Султан Байбарс

[KOLIK]

Фрагмент обширного монографического исследования "Султан Байбарс", написанного Кайратом Саки, сотрудником МИДа Республики Казахстан, в 1986 г окончившим с отличием арабское отделение филологического факультета КазНГУ им. Аль-Фараби и много лет проработавшем в странах Арабского Востока. По примеру корифеев мировой арабистики, Кайрат Саки дипломатическую службу сочетал с научной, посвящая свободное время изыскательским бдениям над раритетными фолиантами и свитками, хранящимися в крупнейших библиотеках, архивах и музеях Египта, Иордании, Ирака, Сирии, Марокко, Туниса, Ливана и ряда западноевропейских стран. (Предисловие и перевод Ердена Амеди)
Кайрат Саки "Юрта на пирамиде, или о Байбарсе со слов средневековых летописцев"
Источник: http://www.arba.ru
Я поведу вас туда, где не бывали вы!?Я увлеку вас в рай, сквозь пелену листвы?Чтоб не слабели те, кто сидит на конях,?Те, кто из века в век стражу несет на краях,?Пусть не обманут вас тайны чужих жрецов,?Вещности нет в раю - понял в конце концов.?Был я сильней других?Стал красивей других,?Стал я мудрей других,?Стал ли счастливей их?
Олжасу Сулейменову, автору вышеприведенных строк из "Глиняной книги", принадлежит честь первооткрывателя темы кипчаков-мамлюков для широкой казахской аудитории: в публикациях 60-70 годов он начал возвращать их на круги своя - на изрядно подзабывшую об этих своих уроженцах землю Казахстана. К счастью, он не был в этом одинок, и, например, задолго до выхода в свет научной монографии С. Ахинжанова "Кипчаки в истории средневекового Казахстана" (1995) и смежных по времени популяризаторских тюркологических штудий А.Сейдимбекова, Т.Журтбаева, М.Аджи и др. тема кипчакской субстанции и квинтэссенции в политико-историческом и культурном феномене государства Мамлюков находила талантливое и восхитительное воплощение в научной и художественной литературе, за которой стоят легендарные для каждого казахстанца имена С.Н.Маркова, М.Симашко, Ю.Плашевского, И.Есенберлина. Один лишь этот звездный перечень обеспечивает высокий авторитет данной теме, объективно сигнализируя и о ее огромном гносеологическом, культурно-идеологическом потенциале.
Это и понятно: наперекор обывательской логике "Лучше дома псарем, чем на чужбине - царем" и "Плебею ханом не бывать" (вольный перевод казахских поговорок. - Авт.), кипчаки-мамлюки дерзнули не только возвести на трон свою династию и 132 года одним из полюсов геополитической силы развиваться суверенным и самобытнейшим (!) государством, но и оставить о себе громкую славу в истории, подкрепленную вполне осязаемым вкладом султанов Байбарса, Калауна и их преемников в культурную, политическую, экономическую, социо- и инфраструктурную сокровищницу уходящего тысячелетия.
Едва ли не самый первый в истории удачный прецедент, когда бесправные рабы-пленники, придя к власти, становятся протагонистами самых передовых, прогрессивных стандартов общественного обустройства, привлекателен для нас, шагающих в XXI век, не в силу каких-то идеологических пристрастий, а прежде всего в контексте "конкурса управленческих моделей и команд", что более чем актуально для уже наступившего и все более пугающего своими вызовами и неизвестностями века глобализации. И если считается, что золотые страницы истории мамлюков написаны кипчаками, то мы - их прямые наследники - как будто бы вправе среди первых пользоваться доступом к этим информационным ресурсам.
Редкому путешественнику столица Египта Каир не покажется воистину музеем под открытым небом. Не говоря уже о древнеегипетских и общемусульманских памятниках, свидетельствам одной лишь тюрко-мусульманской и, в частности, мамлюкской эпохи несть здесь числа. Столь же редкий тюркский человек не вздрогнет, охваченный реминисценциями историко-генетической памяти, очутившись в мечетях и медресе, на улицах и кварталах старого Каира, названия которых - словно запах и звуки родного селения - по-тюркски гортанно говорят о себе именами Байбарса, Калауна, Лашына, Санжара.
Памятники материальной культуры кипчаков - тема изобильная и щедрая для искателей. Но не менее обширное наследие - дошедший до нас рукописный кладезь той эпохи. Если в целом истории мамлюков и конкретно правлению султана Байбарса посвятили свои труды ибн Уасил (1207-1297) (здесь и далее по тексту датировка приводится по современному летоисчислению. - Авт.), ибн Шаддад (1217-1285), ибн Абдузахир (1223-1292), Байбарс ад-Дауадар (?-1325), ан-Нуайри (?-1331), ибн Айбек (?-после 1336), ибн Танирберды (1311-?), аль-Макризи (1356-1441), аль-Юнини, аль-Айни (1361-1451), ибн Ийас (1448-1524), и четверо из перечисленных были собственно из мамлюков и их отпрысков, то такие мусульманские историки, как аль-Джахиз, ибн Асир, ибн Баттута, ибн Касир, ибн Фурат, ибн Хаджар аль-Аскалани, ибн Халдун, ибн Халакан, ибн Арабшах, ибн Ибри, ибн аль-Уарди, Абу Шама, аз-Захаби, ас-Сайути, ат-Табари и др. - так или иначе не обошли стороной тюркскую и мамлюкскую проблематику.
Писавшие о мамлюках историки Мисра, среди которых было немало тюрков по крови, традиционно давали своим сочинениям изящные и цветистые названия с ключевыми словами вроде "жемчуг", "коралл", "цветущий сад". В том, что между названием и реалиями существует неразрывная связь, воочию убеждаешься, корпея над ветхими рукописями и раскрывая для себя прежде неслыханные, воистину драгоценнейшие сведения о жизни и деяниях своих далеких предков.
