянутые кожей и покрытые изображениями хищных зверей и чудовищ. Легковооруженные пехотинцы и отдельные конные панцирники использовали круглые плетеные на конус щиты («тэнпай») украшенные кистями и помпонами.
В последние десятилетия XVI в. в Маньчжурии начинается складываться новое государство. Роль «средней» панцирной конницы неуклонно растет. В результате постоянных войн, медленно, но верно стирается грань между ополченцами и дружинниками. Введение Нурхаци «знаменной» системы управления чжурчжэньскими племенами, завершила многолетний процесс милитаризации маньчжурского общества. Благодаря патерналистской политике центральных властей, развивается металлургия. Улучшается качество и увеличивается количество выпускаемой панцирной продукции. Широко используются захваченные в бою монгольские, китайские и корейские доспехи. В результате к моменту воцарения Хунтайцзи (Абахая)
--167--
значительное количество простых воинов в составе «нюру» уже были снабжены пластинчато-нашивными, ламеллярными и кольчатыми (Табл. 17, Рис. 1) панцирями. Выделяются различные категории воинов. В ходе боя впереди действуют тяжеловооруженные панцирники с древковым («фу», «чанцянь») и клинковым оружием, в ламеллярных, стеганых и пластинчато-нашивных латах. Позади них разворачиваются подразделения лучников одетых в легкие кольчужные «рубашки», что живо напоминает тактику чжурчжэней времен Агуды.
Вместе со шлемами старых конструкций (Табл. 17, Рис. 12), появляются новые: ступенчатые (Табл. 17, Рис. 13) и цилиндроконические (Табл. 17, Рис. 19). Они снабжаются налобными пластинами с надбровными вырезами и козырьками, металлическими накладками, полушаровидными и «бочкообразными» навершиями. Знать носит «магуацзы» усиленные металлическими зерцалами и накладками и дополненные наплечниками, набедренниками (иногда с нашитыми рядами ламеллярных пластин), «передниками», стегаными нарукавниками, наручами и «подмышечниками» (Табл. 17, Рис. 18). Набедренники и края панцирных «жилетов» снабжались оторочкой из цветной ткани, конского волоса или меха.
Захват Китая приводит к усложнению армейской структуры. Появляются новые рода войск, численность самой армии резко увеличивается. Количество латников в маньчжурских «нюру» достигает пика (более половины личного состава подразделения). Попытки унифицировать панцирное вооружение, получают системный характер. Ламеллярные и кольчатые панцири постепенно вытесняются пластинчато-нашивным «магуацзы» (Табл. 17, Рис. 16) и в особенности пластинчато-нашивной курткой («цзюньфу») с бронированными рукавами унифицированной системой покроя (Табл. 17, Рис. 20). Вводится сложная цветовая регламентация военного костюма, соответствующая «знаменной системе» деления армии.
В XVIII в. развитие огнестрельного оружия приводит к постепенному сокращению числа панцирников в армии. В результате, к концу периода металлические панцири остаются на вооружении только элитных подразделений маньчжурской конницы и офицеров цинской армии (Табл. 17, Рис. 24-26). Отмирание защитного комплекса (средневекового военного костюма) происходит исключительно медленно. Высокопоставленные военные чиновники вплоть до начала XX в. продолжают носить «магуазы» и «цзяньфу», сохранившие панцирные заклепки, но лишившиеся пластин подбоя.
Изучение материалов по военному искусству чжурчжэней и маньчжур XI – XVIII вв. в области панцирной паноплии позволяет утверждать, что в эпоху Развитого Средневековья на территории Приморья и Маньчжурии сложился самобытный оружейный комплекс, имеющий некоторое сходство с традиционными центральноазиатскими и китайскими военными
--168--
комплексами, но при этом глубоко оригинальный в своей сути. На протяжении XII в. он породил многочисленные предметы панцирного вооружения, которые затем были привнесены в воинские культуры других центральноазиатских и дальневосточных народов. На основе цзиньского военного искусства развился панцирный комплекс Цинской империи, впитавший в себя многие элементы чжурчжэньской оружейной традиции. Однако, если доспех чжурчжэней XI – XII вв. развивался под сильным влиянием своих соседей, то его маньчжурский аналог сам был образцом для подражания для народов Дальнего Востока, Южной Сибири, Юго-Восточной и Центральной Азии.
Таблицы с рисунками
Таблица 1. Чжурчжэньские, киданьские и сунские ламеллярные панцыри и шлемы XI – начала XIII вв.
1-4. Типы ламеллярных пластин найденных в чжурчжэньских поселениях и захоронениях XII – начала XIII вв.: 1). Лазовское, Шайгинское, Новогордеевское городища; 2). Краснояровское, Шайгинское городища; 3). Шайгинское городище; 4). Шайгинское городище.
5, 6. Изображение киданьских латников эпохи Ляо (с картины китайского художника Чан Цуйчжуна «18 жалоб госпожи Цай Вэнчжи»).
7. Изображение чжурчжэньского латника (с китайской картины XII в.).
8. Глиняная скульптура из цзиньской гробницы XII в. (КНР).
9. Прорисовка с китайской гравюры «Стражник» (династия Сун).
10. Изображение знатного воина из цзиньской гробницы (КНР).
11,12. Варианты реконструкции ламеллярного нагрудника (наспинника- ?) из Корсаковского городища (тайник из стенки могилы № 75).
13. Реконструкция ламеллярного чжурчжэньского нагрудника (наспинника -?) из Лазовского городища.
14. Ламеллярный сегмент (плечяевая «лямка») из Корсаковского могильника (погребение № 172).
15, 16. Ламеллярные халаты эпохи Сун (с иллюстраций военной энциклопедии 2-й половины XI в. «Уцзин Цзуньяо»).
--169-170--
Таблица 2. Ламеллярные и комбинированные чжурчжэньские и сунские панцыри и конские панцирные попоны XI – начала XIII вв.
1-6. Ламеллярные и комбинированные панцири эпохи Сун (с иллюстраций военной энциклопедии 2-й половины XI в. «Уцзин Цзуньяо»).
7. Железная пластина из Осиновского поселения.
8. Тяжеловооруженный китайский конный воин (с миниатюры эпохи Сун).
9. Конные чжурчжэньский копейщик и лучник (с миниатюры эпохи династии Цзинь «Выступление гвардии в поход…»).
10. Фигурка «духа – предка». Вид сзади и спереди (Шайгинское городище).
--171--
Таблица 3. Изображения легковооруженных цзиньских воинов XI – XIII вв.
1. «Чжурчжэньский лучник» (с китайской картины XII в.).
2. «Цзиньский знаменосец» (татарин-?) с сунской картины кон. XII – начала XIII вв.
3. «Чжурчжэньский воин» (со стенописи в чжурчжэньской гробнице на северо-востоке КНР, XII в.).
4. Чжурчжэньские загонщики (с китайской картины XI в. «Охота императора династии Ляо»).
--172--
Таблица 4. Чжурчжэньские, мохэсские, сунские, киданьские и юаньские шлемы XI – XIII вв.
1. Пластина тульи шлема из Корсаковского могильника (тайник погребения №87): а) – вид спереди, б)- вид сбоку.
2. Пластина от ламеллярной бармицы шлема из Корсаковского могильника (тайник погребения № 87).
3. Пластина тульи шлема из Рощинского могильника, а) – вид спереди, б)- вид сбоку.
4. Пластина от ламеллярной бармицы шлема из Рощинского могильника.
5. Система крепления пластин тульи, ламеллярных пластин бармицы Корсаковского шлема (реконструкция).
6-8. Изображение цзиньских шлемов XII- начала XIII вв. с каменных барельефов из чжурчжэньских гробниц (КНР) и китайских картин (по М.В. Горелику).
9. Киданьский шлем (с картины китайского художника Чан Цуйчжуна «18 жалоб госпожи Цай Вэнчжи»).