Например, кто нынче поверит, что были времена, когда юрты ставились на вершинах пирамид? О том, что и это - реальный исторический факт, поведали свидетельства тех, кому посчастливилось видеть это своими своими глазами и зафиксировать беспристрастным калямом летописца.
Впрочем, не станем томить благосклонного читателя и обратимся к хроникам. Ибн Абдузахир, чиновник мамлюкского государства, служивший личным секретарем малюкского султана и впоследствии признанный одним из видных историков XIII века, пишет в своем труде "Ар-рауду аз-захир фи сират ал-малик аз-захир" ("Цветущий сад жизнеописания ясного государя"): "Султан в месяц шагбан отправился в Гизу, где отдыхал в районе пирамид. Совершил конные прогулки. Стрелял из лука. Стрелы его перелетали через пирамиды. Высота вычислена в четыреста рабочих локтей. Группа людей взобралась на вершину по внешней стороне, а подручный эмира Коштемира разбил там хараке. Она [хараке] простояла там много дней".?"Хараке" - трансформированное на арабский лад тюркское слово кереге, с глубокой древности и поныне сообщающее, например, в казахском языке, значение "ажурная стеновая несущая конструкция юрты". В приведенном контексте оно, судя по всему, передает малознакомое арабам понятие "войлочный дом, юрта".
Дабы прояснить ситуацию предоставим слово еще одному историку средневекового Мисра по имени Абу Аббас Ахмад бин Али аль-Калкашанди (ум. в 1418 г.) - автору 14-томного энциклопедического труда об эпохе мамлюков "Субх аль-агша фи синаа аль-инша" ("Прозрение незрячего в искусстве письма"). Описывая места отдыха мамлюкского султана во время походов и путешествий, он пишет: "Спешившись, он входит в апартаменты, это просторный круглый шатер, затем проходит в секцию поменьше, а потом в малый купол. Тыльная часть всех этих круглых шатров сделана из хараке - подвижных деревянных решеток". По-видимому, историк увидел сочлененные между собой конструкции из юрт, что практикуют казахи и сегодня во время больших празднеств и на чабанских летовках. Хараке, - поясняет далее автор, - это изготовленный по особой технологии дом с деревянным остовом, в качестве покрова к которому используют войлок или подобные ему материалы и ткани. В холодное время года хараке включают в комплект походного снаряжения для ночевок и укрытия от холода.?Дальнейшие разыскания над рукописями привели нас к выводу, что юрту мамлюки обозначали словами "лашук" и "отаг" (ср. совр. каз. лашык "лачуга" и отау "жилище эмансипированного члена семьи"), хотя разница между хараке и лашук остается непроясненной. Что касается слова отаг, то в мамлюкском обиходе оно употреблялось исключительно в отношении султанской юрты.
В рассказе о посольстве мамлюкского султана в ставку Береке, хана Золотой Орды, вышепоименованный ибн Абдузахир, все так же называя юрту "хараке", приводит сведения об обычаях золотоордынцев: "Недозволительно входить в хараке, наступая на порог, а равно пиная и попирая его ногами". "Внутри большого хараке, украшенного парчой, жемчугами, рубинами и изумрудами, находится девятьсот (пятьсот) человек. Он [хан] восседает на троне, подле него старшая жена - великая хатун. От пяти до шести десятков его эмиров вольготно расселись на скамьях". Как можно из этого заключить, "хараке" в трудах мусульманских авторов - не что иное как юрта, войлочный дом.
Вид древнеегипетской пирамиды с классически геометрическими характеристиками давно стал хрестоматийным образом. В нашем случае речь идет о комплексе пирамид Гизы, что расположен напротив Каира по правому берегу Нила. Наиболее крупные из насчитывающих более десятка гробниц - это усыпальницы Хеопса, Хефрена и Микерина. Высочайшая и, пожалуй, знаменитейшая из них - пирамида Хеопса, составлявшая по первоначальному проекту 146 метров, а нынче - 137 метров. Солнце, ветер и другие воздействия давно притупили остроту ее навершия, превратив в относительно ровную площадку. Также и облицовка пирамиды, подвергшись разрушению, оголила виднеющиеся сквозь выемки в стенах огромные каменные блоки. Так что заостряющееся снизу вверх гигантское сооружение напоминает лестницу в небо, и не убоявшийся высоты человек свободно может забраться на самую верхотуру.
Не убоявшийся да увидит, что на площадке вполне достаточно места, чтобы разбить там двенадцатикрылую юрту. Так вот она какая, та самая пирамида, где рожденные степняками кипчаки разбивали свои юрты и откуда они осматривали округу?! Откуда открывался им вид на неприветливо-хмурые стены крепости на горе Мукаттам, на взметнувшиеся к обители Всевышнего минареты Каира, на неспешные волны Нила, самопоглощенно несущего в даль свое мутное глинистое тело, на финиковые рощи вдоль побережья и мозаику сменяющих друг друга посевов и пашенИ где на проделки бессовестного, бессердечного бедуинского ветра можно было списать и нечаянную слезинку в глазах, и ударивший в ноздри запах не растущего здесь емшана, и приплывший с миражным облаком горизонт кипчакской степи
Кто же тот дерзновенный, что, нарушив покой фараонов, осмелился ставить юрту поверх пирамиды? Если хватит дыхания произнести его имя, то это ни кто иной, как прославившийся беспримерной храбростью в битве с крестоносцами при Думияте, пленивший короля Франции в сражении при Мансуре, поразивший мечом недолюбливавшего кипчаков мисрского султана Тураншаха, поставивший последнюю точку на крестовых походах, разгромивший тумены Кетбуги-нойона и навсегда подавивший аппетиты воинств Хулагу, перехитривший своей дипломатией кнута и пряника "вредную секту" политических киллеров - ассасинов, с которой тот же Хулагу смог разговаривать разве что языком меча, непременно выкупавший всех этнических тюрков с невольничьих рынков и воспитывавший из них лучших воинов своего времени, прозванный в истории Востока "Заступником Ислама" и "Надеждой Веры", признавший равенство четырех мазхабов ислама и поместивший их в одном храме, основоположник архитектурного стиля, известного как раннемамлюкский, прораб капитального ремонта Мединской мечети Пророка Мухаммеда, да благославит Его Аллах и приветствует, и домекковской "каабы" - мечети Кубба ас-Сахра в Кудусе (Иерусалим), реставратор первого в мире исламского учебного заведения - мечети аль-Азхар ("Сияющая мечеть"), строитель сотен мечетей, мостов, каравансараев и медресе, пионер-учредитель института государственной заботы о детях-сиротах, общепризнанный проповедник высоких гуманистических ценностей эпохи средневековья, государь-дипломат, наладивший интенсивный взаимообмен между Ближним Востоком и своей родиной Золотой Ордой, сохранивший на чужбине верность родному языку и традициям, живший в юрте, потреблявший кумыс и конину, ставший верховным правителем на чужбине и 17 лет пробывший султаном и, наконец, прославивший свое имя многими другими доблестными деяниями сын казахских степей Байбарс.
Не многие знают, что объединяемые в наши дни географизмом "Ближний Восток" территории Египта, Иордании, Сирии, Израиля, Палестинской автономии, Хиджаза Саудовской Аравии, иракского правобережья Евфрата и ряд земель юга Турции некогда входили в тюркское государство, на протяжении 132 лет возглавлявшееся кипчакской династией. И уж совсем немногочисленным знатокам известно официальное имя основателя этой династии Байбарса, которое полностью выглядит так: ясный [в знач. подлинный] государь, бесстрашный лев, завоеватель мира Рукнуддин Байбарыс бин Абдулла аль-Бундуктари ас-Салихи ан-Наджми аль-Аюби ат-Турки - султан Мисра, Шама и Хиджаза.
Итак, созданное мамлюками-кипчаками государство по сути являлось государством тюркским. И государственное образование, именуемое современными историками "государством мамлюков", в трудах мусульманских историков именуется не иначе как "даулат ат-турк", то есть государство тюрков. К примеру, по данным ан-Нуайри, "[то самое] тюркское государство первоначально возникло на земле Египта, а затем распростерлось на области Шам, Алеппо и до реки Евфрат. Подчинив средиземноморские крепости и укрепления исмаилитов, оно вышло к границам Рума. В него вошли Йемен и Хиджаз". Поясним, что Шамом в то время назывались земли Сирии, Ливана, Иордании, Израиля, Палестинской автономии и территории Ирака до Евфрата, а Рум - это территория современной Турции.
Аль-Макризи, наиболее авторитетный из перечисленных арабских летописцев, в своих трудах регулярно употребляет словосочетания "тюркское государство" и "тюркская армия". Почему же кипчакские султаны так стремились наделить свою государственность стандартами и характеристиками всего тюркского? Историк Байбарс ад-Дауадар, служивший наибом султана (должность вице-султана или регента), пишет: "Тюрки, как и предначертано в учении Аллаха, самый благоразумный и героический народ на земле. Велением Всевышнего одно из племен этого народа переселено сюда из их и не их местообитаний для миссии утверждения основ истинной веры". Однозначно, что летописец, апологизируя паритет тюрков и арабов, усматривает за первыми особую - мессианскую - роль. Более того, устойчивый и широкоохватный политико-идеологический курс, преследующий цель правового обоснования мамлюкского гегемонизма, прослеживается в истории этого ближневосточного тюркского государства повсюду. Это заметно хотя бы по особой заботе Байбарса о единокровной ему тюркской диаспоре, выражавшейся и в скупке с невольничьих рынков и из других форм личной зависимости всех кипчакских и вообще тюркских (а также славянских и угро-финских, или, как бы мы выразились сейчас, евразийских по происхождению) юношей, и в предоставлении лучших земель и угодий тюркским племенам, волнами прибывавшим из-под экспансионистского прессинга Хулагу, как, например, он сделал это в отношении туркменов, выделив им плодородные районы Палестины. Конституционно-законодательная база государства мамлюков восходила, как пишет ибн Танирберды, к "Ясе" Чингизхана и еще более древней "Туре" Великого Тюркского каганата. "Тура, - замечает при этом летописец, - по-тюркски путь, дорога, направление". Из древнетюркских орхоно-енисейских памятников V-VII вв., и в частности, от памятника в честь Кюль-Тегина до наших дней дошла и такая фраза об этом основополагающем кодексе: "Сев на каганство, они создали Государство тюрков, утвердили свою Туру (т.е. право, правду. - Авт.)".
В вопросе о происхождении Байбарса большинство средневековых мусульманских историков сходится во мнении, что "Байбарс появился на свет в Кипчакской степи, у берегов реки Едиль, по национальности он - кипчак. Кипчак - великое тюркское племя". Летописец ибн Ийас, этнический тюрк, пишет, что Байбарс родился "в стране Кибшак (дословно: билад аль-Кибшак, сахра аль-Кибшак. - Авт.) и он человек тюркской расы".?Живший в XIV веке египетский историк аль-Айни в своем труде "Икду аль-джуман фи тарих ахл аль-азман" ("Жемчужное ожерелье о жителях времени") утверждает: "Байбарс бин Абдулла, по национальности Кипшак, принадлежит великому тюркскому племени по названию Бурш (Берш)". Поясним попутно, что в арабском языке запись "брдж" читается как "бурдж" или "бардж", а компонент "дж" заимствованных слов непременно читается через "ш": напр., "кибджак" - кыпшак, "джаркаш" - шеркеш (название тюркского племени), "джинкиз хан" - Чингиз хан.?Нелишним считаем привести и цитату из ан-Нуайри, в своем труде "Нихая аль-араб фи фунун аль-адаб" ("Конечная цель литературного искусства") зафиксировавшем, что султан Байбарыс ас-Салихи, четвертый падишах тюркского государства на земле Египта, был по национальности тюрком и происходил из племени Елбарлы.