10-13, 15. Изображения китайских шлемов (с иллюстраций сунской военной энциклопедии 2-й половины XI в. «Уцзин Цзуньяо»).
14. Полусферический шлем с ламеллярными полями (китайский рисунок, династия Юань).
16. Реконструкция мохэсского (ранне – чжурчжэньского) ламеллярного шлема с войлочной бармицей из могильника Шапка (реконструкция Л.А. Боброва).
17. Реконструкция чжурчжэньского шлема с ламеллярной бармицей из Рощинского могильника (поверх тульи чехол из грубой ткани, перехваченный кожаным ремешком) (реконструкция Л.А. Боброва).
18. Чжурчжэньский шлем №1 с ламеллярной бармицей из Краснояровского городища (реконструкция Л. А. Боброва).
19. Пластины от ламеллярной бармицы шлемов из Красноярского городища: а). «s- образная» пластина из верхнего ряда пластин бармицы, б). Пластина 2-3 ряда бармицы.
20. Чжурчжэньский шлем № 2 с ламеллярной бармицей из Красноярского городища (реконструкция Л.А. Боброва).
21. Чжурчжэньский шлем из тайника Корсаковского могильника. Тайник в погребении № 87 (реконструкция Л. А. Боброва) .
22. Тулья шлема из Корсаковского могильника. Проекция (вид сверху).
23. Железная маска-личина (Шайгинское городище).
--173-174--
Таблица 5. Конские доспехи.
1. Полный конский доспех. Династия Ляо (с картины китайского художника Чан Цуйчжуна «18 жалоб госпожи Цай Вэнчжи»).
2. Конский доспех. Династия Цзинь (с каменного барельефа из гробницы на севере КНР).
3. Усиленный чжурчжэньский конский доспех (с китайской картины XII в.).
4,5. Конские маски (с иллюстраций китайской военной энциклопедии 2-й половины XI в. «Уцзин Цзуньяо»).
6. Изображение чжурчжэньской конской маски (с миниатюры эпохи династии Цзинь «Выступление гвардии в поход…»).
7. Китайская конская маска (с картины эпохи династии Сун).
8. Конский панцирный «нашейник» (с иллюстраций китайской военной энциклопедии 2-й половины XI в. «Уцзин Цзуньяо»).
9.Центральная часть конской панцирной попоны: «боковины» (с иллюстраций китайской военной энциклопедии 2-й половины XI в. «Уцзин Цзуньяо»).
10.Ламеллярный конский «нагрудник» (с иллюстраций китайской военной энциклопедии 2-й половины XI в. «Уцзин Цзуньяо»).
11. Ламеллярный конский «накрупник» (с иллюстраций китайской военной энциклопедии 2-й половины XI в. «Уцзин Цзуньяо»).
12. Реконструкция конского доспеха конных латников династии Сун (по материалам китайской военной энциклопедии 2-й половины XI в. «Уцзин Цзуньяо»). Автор реконструкции: Бобров Л.А.
--175-176--
Таблица 6. Эволюция защитного вооружения чжурчжэней XI- начала XIII вв.
1. Стеганный войлочный жилет с меховой оторочкой.
2. Ламеллярный шлем шапкинского типа с тканевой бармицей и плюмажем из фазаньих перьев.
3. Боевой пояс с бронзовыми пластинами амурского типа и колокольчиками.
4. Ламеллярная кираса с ламеллярными наплечными «ремнями» корсаковского типа.
5. Шлем корсаковского типа из узких пластин соединенных шнурами с ламеллярной бармицей, украшенный клыками кабана и фазаньими перьями.
6. Шлем корсаковского типа с ламеллярной бармицей, тканевым чехлом для тульи и плюмажом из тигриного хвоста.
7. Полный ляосский доспех.
8. Ламеллярный «халат» со сплошным осевым разрезом и кожаными плечевыми ремнями.
9. Кожаные створчатые наручи.
10. Ламеллярные листовидные наплечники на органической подкладке.
11. Ламеллярное «ожерелье».
12. Полусферический клепаный шлем с ламеллярными полями, подбородочными ремнями и султаном из крашеного конского волоса.
13. Ламеллярная кираса лазовского типа. Ламеллярные набедренники с тканевой оторочкой.
14. Ламеллярные набедренники с тканевой оторочкой.
15. Ламеллярные наплечники на органической подкладке и с тканевой оторочкой.
16. Полусферический ламеллярный шлем на войлочной подкладке, с ламеллярной бармицей и плюмажем из конского волоса.
17. Полусферический цельнокованый шлем краснояровского типа с налобной пластиной, низким навершием, ламеллярной бармицей открытого типа, подбородочными ремнями и плюмажем из конского волоса.
18. Ламеллярные наплечники с меховой оторочкой.
19. Четырехчастный кожаный нагрудник, усиленный подшитыми изнутри пластинами осиновского типа и парой зерцал.
20. Ламеллярная кираса из пластин чжурджэньского типа.
21. Ламеллярные набедренники с меховой оторочкой.
22. Железная маска-личина шайгинского типа.
--177-178--
Таблица 7. Реконструкция чжурчжэньских панцирников XI – начала XII вв. (слева – направо).
1. Племенной чжурчжэньский вождь XI в.
Всю первую половину XI в. различные чжурчжэньские племена и кланы находились в состоянии перманентной войны друг с другом. Основу племенных ополчений составляли дружинники вождей, вооруженные луками, стрелами и короткими копьями, облаченные в кожаные и войлочные панцири, усиленные костяными накладками и перехваченные широкими поясами с квадратными бронзовыми пластинами. Железо принадлежало к числу дефицитных металлов. Железные панцири (обычно киданьского или корейского производства) носили лишь представители высшей знати и их приближенные.
Изображенный на реконструкции вождь одет в толстую шубу с косым запахом и меховой подкладкой. На ногах широкие шерстяные штаны и мягкие кожаные сапоги. Ламеллярная кираса, изготовленная местными оружейниками, и надетая поверх шубы, еще не совершенна. Она состоит из нагрудника и наспинника, соединенных на боку кожаными шнурами, а на плечах «ремнями» из ламеллярных пластин (Корсаковский могильник, погребение № 172). Нагрудник состоит из 7 рядов пластин, сужающихся в верхней части (Корсаковский могильник, тайник из стенки могилы №75). Удлиненная нижняя часть кирасы отчетливо указывает на южное (ляосское) влияние. Панцирь и верхняя одежда перехвачены двумя поясами: широким, многослойным (боевым) покрытым крупными бронзовыми пластинами «амурского типа», украшенный колокольчиками и узким кожаным с бляшками «тюркского типа», имеющих характерные, для чжурчжэней петли для подвешивания оружия и снаряжения (Луданниковая сопка, курган №1). Голову воина прикрывает сфероконический шлем, составленный из узких железных пластин соединенных веревками, с ламеллярной бармицей (Корсаковский могильник, тайник в погребении №87). Шлем имеет плюмаж, характерный для поздних мохэ. Он состоит из птичьих перьев и хвоста леопарда. Наголовье удерживается на голове латника с помощью специального подбородочного ремня.
Оружие вождя более разнообразно, чем у его воинов. Оно состоит из короткого сложносоставного лука, стрел (Рощинский могильник), палаша и ножа (Болоньский могильник). Палаш с деревянной обкладкой рукояти (Надеждинский могильник) и обшитый мехом берестяной колчан, согласно военной традиции заброшены за спину.
2. Чжурчжэньский конный копейщик «ин» начала XII в.
Судя по данным китайских письменных источников, именно так, должен был выглядеть тяжеловооруженный воин армии Агуды, после взятия Нинцзяна и первых побед над регулярными войсками империи Ляо.
Голову воина защищает трофейный киданьский шлем с клепаной тульей и ламеллярными полями, для удобства обзора подтянутых спереди (по «18 жалоб Цай Яньчжи» Чань Цзюйчжана). Латник сдвинул шлем на затылок (он удерживается на голове с помощью шелковых лент) и нам видна кожаная полусферическая чжурчжэньская шапка с меховой опушкой и подбородными ремнями, которую всадник использует вместо подшлемника. Корпус воина прикрывает ламеллярная кираса лазовского типа с удлиненным нижним краем, застегивающаяся на боку и фиксируемая плечевыми ремнями. Руки воина до локтя прикрыты широкими листовидными наплечниками, захваченными в качестве трофея у киданей. Это же относится и к длинным набедренникам и конскому доспеху, состоящему из клепаной маски с ламеллярными нащечниками и «веером» из железных пластин, длинного и широкого нашейника, нагрудника и боковин. Воин одет в простой шерстяной халат традиционного для чжурчжэней белого цвета. Поверх войлочной поясной подкладки надет необычный пояс, состоящий из соединенных шарнирами узких железных пластин с петлями для подвешивания оружия (Луданникова сопка, курган №4).
Вооружение латника достаточно разнообразно. Оно состоит из копья, представляющего собой ранний образец чжурчжэньских комбинированных копий с крюком (с. Саратовка, Амурская область), булавы с массивным железным набалдашником, лука, берестяного обтянутого мехом колчана со стрелами и палаша с плоским валютообразным навершием (Надеждинский могильник). Конская упряжь смешенного чжурчжэньско-киданьского типа. К конской нашейной ленте подвешена деревянная табличка – «пайцза», с надписью указывающей на военный статус и место службы воина.
--179-181--
Таблица 8. Реконструкция тяжеловооруженных цзиньских воинов второй половины XII в. (слева – направо).
1. Командир десятка конных латников караульного гвардейского соединения «Юйхоуцзюнь».
Гвардейские подразделения в цзиньской армии комплектовались преимущественно из элитных подразделений чжурчжэньской войск, командиры которых доказали свою личную преданность правящему роду Ваньян. Судя по изображениям и данным письменных источников, гвардейцы были более или менее единообразно вооружены, и поголовно снабжены панцирями из имперских арсеналов. Гвардейские подразделения составляли ядро вооруженных сил «Золотой империи». При императоре Ши- цзуне численность гвардейских частей достигла 4 тыс. человек.
Голову цзиньского латника прикрывает цельнокованый шлем сунского типа с ламеллярными полями с лицевым вырезом. Во втулку шлема вставлен султан из крашеного конского волоса. К ламеллярной кирасе с длинным нижним краем подвешены ламеллярные набедренники. Наплечники соединены между собой с помощью кожаных шнуров. В подражании своим противникам с Юга особое внимание латник уделил защите верхней части корпуса. Поверх кирасы одет четырехчастный кожаный нагрудник, спереди усиленный бронзовыми зеркалами-зерцалами округлой формы (Сычуань). Поверх кожаной окантовки охватывающей края наплечников и набедренников пришита широкая меховая оторочка. Красный шелковый платок, в подражании сунцам прикрывает широкое ламеллярное ожерелье и верхнюю часть наплечников. Все металлические детали панциря составлены из ламеллярных пластин чжурчжэньского типа со срезанными верхними краями. Руки от локтя до кисти защищены толстыми кожаными китайскими наручами, поверх которых нашиты железные и бронзовые пластинки. Латник одет в простой халат синего цвета, широкие войлочные штаны и кожаные сапоги. Его вооружение: длинное комбинированное копье с лавролистным наконечником и вставным железным крюком (Шайгинское городище), палаш с деревянной рукоятью и круглой железной гардой (Шайгинское городище), к поясу приторочен боевой топор с длинным клевцом (Шайгинское городище). К древку копья прибит флажок с фестончатым краем, указывающий на военный статус десятника и место расквартирования подразделения. С помощью специальных петель на поясных накладках к кожаному поясу подвешены стилизованные изображения рыбок из серебра, указывающих на социальное положение его владельца.
Конский доспех совмещает в себе чжурчжэньские и южно- китайские черты. Голову коня прикрывает стальная железная маска, состоящая из налобника с «веером» из железных пластин и пары цельнокованых нащечников. Панцирная попона представляет собой комбинацию из оригинального двойного ламеллярного нашейника, нагрудника, пары боковин и накрупника. Все детали конского панциря, в подражании доспеху латника снабжены меховой оторочкой.
2. Тяжеловооруженный «Боху моукэ» (командир сотни) панцирников «цзяцзюнь» линейных императорских войск.
В ходе длительных войн с монголами и китайцами основная тяжесть боевых действий ложилась на полевые и поселенные (вдоль северной границы) войска. Мощная производственная база позволила цзиньским правителям снабдить свои кавалерийские подразделения полными железными доспехами, что сразу же уронило социальную значимость металлического доспеха в глазах рядовых чжурчжэней и привело к тому, что отдельные нерадивые воины в ходе длительных карательных экспедиций в степь пытались поскорее избавиться от тяжелых лат, даже несмотря на то, что каждому «цзяцзюню» по штату полагался оруженосец («алиси»).
Изображенный на реконструкции латник имеет простое, но надежное панцирное вооружение. Его голову прикрывает низкий полусферический шлем с цельнокованой тульей («сача»), налобной пластиной, обручем и открытой ламеллярной бармицей (Красноярское городище). Наголовье одето поверх монгольской войлочной шапки с широким назатыльником. Ламеллярный халат из железных пластин со срезанными верхними краями прикрывает корпус воина, руки до локтей и ноги, до середины голени. Сунское ламеллярное ожерелье довершает железное панцирное вооружение латника. К нагруднику и набедренникам подвешены зерцала- обереги. Сотник одет в стеганный войлочный панцирь, халат из грубой ткани, войлочные штаны и мягкие украшенные вышивкой кожаные сапоги.
Вооружение командира подразделения цзяцзюней достаточно представительно и разнообразно: сложносоставной лук и колчан со стрелами, палаш с каменной обкладкой рукояти (Шайгинское городище) и круглой гардой с волнистым краем (Ананьевское городище), кистень с железной граненой ударной частью (Шайгинское городище), копье с комбинированным лавролистным наконечником со стационарным ножем и флажком (Шайгинское городище).
Конский полу-доспех состоит из стальной маски сунского производства с отверстиями для глаз и дыхания, чешуйчатыми нащечниками и загнутым назад «веером» из железных пластин, ламеллярного, нашейника и нагрудника.
--182-184--
Таблица 9. Чжурчжэньские латники конца XII- начала XIII вв. на крепостной стене (слева направо).
1. Десятник конных латников «шуньдэцзюнь» («следующих добродетели») из центральных областей империи Айсинь Гурунь (Цзинь).
Изнурительная война с монголами, начавшаяся еще в XII в. и длившаяся с перерывами вплоть до падения цзиньской династии, перманентное противостояние с Южным Китаем и восстания киданьских и китайских подданных истощили силы Империи. Со второго десятилетия XIII в. чжурчжэни были вынуждены перейти к обороне. Их крепости в Приморье, Маньчжурии и Северном Китае продержались до 30-х годов XIII в. Практически все они доставались монголам Чингис-хана и его приемников с большим трудом: обычно после изнурительной осады и яростного штурма.
С конца XII в. в защитном вооружении чжурчжэней усиливается китайское влияние. Латник из столицы одет в ламеллярную кирасу (пластины центральноазиатского типа с закругленным верхним краем), поверх которой натянут четырехчастный ламеллярный нагрудник, застегнутый на груди и спине. Руки до середины предплечья прикрывают наплечники, снабженные широкой тканевой окантовкой. Под доспех поддета кожаная куртка с рукавами и синий шелковый халат. На голове панцирника клепаный шлем сунского типа с приспущенными ламеллярными полями и кожаными наушами, усиленными железными пластинами. Он фиксируется на голове с помощью шелковых лент. Во втулку шлема вставлен султан из крашеного конского волоса. В руке воина комбинированное копье, состоящее из ланцетовидного наконечника и втулки со специальным отверстием для широкого ножа, укрепленного специальным штырем, который в не боевом положении вынимался из втулки, вкладывая в нее нож (Шайгинское городище). К поясу «следующего добродетеля» воина подвешен палаш с ромбообразным перекрестьем (Шайгинское городище).