Ибн Абдузахир, личный секретарь султана Байбарса, в уже цитированном "Цветущем саде" однозначно определяет родовую принадлежность султана к племени Елбарлы. По-видимому, отчества "Берш углы", "Елбарлы" некогда были весьма распространенными в кипчакском племенном союзе. Присутствует название этого племени и в знаменитом "Дивану лугат ат-тюрк" Махмуда Кашгари.?Любопытно, что, как иронизирует в таких случаях современный протокольный жаргон, по мере "доступа к телу" родословная султана Байбарса варьируется от автора к автору. Если большинство биографов ограничивается ссылками на кипчакскую и тюркскую национальность Байбарса, то современники султана, в частности служившие при его дворе ибн Шаддад и ибн Абдузахир, последовательно указывают, что Байбарс - тюрк, среди тюрков - кипчак, среди кипчаков - из рода Елбарлы или Берш. Заметим кстати, что султана Калауна тоже относят к роду Берш.?К сожалению, в силу присущей арабскому языку специфики в передаче гласных звуков в огласовке этнонимов нам достаются существенные разночтения. И все же некоторые из названий творивших историю мамлюков древнетюркских родов и фамилий достаточно прозрачны и узнаваемы. По летописному перечню ад-Дауадара получаем: Токсоба (ср. токсобичей русских летописей), Тиба, Бурш Углы (Берш углы) (ср. бурчевичей русских летописей), Елбурли (Елборли) (ср. ольберов и алп-еров русских и византийских летописей), Кунгур Угли (Коныр углы), Унджугли (Уныш углы), Дурут (Торт), Калаба Угли, Джуртан (Шортан), Кара Турткулли, Кутун (Котен). С учетом толщи минувшего времени мы праве были бы допустить, что относительно хорошей сохранности этих наименований в немалой степени "посодействовало" происхождение автора из тюрков-каракитаев.
"Пройти и Рым, и Крым", - эта древнетюркская поговорка, давно ставшая общеевразийской, не родилась ли из суровой иронии тюрков-мамлюков? В те жестокие времена путь "из скифов в греки" мало чем напоминал современный туристический сервис. В эпоху работорговли захваченные в плен юноши и девушки после тщательной проверки и "карантинной" выдержки переправлялись из Крыма по Черному морю в головную в ту пору мегабиржу живой рабсилы - малоазийский невольничий рынок в Руме. Не обошла эта участь и Байбарса, привезенного в Египет с рынка рабов города Сиваса, что в современной Турции. О кознях злодейки-судьбы и хождениях Байбарса по мукам поведал ибн Шаддад, записавший эту быль со слов земляка султана, эмира Байсары: "Султан Байбарс родился в стране кипчаков приблизительно в 1225 году. Во время монгольского нашествия племя Байбарса обратилось к булгарскому хану Анару с просьбой разрешить переправиться через крымский Судак и воспользоваться тамошними землями. Хан любезно предложил межгорную котловину, а во время их перекочевки вероломно напал на них, многих поубивав, а многих пленив. В числе пленников оказался и Байбарс, которому в то время было около четырнадцати. Пленников погнали на невольничий рынок в Сивасе. Там судьба разлучила нас, но в городе Халаб, на базаре Хан ибн Кылыш мы встретились вновь. С арестом его хозяина эмира Айтегина аль-Бундуктара [сказано было, что] Байбарс переходит в собственность султана".
Дата рождения Байбарса также указывается по-разному: если Танирберды называет 1223-й, то эмир Байсары - год 1225-й. Сопоставляя эти сведения, мы все же сочли более достоверной запись эмира Байсары: ведь, в отличие от родившегося в 1311 г. историка Танирберды, Байсары был не только современником, но "братом в счастье и несчастье" и пожизненным соратником султана Байбарса. Отсюда и вывод: Байбарс родился в 1225 году в междуречье Волги и Урала на территории современной Республики Казахстан. И в нынешнем 2000-м году исполняется 775 лет со дня его рождения.?Выше мы уточнили, что не монголы, а булгары продали Байбарса в унизительное рабство. Хотя нельзя игнорировать тот эпохальный фон, что пленение и рабство Байбарса и его соплеменников пришлось именно на период молниеносных вторжений монгольских орд 1239-40 годов. По прикидкам аль-Юнини, в плен Байбарс попал в возрасте не старше 14-15 лет.?Купив новоиспеченного раба на Дамасском базаре, человек по имени аль-Имад ад-Даиг вскоре возвращает товар с рекламацией: оказалось, что у Байбарса наличествовал дефект органов зрения. Если некоторые историки ограничиваются лишь упоминанием, что у него не в порядке был один глаз, то другие осведомленно уточняют: то было небольшое, размером с игольное ушко бельмо. Вот почему Байбарс был продан всего за 800 дирхемов, то есть серебряных рублей (12 дирхемов = 1 золотой динар). А по тогдашним котировкам невольничьего рынка это - весьма низкая, почти бросовая цена. Для сравнения: будущий султан кипчак Калаун был продан за 1000 динаров, благодаря чему впоследствии в его имени возникла приставка "альфи" (арабское альф имеет числовое выражение "1 000"). Цивилизованная практика знает обычай освобождения арестованного под залог. Но вы когда-нибудь слышали, чтобы узника выкупал узник? Так или иначе, но наступает день, когда мамлюка Байбарса с товарищем выкупает эмир Айтегин аль-Бундуктар, заключенный в тюрьму города Хама по приказу правителя Мисра и Шама султана Наджмуддина Аюба.