2. Командир гарнизона чжурчжэньского городища в Приморье.
Лицо латника закрыто железной кованой маской лучника с узкими прорезями для глаз, рта и дыхания и выпуклыми «бровями» (Шайгинское городище). Личина удерживается на голове с помощью специального кожаного ремня. Шлем представляет собой низкое, полусферическое наголовье с обручем и открытой ламеллярной бармицей. Он напоминает наголовья из Красноярского городища, но лишен налобной пластины. Во втулку шлема вставлен простой плюмаж из конского волоса. Защита корпуса представляет собой комбинированный доспех, состоящий из ламеллярной кирасы (пластины «чжурчжэньского типа», с обрезанными верхними краями), с наплечниками и набедренниками, снабженных, по периметру, тканевой окантовкой (Шайгинское городище), нагрудника и «ожерелья». Четырехчастный кожаный нагрудник подбит изнутри крупными железными пластинами квадратной формы (Осиновское поселение) и усилен дисками- зерцалами. Он удерживается на корпусе с помощью двух перекрещивающихся на груди и спине кожаных ремней. Под панцирь поддета кожаная поддоспешная рубаха (тюркск. «чаргах») и белый тканевый халат. Горло воина дополнительно защищено ламеллярным «ожерельем». Руки от кисти до локтя прикрыты створчатыми наручами из твердой толстой кожи, соединенными специальными шнурами. К органической основе пришиты железные ламеллярные пластинки. Вооружение воина состоит из монгольского сложносоставного лука, стрел (Шайгинское городище), «кончара» с крестовидным перекрестьем и бронзовой рукоятью (Шайгинское городище) и кистеня с металлической ударной частью (Шайгинское городище). Ножны «кончара» снабжены специальной обкладкой (Ананьевское городище).
--185-186--
Таблица 10. Изображения маньчжурских и китайских воинов в пластинчато-нашивных панцирях и шлемах XV – XIX вв.
1, 2-5. «Маньчжоу-шилу».
6. «Китайский солдат». Русский рисунок XVIII в. (Российский государственный архив древних актов).
7. «Гибкий кожаный панцирь кантонского солдата, крытый коровьей кожей и подбитый пластинками из коровьего рога» (из китайского военного трактата XVI в.).
8, 9. Конные маньчжурские латники с китайской картины кон. XVIII- начала XIX вв. «Большой смотр восьмизнаменных войск» (МАЭ, колл. № 667-288).
10, 11, 12. Минские панцирники с китайской миниатюры XV в. (по С.И. Мшанецкому).
13. «Знаменосец лучников». Западноевропейская гравюра второй половины XIX в. (по Ф. Готтенроту).
--187--
Таблица 11. Изображения маньчжурских, китайских и монгольских воинов в пластинчато-нашивных панцирях и шлемах XVII – XIX вв.
1. Офицер отряда конных лучников. С картины «Сражение у реки Эр Цян в 1759 г.»
2. «Генерал имераторской гвардии». Западноевропейская гравюра второй половины XIX в. (по Ф. Готтенроту).
3. «Братский татарин» (бурят). Гравюра Е.М. Корнеева (XIX в.).
4, 5. «Маньчжоу шилу».
6. «Император Канси (1661-1722) в боевом доспехе» (с картины французского иезуита конца XVII – начала XVIII вв.).
7. «Олений дозор» (китайская картина кон. XVIII в.).
8. «Портрет императора Цянь Луна (1736- 1795) в доспехе» (XVIII в.).
9. «Парадный костюм принцев крови» (по своду законов 1818 г.).
10а. «Парадный костюм маньчжурского князя» (по своду законов 1818 г.).
10б. «Шлем маньчжурского князя» (по своду законов 1818 г.).
11. «Военный мандарин из Цзи-нина» (с фотографии кон. XIX в.).
--188-189--
Таблица 12. Пластинчато-нашивные маньчжурские и китайские панцири, панцирные пластины и шлемы XVII – XIX вв.
1. Панцирные пластины от пластинчато-нашивного панциря (из погребения первой половины XVII в. у дер. Вэньицзян, уезд Чэнгун, пров. Юннань, КНР).
2. Система соединения пластин в пластинчато- нашивном цинском панцире XVII – XVIII вв.
3. Цинский панцирный «жилет» («магуацзы») второй половины XVIII – начала XIX вв. (МАЭ, колл.№ 4768-1в).
4. Пластинчато-нашивной панцирь покроя «кафтан с рукавами» с «подмышечниками» и шлемом маньчжурского императора конца XVII – начала XVIII вв. Музей Бей пин гу гун, КНР.
5. Пластинчато-нашивной панцирь и шлем маньчжурского военначальника XVII – начала XVIII вв. (музей г. Осака, Япония). Обратите внимание на то, что японские реконструкторы поместили пластинчато-нашивной «передник» на грудь воина.
6. Пластинчато-нашивной панцирь и шлем цинского императора XVII- начала XVIII вв. (а. шлем с бармицей, б. панцирный жилет «магуацзы», в. панцирный «передник», г. наплечники, д. «подмышечники», е. набедренники).
7. Пластинчато-нашивной панцирь цинского императора. Музей Бей пин гу гун, КНР (а. пластинчато-нашивная куртка с рукавами, б. набедренники).
8. Пластинчато-нашивной панцирь цинского императора (вторая половина XVIII в.). Музей Бей пин гу гун, КНР (а. пластинчато-нашивная куртка с зерцалом, б. наплечники, в. «подмышечники», г. набедренники, д. «передник»).
9. Пластинчато-нашивной панцирь императора Цянь Луна (1736- 1795), состоящий из пластинчато-нашивной куртки с рукавами, наплечниками, «подмышечниками и панцирной «монгольской юбки». Музей Бей пин гу гун, КНР.
10. Пластинчато-нашивной доспех цинского офицера второй половины XVIII в. Панцирь состоит из панцирной «куртки» с рукавами, усиленной зерцалом, наплечников и набедренников. Металлический шлем с налобником, крзырьком и декоративными гребнями. Музей университета Чен доу хуаси сие хе, КНР.
11. Пластинчато- нашивной панцирь цинского офицера XVIII в. (а. наплечники, б. панцирная куртка с рукавами, в. набедренники). На нагруднике и на набедренниках внешнее органическое покрытие снято, благодаря чему можно зафиксировать расположение пластин различных типов в одном панцирном комплексе. Первая библиотека Ся Си Чжан Ань шен вей, КНР.
12. Доспех цинского офицера XIX в. Музей Бей пин гу гун, КНР.
--190-191--
Таблица 13. Ламеллярные и чешуйчатые маньчжурские, китайские, монгольские панцири, панцирные пластины и шлемы.
1, 3. Минские лейб- гвардейцы в ламеллярных «халатах». С китайской картины конца XVI в. «Выезд императора Ваньли» (1573- 1620 годы). Музей Бей пин гу гун, КНР.
2, 6. «Маньчжоу-шилу».
4. Изображение монгольского воина в ламеллярном не подпоясанном панцире покроя «жилет». С багдадской миниатюры 1380 г.
5. «Чжурчжэньский военначальник» (Нурхаци-?). С китайской картины конца XVI – начала XVII вв.
7. Реконструкция позднесредневекового маньчжурского ламеллярного панциря: ламеллярный «жилет», наплечники, «передник» (автор реконструкции: Л.А. Бобров).
8. Пластины от ламеллярного маньчжурского панциря (по Л. Шренку).
--192-193--
Таблица 14. Кольчатые маньчжурские, китайские и монгольские панцири и шлемы и доспехи из органических материалов.
1. Кольчатый панцирь XVI- XVII вв. Музей универститета Сы чуань чен доу Хуа си се хе да сюе цзан ци, КНР.
2,3Кольчатый панцирь XVI- XVII вв. Музей Бей пин гу гун, КНР.
4. Джунгарская (?) кольчуга XVII- XVIII вв. Музей г. Чжанье, КНР.
5. Джунгарская (?) кольчуга XVII- XVIII вв. Музей г. Ланьчжоу, КНР.
6.Минский лейб- гвардеец в в кольчатом панцире. С китайской картины конца XVI в. «Выезд императора Ваньли» (1573- 1620 годы). Музей Бей пин гу гун, КНР.
7. Кольчатый китайский панцирь XVI в. Музей Бей пин гу гун, КНР.
8.Китайский кольчатый панцирь (с рисунка из китайской средневековой энциклопедии «У пей ши»).
9.Минский император Ваньли (1573- 1620 годы). С китайской картины конца XVI в. «Выезд императора Ваньли». Музей Бей пин гу гун, КНР.
10.Цинские воины XIX в. (пеший «тигр» и командир отряда дворцовой гвардии). С европейской гравюры второй половины XIX в. (по Готтенроту).
11, 13.«Маньчжоу- шилу».
12. Минский панцирь «из плетеной лозы, окрашенный тунговым маслом» (рисунок из китайского трактата минского времени).
14. Гиляцкий панцирь «кэ- пэчь», из веревок (крапивная пряжа) и китового уса покроя «жилет» (по Л.Шренку).
--194-195--
Таблица 15. Щиты и мобильные полевые укрепления маньчжуров и китайцев XVI- XVIII вв.
1. Плетеный минский щит «тэнпай» XVI в.: а- вид спереди, б- вид сзади, в- вид сбоку.
2. Деревянный обтянутый кожей маньчжурский щит «туаньпай» XVII- XVIII вв.
3. Прутяной цинский (маньчжурский) щит «тэнпай» XVII- XVIII вв.
4-6. Минские станковые щиты XVI в.
7-10. Цинские станковые щиты XVII в.
11-14. Маньчжурские и китайские щитоносцы (“Маньчжоу- шилу”).
15. Щитообразное передвижное укрепление «айпай чжэцзянь» («Маньчжоу- шилу»).
--196--
Таблица 16. Маньчжурские, китайские и корейские шлемы, бармицы и плюмажи XVI- XIX вв.
1,2. «Маньчжоу- шилу».
3.Китайский шлем «из плетеной лозы, окрашенный тунговым маслом» (рисунок из китайского трактата минского времени).
4. Маньчжуро-гиляцкий мелкопластинчатый шлем с ременным соединением и ламеллярной бармицей (по Л. Шренку).
5,6,9.Шлемы с бармицами и сложносоставными плюмажами (с рисунков из позднесредневековых китайских военных трактатов).
7.Минский (?) шлем XVI в.
8. «Шлем кантонского солдата» (из китайского военного трактата XVI в.).
10. Шлем минского воина XVI в. С китайской картины конца XVI в. «Выезд императора Ваньли» (1573- 1620 годы). Музей Бей пин гу гун, КНР.
11.Маньчжурский шлем конца XVI- первой трети XVII вв. Оружейная Палата Московского Кремля (ОР 2058), а- вид сбоку, б- вид спереди.
12.Маньчжурский шлем шлем конца XVI- первой половины XVII вв. Музей Метрополитен, США.
13.Цинский шлем конца XVII-XVIII вв. Музей г. Чжанье, КНР.
14. Цинский шлем XVIII в. Музей г. Цзюцюан, КНР.
15. Цинский шлем первой половины XVIII в. Музей г. Цзюцюан, КНР.
16. Цинский шлем конца XVII- XVIII вв. Первая библиотека Ся Си Чжан Ань шен вей, КНР.
17.Корейский шлем XVII в. с элементами маньчжурского декора.
18. Цинский шлем конца XVII- XVIII вв. Первая библиотека Ся Си Чжан Ань шен вей, КНР.
19.Маньчжурский шлем второй половины XVI- начала XVII вв. («Жи бо до Юань тэн шень цан ши яфн ци»).
20.Парадный шлем («шлем осеннего императорского парада») маньчжурского военного аташе второй половины XVIII в. Библиотека Ань хуэй, КНР.
21. Парадный цинский шлем второй половины XVIII- XIX вв. Музей Бей пин гу гун, КНР.
--197-198--
Таблица 17. Эволюция защитного вооружения маньчжур XVI- XVIII вв.
1. Кольчатый панцирь с подолом и короткими рукавами.
2. Объемный сфероконический шлем с козырьком, пластинчато-нашивной бармицей, подбородочными ремнями и сложносоставным плюмажем.
3. Пластинчато-нашивной «кафтан» со сплошным осевым и боковыми разрезами.
4. Сфероконический мелкопластинчатый шлем корсаковского типа с ременным соединением, ламеллярной бармицей и плюмажем из конского волоса.
5. Панцирный жилет «кэ-пэчь» из крапивных веревок и китового уса, с меховой оторочкой ворота.
6. Короткие стеганые, подбитые металлическими пластинками набедренники.
7. Чешуйчатый «жилет» со сплошным осевым разрезом.
8. Ламеллярные наплечники.
9. Сфероконический шлем с ламеллярной бармицей и сложносоставным плюмажем.
10. Сфероконический шлем с обручем, козырьком, полусферическим навершием и кольчужной бармицей поверх войлочного назатыльника.
11. Полусферический шлем с коротким навершием, налобной пластиной, пластинчато-нашивной бармицей и плюмажем из трубки увенчанной бутонообразным надвершием и султана из конского волоса.
12. Сфероконический шлем с налобником, козырьком, бочкообразным навершием с втулкой, трехчастной кожаной бармицей и сложносоставным плюмажем.
13. «Ступенчатый» шлем с двумя ребрами жесткости, налобником, козырьком, навершием «шар в блюдце» со втулкой, трехчастной пластинчато- нашивной бармицей, подбородными лентами и сложносоставным плюмажем.
14. Пластинчато-нашивной набедренник с рядами нашитых ламеллярных пластин («монгольская юбка»).
15. Наручи с прикрытием тыльной стороны ладони.
16. Пластинчато-нашивной жилет «магуацзы» в комплекте с пластинчато-нашивными наплечниками, украшенными вышивкой.
17. Цилиндроконический шлем с налобником, козырьком, бочкообразным навершием с втулкой, трехчастной пластинчато-нашивной бармицей, подбородными ремнями и сложносоставным плюмажем.
18. Комплект защитного вооружения цинского офицера: пластинчато-нашивной жилет «магуацзы», с панцирным «передником», «подмышечниками», наплечниками и набедренниками, усиленный зерцалом и металлическими накладками. В качестве защиты рук используются стеганые нарукавники с обшлагами – манжетами для прикрытия тыльной стороны ладони.
19. Цилиндроконический шлем, с обручем, козырьком, бочкообразным навершием с втулкой, трехчастной пластинчато- нашивной бармицей, подбородочными ремнями и сложносоставным плюмажем, из конского волоса и перьев.
20. Пластинчато-нашивная куртку «цзюньфу»: а. наплечники с металлическими дискообразными накладками, в. Собственно панцирная «куртка» с бронированными рукавами, «передником» и «подмышечниками», усиленная зерцалом.
21. Цилиндроконический шлем, с налобником, козырьком, полусферическим навершием с втулкой, декоративными гребнями, усиленной накладками трехчастной пластинчато-нашивной бармицей (с сегментами для защиты горла) и сложносоставным плюмажем.
22. Пластинчато-нашивной «магуацзы» с наплечниками, крепящимися к внутренней стороне плечевых лямок.