По всем признакам, эмир Айтегин был человеком незаурядным и оптимистичным: ведь только человек уверенный в своем завтра, сам находясь в тюрьме, не опускает руки и продолжает вести дела. Неслучайно Айтегин в скором времени становится наибом (заместителем) Айбека, первого султана мамлюкского государства. Заседая во Дворце правосудия над рассмотрением тяжб, он два года занимает эту должность, пока на этом посту его не заменяет Кутуз. Поводом к аресту и заточению группы знатных кипчаков с Айтегином в том числе послужили, разумеется, зашедшие в тупик разногласия султана Айбека с мамлюками-кипчаками с одной стороны, и с его собственной женой Шаджараддурр - с другой. Но венец страданий - признание, и с приходом к власти Байбарса бывший узник крепости Айтегин окружается уважением и почестями.?Вот откуда в именовании Байбарса появилось это "аль-Бундуктари аль-Аюби". Слово "бундуктар" обозначает титул и должностное положение эмира Айтегина в государстве мамлюков. "Бундук" - оружие для охоты на птиц, "бундуктар" -соответственный оруженосец, ловчий или, иными словами - высшее должностное лицо, ведающее дворцовой охотой. В именовании же Байбарса "аль-Бундуктари" - подразумевается не "носильщик султанского бундука", а "мамлюк эмира, носящего данный титул", что грамматически маркируется суффиксом "-и". Наконец, бундук - это обыкновенная казахская праща, именуемая также сакпаном.
То самое древнейшее на земле и простейшее ручное оружие для метания камней, о котором писал и С.Марков в посвященном кипчакам рассказе "Голубые всадники", и которое было излюбленным оружием Байбарса и его кипчаков. (Среди казахов праща сохранилась и поныне. Помню, как в пору моего детства взрослые изготавливали сакпаны и раздавали их нам, ребятам - чтобы спугивать птиц с посевов дозревающего проса. - Авт.). С этим оружием охотились они на поросших камышом берегах Нила. Ходили с ним и в бой.?Хотя эмир Айтегин выкупал мамлюков заочно, с Байбарсом он не ошибся: тот оказался породистым и родовитым, напористым, храбрым и, как подчеркивают историки, "достойным быть только в рати султана мамлюком". Как говорят на востоке, разящему ножу в мешке не залежаться, и замеченый султаном Аюбом Байбарс вскоре появляется среди нукеров монарха. Как пишет Танирберды, "после покупки государь даровал ему свободу и ввел в ряды своих мамлюков. Оценив его ум и смекалку, назначил начальником стражи. Вместе со своим наставником Байбарс участвовал в Думиятском сражении". С этого момента Байбарс удостоивается титула эмира и присоединяет к своему имени сочетание "ас-Салихи ан-Наджми аль-Аюби", что значит "мамлюк достойнейшего государя Наджмуддина из династии Аюбидов". Что же до имени "ат-Тюрки", то это не требует комментариев, поскольку означает происхождение носителя.
Среди регулярных закономерностей именования в обследуемой социально-лингвистической среде - и такое, когда к именам мамлюкских воинов, султанов и эмиров тюркского происхождения присоединялись различные имена и прозвища с компонентом "дин". Это был своего рода второй титул. Например, если первым и основным титулом Байбарса было "аль-малик аз-захир" - "ясный государь" ("захир" - букв. отчетливый, ясный, открытый, явный, настоящий, истинный), то второй частью титула присовокуплялось "рукнуддин уа ад-дуния". Здесь "рукн" по-арабски "основа, опора". Стало быть "рукнуддин" - опора веры, защита религии, и тогда титул Байбарса переводится как "опора веры и мироздания". Лексематические возможности корня "рукн" достаточно широки: напр., "рукн аль-ислам уа муслимин" - "опора ислама и мусульман", "рукну-л-умма" - "опора общины", "рукну-д-даула" - "опора государства". Приведенные сочетания применялись преимущественно к военным - в двоякой функции титула и знака отличия. При всем этом именами на "дин" наделялись не какие угодно, а главным образом представители военной элиты из круга имеющих право вооружаться мечом, каковыми в то время были только мамлюки. Не менее строгой была дистрибуция по кланам и фратриям: так, если Байбарсы традиционно наделялись титулом рукнуддин, то Санжары - илмуддин, Акушы - жамалуддин, Арсланы - бахауддин, Лашыны - хусамуддин, Айтемиры и Байтемиры - иззуддин, Тайбука, Алтынбука и Карабука - алауддин и так далее.
То, что официальным титулом султана Байбарса был все-таки "Рукну-д-дуния уа-д-дин" - "Опора мироздания и веры", беспристрастно подтверждают данные нумизматики, сфрагистики, палеографии. Этот титул повсюду присутствует на монетах, указах и договорах, выпускавшихся от имени султана. Он также увековечен на сохранившемся до наших дней фрагменте медресе Байбарса в Каире (сейчас в этом фрагменте, что прямиком напротив усыпальницы его друга и свата Калауна, разместился магазинчик по продаже металлической посуды), на воротах мечети Байбарса и на коллекции золотых динаров, чеканенных Байбарсом и хранимых в каирском Исламском музее.?"Абу-л-фатх" или "Абу-л-футухат" - еще один титул, сопровождающий имя Байбарса. "Победитель, завоеватель, покоритель" - это прозвище он получил за энергичные действия по расширению границ мамлюкского государства и в честь непримиримых войн против владений крестоносцев и иранских ильханов.