23. Цилиндроконический шлем, с обручем, треугольным козырьком, бочкообразным навершием с втулкой и трехчастной пластинчато-нашивной бармицей (с сегментами для защиты горла).
24. Кожаный цилиндроконический шлем с медным бочкообразным навершием, козырьком, трехчастной пластинчато-нашивной бармицей (с сегментами для защиты горла) и сложносоставным плюмажем.
25. Комплект панцирного вооружения цинского офицера: панцирный жилет «магуацзы» с наплечниками, набедренниками, «подмышечниками» и «передником».
26. Комплект панцирного вооружения цинского офицера: панцирная куртка «цзюньфу» с рукавами, наплечниками, набедренниками, «подмышечниками» и «передником».
--199-201--
Таблица 18. Позднечжурчжэньские и маньчжурские панцирники конца XVI- начала XVII вв. (слева направо).
1. Маньчжурский знаменосец начала XVII в.
В конце XVI – начале XVII вв. позднечжурчжэньские (маньчжурские) армии делились на отряды по 1000, 100, 10 и 5 человек. Каждая сотня имела два знамени. По сведениям корейского посланника Ха Се Кука, побывавшего в г. Фэйла в 1596 г. в этот период чжурчжэни использовали знамена зеленого, голубого, желтого, красного, белого и черного цвета. На поле боя отряды воина групировались вокруг знамен. Значимость знамени, как символа армии была столь велика, что Нурхаци, разделив свои вооруженные силы на корпуса, назвал их «знамена» («гуса»). Маньчжурские воины входившие в «гуса» и «нюру» («роты») носили войлочные, ламеллярные и пластинчато-нашивные панцири, железные, медные и кожаные шлемы. Широко использовалось трофейное китайское и монгольское оружие. Воины, сражавшиеся в первых рядах, были одеты в тяжелые панцири и вооружены древковым и клинковым оружием. За их построениями размещались лучники в кольчугах и легких шлемах. Воины были обучены сражаться, как в пешем, так и в конном строю.
Изображенный на реконструкции всадник одет в пластинчато-нашивной жилет «куячного типа» («магуацзы) со сплошным осевым и боковыми разрезами. Плечи и руки до локтя прикрыты наплечниками. Под панцирь поддета кольчужная рубашка с отложным воротником (Музей Бей пин гу гун, КНР). Перед нами так называемый «двойной доспех» воспетый маньчжурскими и монгольскими позднесредневековыми сказителями. Нагрудник и наплечники «теби», усилены крупными медными дисками- зерцалами. Голову воина прикрывает низкий сферический шлем с короткой втулкой. К лицевой части шлема приклепана налобная пластина с вырезным верхним краем. К наголовью подвешена пластинчато-нашивная бармица «открытого типа». Во втулку вставлен сложносоставной плюмаж, из трубки с бутонообразным надвершием и султаном из конского волоса. Одетый на голову всадника шлем является позднейшей версией цзиньских шлемов из Красноярского городища, сохранившейся до начала XVII в. почти без изменений. В руках всадника- древко, увенчанное плоским вырезным наконечником и треугольным шелковым полотнищем с фестончатым краем. Грудь боевого коня маньчжурского латника прикрыта кольчатым нагрудником китайского производства.
2. Военначальник государства Хоу – Цзинь (начало XVII в.).
В конце XVI в. на территории Маньчжурии на стыке местной (чжурчжэньской), монгольской и китайской военных культур стали закладываться основы маньчжурского (цинского) позднесредневекового оружейного комплекса. Понадобились несколько десятилетий, для того, чтобы цинский доспех приобрел свои классические формы. В период существования государства Нурхаци-Хоу Цзинь доспехи маньчжур в своем большинстве еще не были регламентированы и унифицированы. Знать широко использовала панцири и шлемы, изготовленные минскими и корейскими оружейниками. Маньчжурский феодал на иллюстрации одет в шелковый халат, поверх которого натянут кожаный жилет без рукавов, покрытый рядами металлических чешуек. Панцирь снабжен оторочкой, из цветной материи, украшенной вышивкой и декоративной щетиной из конского волоса. Панцирный «жилет» по маньчжурской традиции не подпоясан и не притален, благодаря чему, он имеет характерный «колоколообразный» силуэт. Для защиты предплечья и бедра используются широкие ламеллярные наплечники и короткие стеганые на вате и подбитые пластинами набедренники «тецюнь». На голове феодала «ступенчатый» шлем с навершием «шар в блюдце» с ярусной втулкой, налобником и козырьком (Оружейная Палата Московского Кремля). Шлем снабжен трехчастной войлочной бармицей, завязывающейся под подбородком. Руки знатного латника от плеча до запястья прикрыты толстыми стегаными нарукавниками, снабженными специальными обшлагами для защиты тыльной стороны ладони (на правой руке такой «обшлаг» показан в отогнутом виде). Нарукавники фиксируются на руке с помощью специальных ремней на плече, предплечье, локтевом сгибе и запястье. Всадник вооружен булавой (медная рукоять, железная ударная часть) минского производства (Музей Бей пин гу гун, КНР), палашем с бронзовой гардой (Музей Бей пин гу гун, КНР), луком и стрелами. Конский доспех состоит из медного резного налобника китайского производства, двухчастного пластинчато-нашивного нагрудника и пары боковин.
3. Молодой воин с северных границ земель чжурчжэней (кон. XVI – начало XVII вв.).
Непрекращающиеся междоусобные войны истощали людские ресурсы чжурчжэньских племенных объединений. В результате во времена правления Нурхаци начинаются знаменитые северные «походы за головами», в результате которых среди местных племен отбирались молодые сильные мужчины, которые затем уводились на юг и включались в состав боевых подразделений маньчжурских войск. Для повышения общей численности войск Хоу Цзинь, в армию так же стали включать отряды союзных монголов и китайцев.
Воин, на реконструкции одет в шубу с с косым запахом, меховой оторочкой рукавов, горлового разреза и подола и кожаную поддоспешную рубаху. Панцирная защита корпуса состоит из трофейной минской кольчуги с короткими рукавами (Музей Бей пин гу гун, КНР) и плетеного жилета «кэ-пэч». Руки оруженосца от кисти до локтя прикрыты стегаными ватными наручами. На голове, поверх войлочного треуха – сфероконический мелкопластинчатый шлем корсаковского типа с ременным соединением и ламелярной бармицей. За спину латник забросил деревянный сбитый из досок щит («туаньпай»). Оружие воина: широкий боевой нож в кожаных ножнах, лук, стрелы и копье с ножеобразным лезвием (Музей Бей пин гу гун, КНР).
--202-204--
Таблица 19. Маньчжурские панцирники конца XVII – начала XVIII вв. (слева направо).
1. Командир отряда конных легковооруженных лучников первой половины XVIII в.
После завоевания Китая и длительной (в результате победоносной) пятидесятилетней войны с Джунгарским ханством, армия Цинской империи, по праву считалась лучшей в Центральной Азии и Дальнем Востоке. Маньчжурские вооруженные силы стали образцом для подражания, для военных теоретиков и полководцев Кореи, Вьетнама, Монголии и Восточного Туркестана. Вместе с тем, несмотря на известную модернизацию цинских вооруженных сил, многие элементы организации армии оставались на уровне Позднего Средневековья. В ходе войн с джунгарами вместе с артиллерией и пехотой снабженной новым огнестрельным оружием, действовали массы легковооруженной маньчжурской и монгольской конницы вооруженной луками и копьями, а так же отряды цинской панцирной кавалерии. При этом внешний вид офицеров и конных цинских панцирников, практически не изменился со времен Нурхаци. Так изображенный на реконструкции маньчжурский офицер носит стальной цилиндроконический шлем с обручем, козырьком и бочкообразным навершием (Музей г. Цзюцюан, КНР). Наушники трехчастной пластинчато-нашивной бармицы снабжены специальными сегментами для защиты горла. Во втулку шлема вставлен плюмаж из конского волоса и перьев. Поверх монгольского халата одет стеганый войлочный «магуацзы» покрытый сверху белой тканью. Вообще то командирам подразделений полагались пластинчато- нашивные панцири «цзюньфу», но судя по китайским картинам XVIII в. это правило часто нарушалось. Войлочный жилет дополнен наплечниками, набедренниками и подмышечниками и усилен металлическими зерцалами и накладками. Руки латника от кисти локтя прикрыты наручами из мелких пластинок. Наручи снабжены защитой тыльной стороны ладони. Положеное по регламенту оружие (палаш, лук и стрелы), латник самовольно дополнил трезубцем «даба» на длинном древке (Музей Бей пин гу гун, КНР). Разнообразное древковое оружие стихийно распространялось среди цинских воинов в ходе вооруженных столкновений со степной (монгольской или казахской) конницев, наносившей внезапные удары с тыла и фланга.
2. Знатный цинский латник конца XVII – начала XVIII вв.
Главная особенность военного искусства противников маньчжуров – западных монголов (джунгар) заключалась в использовании больших масс воинов вооруженных огнестрельным оружием (в XVII в.- ружьями, а в XVIII в.- ружьями и пушками). Плотность огня джунгарских стрелков была столь велика, что маньчжурским всадникам, приходилось сходить с коней и атаковать врага в пехотных колоннах. Пластинчато-нашивные цинские панцири не спасали от пуль, что в результате и привело к постепенному отмиранию защитного вооружения в среде маньчжурских воинов, однако в XVII – начале XVIII вв. число панцирников в императорской армии было еще очень велико.
Раненый цинский латник облачен в пластинчато-нашивную куртку «цзюньфу» с бронированными рукавами и обшлагами. «Цзюньфу» по устоявшейся традиции снабжена наплечниками и набедренниками. Белое тканевое покрытие нагрудника и наплечников украшено нашивками и апликацией. Под панцирь, латник поддел стеганый в клетку халат с осевым разрезом. При падении с головы воина скатился цилиндроконический шлем, с налобной пластиной, козырьком, бочкообразным навершием, с втулкой (Первая библиотека Ся Си Чжан Ань шен вей, КНР), сложносоставным плюмажем и трехчастной кожаной бармицей, благодаря чему стал виден стеганый треух, выполняющий роль подшлемника. Основное оружие маньчжурского феодала: двухлезвийный меч (Музей Бей пин гу гун, КНР).
3. Цинский полководец первой половины XVIII в.
Голову военначальника прикрывает шлем, архаичной для XVIII в. сфероконической формы, с козырьком и бочкообразным навершием. По бокам наголовья приклепаны декоративные медные гребни с резным краем. Шлем снабжен трехчастной пластинчато-нашивной бармицей, усиленной металлическими накладками.
Значительный интерес представляет защита корпуса. Это пластинчато-нашивной панцирь покроя «кафтан» со сплошным осевым разрезом, без рукавов, лишенный внешнего тканевого покрытия. На войлочную основу нашиты крупные металлические и мелкие кожаные пластины. Низ живота прикрывает сшитый из кожаных пластинок «передник» (Музей Бей пин гу гун, КНР). Ноги воина прикрыты войлочными набедренниками «монгольская юбка», с нашитыми поверх органической основы рядами ламеллярных пластин (Музей Бей пин гу гун, КНР). Руки всадика защищеты войлочными стегаными наручами с пластинчатой защитой тыльной стороны ладони и пластинчато-нашивными наплечниками. В руке воина – палаш с бронзовым перекрестьем (Музей Бей пин гу гун, КНР). Конское убранство отделано золотыми накладками и драгоценными камнями (Оружейная Палата Московского Кремля, Музей Бей пин гу гун, КНР).
4. Маньчжурский спешенный латник конца XVII – начала XVIII вв.
Конные панцирники вооруженные клинковым и древковым оружием составляли основу цинских позднесредневековых вооруженных сил. Воины были обучены навыкам ведения дистанционного и ближнего боя, могли участвовать в схватке, как в конном, так и в пешем строю. Хорошо вооруженные и снабженные надежным панцирным комплексом, цинские латники представляли собой серьезную опасность для китайских повстанцев и монгольской конницы. Однако, в дистанционном бою маньчжурские латники, лишенные огнестрельного оружия, несколько уступали своим западномонгольским противникам, что и привело к поражению цинских войск в ходе Ологойской битвы (21 июля 1690 г.).
Изображенный на реконструкции воин одет в классический для конца XVII – XVIII вв. пластинчато-нашивной доспех состоящий из куртки «цзюньфу» с осевым разрезом, наплечников, «подмышечников», панцирного «передника» и набедренников «монгольская юбка» (Музей Бей пин гу гун, КНР). К нагруднику подвешено медное зерцало. На голове панцирника – цилиндроконический двухпластинчатый щлем с бочкообразным навершием, налобником, многоугольным козырьком и трехчастной пластинчато-нашивной бармицей с сегментами для прикрытия горла. Оружие воина: палаш с бронзовой гардой (Оружейная Палата Московского Кремля), лук, колчан со стрелами и алебарда «дадао» (Музей Бей пин гу гун, КНР).
--205-207--
Список использованной литературы
Антропова В.В. Вопросы военной организации и военного дела у народов Крайнего Северо-Востока Сибири // Сибирский этнографический сборник. М., Л., 1957, вып.2. С. 202-220.
Артемьева Н.Г. Предметы защитного вооружения с Красноярского городища // Вестник Дальневосточного отделения РАН, 1999 №5, С. 36-41.
Бехайм В. Энциклопедия оружия. Санкт-Петербург, 1995.
Бобров Л.А. Защитное вооружение кочевников Центральной Азии и Южной Сибири в период позднего средневековья. // Наследие древних и традиционных культур Северной и Центральной Азии. Материалы РАЭСК 2000. Т. 3. Новосибирск, 2000.
Бобров Л.А. Вооружение и тактика восточных и западных монголов в эпоху позднего средневековья (XVII в.) // Историко-культурное наследие Северной Азии. Барнаул, 2001. С. 11-19.
Бобров Л..А. Вооружение и тактика монгольских кочевников эпохи позднего средневековья // Военное дело на Дальнем Востоке. Специальный выпуск журнала Para- Bellum. Спб., 2001. С. 93- 98.
Бобров Л.А. Защитное вооружение енисейских кыргызов IX – XVII вв. // Военное дело на Дальнем Востоке. Специальный выпуск журнала Para- Bellum. Спб., 2001.
Бобров Л.А. Позднесредневековые шлемы из музеев Красноярского края // Военное дело номадов Северной и Центральной Азии. Новосибирск, 2002. С. 89-97.
Бобров Л.А., Худяков Ю.С. Защитное вооружение среднеазиатского воина периода позднего средневековья // Военное дело номадов Северной и Центральной Азии. Новосибирск, 2002. С.106-168.
Васильев В.П. История и древности восточной части Средней Азии от X до XIII в. с приложением известий о киданях, джуджитах и монголо-татарах. ТВОРАО. 1859. ч. IV, вып. 1.
Воробьев М.В. Чжурчжэни и государство Цзинь (X в.-1234 г.). Исторический очерк. М., 1975.
Воробьев М.В. Культура чжурчжэней и государства Цзинь (X в.-1234 г.). М., 1983.
Галактионов О.С. Характеристика средневековых наконечников копий Приамурья. // Археологические материалы по древней истории Дальнего Востока. Владивосток 1978. С. 99-103.
Гессе-Вартег Э. Китай и китайцы. Жизнь, нравы и обычаи современного Китая. Спб., 1908.
Горелик М.В. Ранний монгольский доспех (IX-первой половины XIV вв.) // Археология, этнография и антропология Монголии. Новосибирск, 1987.
Горелик М.В. Вооружение народов Восточного Туркестана // Восточный Туркестан в древности и раннем средневековье. М., 1995, С. 359-430.