Кроме этого, были у Байбарса и витиеватые титулы вроде "Служитель двух священных мест", "Управляющий делами двух халифов", "Возвратитель блеска Аббасидского халифата", "Сонаследник эмира всех мусульман". Так что выше мы подробно остановились лишь на наиболее употребительных и часто встречаемых титулах.?В вопросе о реальном отчестве Байбарса следует категорически определиться, что, несмотря на записи, отца его никак не могли звать Абдуллой. Дело в том, что в арабской и общемусульманской традиции имянаречения Абдулла - популярнейшее имя, восходящее к признанию всех живущих на земле людей рабами Божьими - присваивается в основном и по преимуществу родителям неофитов - тех, кто только что принял магометанскую веру. Вот и у арабских историков находим необходимое пояснение, что звание "ибн Абдулла" - "сын раба Божьего" применялось к неизвестным по отцу получившим вольную рабам и мамлюкам. Однако к Байбарсу это правило неприменимо: рожденный свободным и попавший в рабство в юношестве, он, как и полагается в степи, безусловно хорошо знал и имена своих родителей, и всю свою родословную, на что имеется косвенное свидетельство его побратима эмира Байсары.
На наш взгляд, принимая как данность "бин Абдулла" в имени Байбарса, необходимо оговаривать, что это не реальный патроним исторического лица, а скорее намеренно включенный, "замаскированный" под титул идеологический конструкт, призванный отражать авторитет и заслуги героя в утверждении исламских ценностей.?Подавляющее большинство средневековых авторов орфографирует имя султана как "Байбарс", разъясняя, что в переводе с тюркского это означает "эмир барс". В силу того, что краткие гласные арабского языка на письме отражаются специальными знаками и не имеют отдельного буквенного выражения, иноязычные слова подвержены значительным искажениям и между их написанием и прочтением пролегает большая разница. Ибн Танирберды, автор знаменитого "Ан-нуджум аз-захирафи мулук Мыср уа аль Кахира" ("Сверкающие звезды повелителей Мисра и Каира"), не только назвал Байбарса "Бибарсом", но с завидной скрупулезностью расписал, какая краткая гласная следует за какой согласной. К величайшему сожалению, в ливанском издании этой книги не написано или утеряно (не пропечатано), какой же гласный должен следовать за буквой "б". Посчитать это ошибкой? Но в том же тексте имя Байсары пишется как "Байсари", и к тому же автор - также тюркского происхождения. Историк ан-Нуайри также пишет "Бибарс".?И все же в общенаучном обиходе принята форма "Байбарс". Формы "Байбарс" придерживается Энциклопедия Ислама.
В европейской и, в частности, англо- и франкоязычной литературе о мамлюках имя пишется как "Baybars". В устной арабской речи дифтонг "-ай" превращается в "-ей", что не исключает употребления "Бейбарс" наряду с "Байбарс". Допустимость перемещения гласного из передне-среднего в средне-нижний ряд подтверждается разговорным произношением "шейх" вместо литературно-письменного "шайх", "сейид" вместо литературно-письменного "сайид" и т.д.?В силу известных причин некоторые слова и реалии эпохи мамлюков пришли в современные тюркские языки через посредство русского языка, из-за чего наш слух уже почти привык к формам вроде "Бейбарс" и "мамлюк". Но все-таки правильнее - "Байбарс", тем более, что, как установлено нашими учеными-лингвистами, слово "би" не встречается в памятниках до XV века. Не обнаружили мы его и в "Древнетюркском словаре", что лишний раз указывает на необходимость дальнейших углубленных разысканий. Наряду с этим, из равнозаконных вариантов "мамелюк" и "мамлюк" для казахского языка мы бы предпочли последний ([mamluk]), поскольку он, с одной стороны, ближе к арабскому прототипу, а с другой - вполне подчиняется сингармонической системе казахского языка.?Раз уж мы втянули читателя в филологические тонкости, в разговоре о Байбарсе нельзя не остановиться на его языке и проводившейся им языковой политике, благо на то нами разысканы чрезвычайно интересные цитаты.
Все летописцы указывают, что мамлюки, правившие ближневосточным кипчакским государством, говорили на тюркском языке. Вполне естественно, уточняют хроникеры, что в своей тюркской речи они вольготно использовали арабские и персидские слова. Ибн Абдузахир сообщает: "По окончании сессии Мажилиса султан выразил благодарность и осыпал почестями атабека (должность военачальника, являющегося также смотрителем Дворца справедливости, [ротационно назначаемым] председателем Правительства и переводчиком Главы государства с арабского языка". Как можно вывести из данного фрагмента, Байбарс общался с арабами через толмача.?Но обращение к услугам переводчика было нарочитым, поскольку арабским он владел. Обычаи культуры и техники двуязычного общения в дворцовом этикете Байбарса проясняет ибн Уасил в обширном исследовании "Мафрадж аль-куруб фи ахбар бени аюб" ("Успокоение печалью по потомкам [Салахаддина] Аюба" (которых свергли мамлюки. - Авт.)): "Во время приема Байбарсом сановитого "шейха шейхов" Шарфуддина, посла Мансура, при султане находился эмир Фарисуддин Актай, осуществлявший устный перевод. (Будучи крупным военачальником, Фарисуддин, тем не менее, не стыдился роли транслэйтора, что лишний раз указывает на престиж этой профессии в то далекое время. - Авт.). По окончании аудиенции Байбарс разъяснил шейху: Надеюсь, Вас не оскорбило, что я разговаривал через переводчика. Я просто хотел, чтобы присутствующие здесь уважаемые эмиры с ходу вникали в суть дела".