Горелик М.В. Армии монголо-татар X – XIV вв. М., 2002.
Гусева Л.Н. К характеристике одежды чжурджэей на основе анализа фигурок духов- предков // Материалы по археологии Дальнего Востока СССР. Владивосток, 1981, С. 122-127.
Деревянко А.П. В стране трех солнц. Хабаровск, 1970.
Деревянко Е.И. К вопросу о вооружении мохэсского воина // Археология Северной и Центральной Азии. Новосибирск, 1975.
Деревянко Е.И. Очерки военного дела племен Приамурья. Новосибирск, 1987.
Е Лун-ли. История государства киданей (Цидань Го Чжи). М., 1979.
Их Цааз («Великое уложение»). Памятник монгольского феодального права XVII в. // Транслитератиция, пер., введение и коментарий С.Д. Далыкова. Москва, 1981.
Кочешков Н.В. Тюрко- монолы и тунгусо- маньчжуры: проблемы исторических культурных связей, СПб., 1997.
Кычанов Е.И. Чжурчжэни в XI в. (материалы для этнографического исследоввания).// Сибирский этнографический сборник. Древняя Сибирь. Новосибирск, 1966, С. 269-281.
Кычанов Е.И. Формы ранней государственности у народов Центральной Азии // Северная Азия и соседние территории в Средние века. Новосибирск, 1992, С. 44-67.
Кычанов Е.И. Кочевые государства от гуннов до маньчжуров. Спб., 1997.
Лебедев Е.П., Болдырев Б.В. Описание победы у горы Сарху-Алинь // Восточная Азия и соседние территории в Средние века. Новосибирск, 1986. С. 86-94.
Леньков В.Д. Металлургия и металлообработка у джурджэней в XII в. (по матриалам исследования Шайгинского городища). Новосибирск, 1974.
Медведев В.Е. Пояса Надеждинского могильника // Археология Северной и Центральной Азии. Новосибирск, 1975, С. 211-219.
Медведев В.Е. Культура амурских чжурчжэней конца X- XI вв. Новосибирск, 1977.
Медведев В.Е. О шлеме средневекового амурского воина (тайник с остатками доспеха в Корсаковском могильнике) // Военное дело древних племен Сибири и Центральной Азии. Новосибирск, 1981, С. 172-183.
Медведев В.Е. Средневековые памятники о. Уссурийский. Новосибирск, 1982.
Медведев В.Е. Опыт реконструкции поясов чжурджэньского времени // Проблемы реконструкции в археологии. Новосибирск, 1985, С. 154-159.
Медведев В.Е. Приамурье в конце I – начале II тысячелетия (Чжурджэньская эпоха). Новосибирск, 1986.
Мелихов Г.В. «Баци Тунчжи», как основной источник по военной организации маньчжуров // Страны Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии (история и экономика). М., 1967. С.54-62.
Мэн-гу-ю-му-цзы. Записки о монгольских кочевьях. Спб., 1895.
Нестеров С.П., Слюсаренко И.Ю. Панцирь и шлем из могильника Шапка // Военное дело населения Юга Сибири и Дальнего Востока. Новосибирск, 1993, С. 189-196.
Никитин Ю.Г., В.Э. Шавкунов Предметы вооружения из Рощинского могильника.// Археология и этнография Дальнего Востока и Центральной Азии (сборник материалов конференции). Владивосток, 1998. С. 130-136.
Окладников А.П. Далекое прошлое Приморья (очерки по древней и средневековой истории Приморского края). Владивосток, 1959.
Окладников А.П., Деревянко А.П. Далекое прошлое Приамурья и Приморья. Владивосток, 1973.
Пиков Г.Г. Западные кидани. Новосибирск, 1989.
Решетов А.М. Тибетская коллекция МАЭ // Собрания музея антропологии и этнографии: Культура народов зарубежной Азии и Океании. № 25, 1969. С. 123-135.
Смагулов Е.А. Средневековый шлем из Мерке.// Советская археология, 1989. № 1. С. 270-273.
Тугулунов В.А. Конные тунгусы (этническая история и этногенез) // Этногенез и этническая история народов Севера. М., 1975.
Тюрюмина Л.В. Военное дело у маньчжуров (сведения из «Мань-вэнь лао-дан») // Северная Азия и сосдние территории в Средние века. Новосибирск, 1992. С. 93-99.
Фомина Н.И. Военное искусство антиманьчжурского ополчения Юго- Восточного Китая в середине XVII в. // Краткие сообщения института народов Азии. Вып. 85. М., 1964. С. 47-53.
Фомина Н.И. Борьба против Цинов на Юго-Востоке Китая (середина XVII в.). М., 1974. Худяков Ю.С. Вооружение енисейских кыргызов VI-XII вв. – Новосибирск, 1980.
Худяков Ю.С., Скобелев С.Г. Позднесредневековое шаманское погребение // Этнография народов Сибири. Новосибирск, 1984.
Худяков Ю.С. Защитное вооружение кыргызского воина в позднем средневековье // Проблемы средневековой археологии Южной Сибири и сопредельных территорий. – Новосибирск 1991.
Худяков Ю.С. Предметы маньчжурского вооружения в музеях Ганьсу и Синьцзяна // Традиционная культура Восточной Азии. Благовещенск, 1995.
Худяков Ю.С. Вооружение кочевников Южной Сибири и Центральной Азии в эпоху развитого средневековья. Новосибирск , 1997.
Шавкунов В.Э. Комбинированные копья чжурджэней.// Материалы по древней и средневековой археологии юга Дальнего Востока и смежных территорий. Владивосток, 1983. С. 92-97.
Шавкунов В.Э. Чжурджэньские маски.// Известия СОАН. СССР. 1984. № 3. С. 60-63.
Шавкунов В.Э. К вопросу о луке чжурджэней // Военное дело древнего населения Северной Азии, Новосибирск, С.199-205.
Шавкунов В.Э. Вооружение чжурджэней XII- XIII вв. Владивосток, 1993.
Шавкунов В.Э. Первое археологическое свидетельство чжурджэньско-тангутских связей // Медиевистские исследования на Дальнем Востоке. Владивосток, 1994, С. 94-99.
Шавкунов Э.В. Клад чжурчжэньских зеркал // Материалы по истории и археологии. 1960. № 83.
Шавкунов Э.В. Новое о чжурчжэнях // Дальний Восток. 1967. № 1. С. 132-142.
Шавкунов Э.В. Описание бронзовых зеркал из Приморского края и их датировка // Материалы по археологии Дальнего Востока СССР. Владивосток, 1981, С. 93-109.
Шавкунов Э.В. Древние металлические зеркала: терминология, использование, классификация и проблема датировки // Проблемы средневековой археологии дальнего Востока. Происхождение, периодизация, датировка культур. Владивосток, 1990, С. 97-102.
Шавкунов Э.В., Конькова Л.В., Хорев В.А. Бронзовые зеркала Ананьевского городища.// Вопросы археологии Дальнего Востока СССР. Владивосток, 1987, С. 80-95.
Шавкунов Э.В. Амурские чжурчжэни – миф или реальность // Россия и АТР. 1994. № 1. С. 5-14.
Шренк Л. Об инородцах Амурского края. СПб., 1899. Т. 2.
Gorelik M. Oriental armour of the Near and Middle East from the eighth to the fifteenth centuries as shown in works of art. – In antologe: Islamic Arms and Armour. Ed. R. Elgood. L. 1979. P. 38-41.
Robinson H. R. Oriental armour. London, 1969.
LaRocca D. An approach to the study of arms and armour from Tibet // Royal Armouries Yearbook. Volume 4, 1999. S. 113-132.
Чжоу вей чжу. История китайского военного оружия. Пекин, 1957.
«Чжун гво гу дай бин ци ту цзи» («Древнекитайское оружие – коллекция рисунков»). Пекин, 1990.
--208-212--