Данные сведения подтверждают неукоснительность порядка, согласно которому мамлюки общались между собой на тюркском, или, как уточняют летописцы, на кипчакском языке. Совсем по-иному отзываются историки о сменившем Байбарса на престоле султане Калауне, который "не знал арабского, но на кипчакском и других тюркских наречиях слыл завидным оратором".?По нашим подсчетам, в трудах средневековых авторов под именем Байбарс известно по меньшей мере одиннадцать мамлюков. Двое из них поднялись до уровня султана. Это наш султан Байбарс и правивший в 1309-1310 годах кипчакский султан Байбарс Жашангир.
Один из тезок - эмир Рукнуддин Байбарс бин Абдулла аль-Мансури ад-Дауадар аль-Кытай - был вице-султаном и, будучи известным арабским историком тюркского происхождения, продуктивно сочетал научную деятельность с государственной службой.?Среди прочих Байбарсов нами установлен единственный полный тезка - Рукнуддин Байбарс аль-Бундуктари ас-Салихи. Значительно старше султана, во времена мисрского правителя Наджмуддина Аюба он участвовал в крупных сражениях с крестоносцами. Как мать, так и жена его были из хорезмийских тюрков. Очевидно, поэтому он и сам присоединился к хорезмийцам, бежавшим от монголов и нашедшим укрытие в Шаме. Аюб не простил ему этого: разгромив в мае 1246 года хорезмийцев, он пленил Байбарса и приговорил его к смертной казни.
Имя Байбарса бин Абдуллы ан-Насири ат-Турки, одного из влиятельнейших египетских эмиров, известного также под именем Токсоба, упоминается среди тех, кто сверг султана Берекехана, сына Байбарса. Как записано у ибн Абдузахира, султан Халил, сын султана Калауна, вернувшись в 1291 из Шама в Миср, приказывает умертвить целую группу эмиров. Так перед ним были задушены верные соратники Байбарса и отца его Калауна: эмир Сункар (которого Байбарс в свое время выменял у Хулагу), эмир Жармак, эмир Бадруддин Бектут, эмир Сейфуддин Харуни и другие, включая ан-Насири.
Эмир Рукнуддин Байбарс аль-Аджами аль-Джалык ас-Салихи. О нем сообщается, что из-за его неповиновения в Дамаске во время антикалауновского путча шамского наиб-эмира Сункара он был заключен под арест.?Эмир Рукнуддин Байбарс Апаши аль-Халаби аль-Хаджиб исполнял должность ахура - эмира конного транспорта, а также вице-эмира шамского правителя Тениза. Десять лет провел в заточении. Выйдя на свободу, эмирствовал в Алеппо, а затем в Дамаске, где впоследствии и умер в должности вице-эмира.?Эмир Рукнуддин Байбарс упоминается среди тех, кто влился в войска Хулагу и за то осужден, но затем был помилован султаном Байбарсом.?Эмир Рукнуддин Байбарс аль-Мугиси был личным телохранителем султана.?Эмир Хастюрк Байбарс-султан упоминается среди тех кипчаков, кто был рядом с султаном Байбарсом во время его стояния в Шаме.
Как видим, имя Байбарс было весьма распространенным у мамлюков. В целом частотность кипчакских имен по обследованным летописям выглядит примерно так: люди с именем Айбек встречаются 18 раз, Акуш (Аккуш), Санжар - 12 раз, Балапан, Сункар - 8 раз. Неоднократно встречаются Айтемир, Танирберды, Жауыршы, Айтогды, Айтегин, Айтумыш, Кунтогды, Кокбори, Бори, Боришек, Байгара, Байсары, Байдара, Байтуган, Карабука, Тайбука и др.?“Я памятник себе воздвиг нерукотворный…” - так, следуя мастерам античности, мог заявить Байбарс, изваявший сам себя из безвестного мамлюка, “белого раба” в основателя одной из романтичнейших цивилизаций средневековья. До последнего времени ни на родной земле - в Казахстане, ни на второй родине - в странах Ближнего Востока не существовало скульптурного памятника Байбарсу в современном смысле. И только 4 июля 2000 года Президент независимого Казахстана Нурсултан Назарбаев в ходе своей рабочей поездки на побережье казахстанского Каспия открыл величественный памятник Байбарсу в Атырау - там, где 775 лет назад степь и море впервые услышали крик новорожденного, где была обрезана его пуповина и упавшая на землю капля младенческой крови навсегда породнила Байбарса с этой землей. Но лучшим и наиболее достоверным памятником Байбарсу, наверняка, является и будет оставаться вековечное архитектурное и вещественное наследие прежде небывалого культурного строительства, в свое время развернутого Байбарсом на собранных им территориях.
Несколько миллионов человек населяет аз-Захир - один из центральных жилых районов Каира. Молодые каирцы, как и иммигранты, могут о том и не знать, но пожилые горожане из коренных обязательно уточнят в уличной беседе, что название квартала имеет самое прямое отношение "к правителю нашему, султану Байбарсу". В силу закона языковой экономии от некогда полного названия "ас-султан аз-Захир" остался лишь концевой компонент, к тому же на местном диалекте произносимый не меж зубов, а в нeбо: "ад-дахир". Из дальнейших распросов выясняешь, что квартал получил свое имя от названия действующей и поныне крепости-мечети, некогда построенной Байбарсом на окраине Каира, по мере расширения границ города оказавшейся в самом сердце столицы (на снимке).
Новым свидетельством глубины исторических корней и преемственности традиционно дружественных взаимоотношений между Египтом и Казахстаном стало то, что Президент Н. Назарбаев проявил живой интерес к делу реставрации мечети Байбарса в Каире: Казахстан - основной и крупнейший из прямых наследников великой степи Дешт-и-Кипчак - готов привезти из казахской степи чистопородный камень для облицовки михраба (ориентированного в направлении Каабы портала) мечети.
Художественной литературе и фольклору вряд ли удалось бы обойти молчанием колоритнейшую фигуру Байбарса. Так оно и есть: в народной изустной литературе Египта "кипчак Байбарс" давно стал излюбленным героем, и в сознании простого люда прочно закрепились сказания и верования, что "если в стране расплодится зло, то придет в одночасье Байбарс и воцарит справедливость". Однако все та же справедливость требует признать, что за многие столетия образ Байбарса сильно трансформировался и, например, в версиях, восходящих к народным романам, новеллам и анекдотам, тюркское происхождение Байбарса практически забыто. Неслучайно живший еще в 1448-1524 гг. ибн Ийас замечал о причудах такой натурализации: "Рассказов о Байбарсе очень много и они составили бы несколько томов. Но в них присутствует тема и отсутствует правда".
В сравнении с литературой скупо проявили себя живопись и изобразительное искусство. До нас не дошло ни одно из портретных изображений Байбарса. Удивительно, что словно предчувствуя такой подвох, Байбарс позаботился об этом: во дворе вышеописанной мечети в Каире он распорядился поверх двенадцати колонн из цветного гранита соорудить огромный купол. На внутреннем росписном своде купола он и приказал изобразить в натуральную величину себя, своих нукеров и всех своих эмиров на марше. Увы, нещадное разрушительное время не сохранило для нас эти фрески.?Спасительными на этом фоне становятся словесные портреты и описания тех, кто воочию видел и слышал Байбарса. "Султан вошел в очередной шатер, откуда вышел переодевшись. Появился сверкая - подобно месяцу в черной ночи. На голове расшитая золотом черная чалма. Тело - в чернильно-синих латах с золотым воротом. Один меч у него на поясе, другие позади него несут оруженосцы. Среди них два больших знамени (штандарта), два больших лука, щит и другие регалии. Султану подвели серого коня в черной сбруе и под черной попоной. Вызывая по очереди эмиров, султан оказывает им щедрые почести", - пишет ибн Абдузахир.?"Победоносный малик (государь) Байбарс был отважен и могуч, пользовался заслуженной и непревзойденной славой, сполна соответствовал званию султана, был гениально разумен и сведущ в государственных делах и проблемах. Это был великий царь, пред которым преклоняли колени восточные и христианские малики (государи). Он не любил сидеть в одном месте и были у него маршруты и резиденции в Шаме - Димашке и Халабе. Он часто выступал в походы, свое имя снискал он геройством и на поле брани бывал он беспримерным храбрецом. Что зима, что лето - не сходил он с коня. ?В знак его бесстрашия и подвигов на тамге (гербе) его присутствовало изображение льва. Для поощрения доблести войск он имел обычай справедливо делить между ними захваченную в войнах добычу. Для организации походов он собирал много средств, конфискуя имущество состоятельных граждан.?Байбарс был статен, высокого роста, светлолиц, носил округлую бороду. В бороде не разглядеть ни одного седого волоска.?Во время его маршей народ непременно выказывал ему свою горячую любовь и поддержку. Булатный Меч Шариата, Байбарс глубоко почитал ученых и богословов и любил оказывать людям милосердие и благотворное вспомоществование", - так характеризует великого малюка ибн Ийас в своем "Бадаиг аз-зухур фи уакаиг ад-духур" ("Великолепные соцветья событий столетия").
Ибн Айбек ад-Дауадари, автор "Ад-дурра аз-закия фи ахбар ад-даула ат-туркия" ("Редчайший благоухающий коралл сообщений о тюркском государстве"), дополняет портрет нашего героя: "Достославный государь Байбарс обладал храбрым сердцем, нагонявшим страх на врагов. Смерти он не боялся. Стратегия и тактика его были богаты многообразием, политика - всеприемлема, поступки - элегантны, а бою он находился впереди войска и никогда не прятался. Был он строг, стремителен и безжалостен. Подати собирал сам".?А вот как рисует его аль-Айни: "Царь-завоеватель ликом смугл и суров. Голос его был подобен грому. Было в его облике нечто, придающее ему величие и вызывавшее к нему невольное уважение. Рост его был скорее выше среднего. Жесткий, отважный, осторожный, энергичный, скрытный, напористый, лишенный чувства страха - вот каким был этот человек, много внимания уделявший султанатским делам, победам ислама и правоверных и неукоснительному отправлению государственного протокола" ("Икду аль-джуман фи тарих ахл аль-азман" / ("Жемчужное ожерелье о жителях времени").
Ряд конкретных штрихов находим у ан-Нуайри: "Был он правителем смелым, уважительным к мнению большинства, ловким и хитроумным, умеющим вести красивую политику. Строгий и всемогущий царь основательно облагал данью жителей и диваны (в современном смысле: организации. - Авт.), в особенности население Димашка. Будучи чрезвычайно бдительным и скорым на подъем, он не находил себе успокоения, касалось ли это истребления врагов или достижения очередных побед ислама. В еде и одежде довольствовался малым, был экономен и презирал роскошь. Таковой же была и его армия".
А вот какие доблести на поприще государственности усматривает за Байбарсом ибн Касир: "Победоносный бесстрашный загадочный государь прилагал много сил к обустройству государства и общества. Запретил употребление вина. Искоренил проституцию. Все его силы и энергия направлялись на борьбу с коррупцией, ересью и разбойными наклонностями людей".
Перечень этих качеств и свойств вполне можно было бы продолжить, поскольку современники и подданные султана, а также более поздние соотечественники оставили о нем многочисленные и разноаспектные наблюдения и оценки. И, кроме образа доблестного рыцаря, мудрого политика, виртуозного дипломата и блистательного менеджера, в них раскрываются и такие по-домашнему теплые грани, как, например, верный друг и заботливый отец.?Впрочем, это могло бы составить тему следующего разговора.?Поэтому, поблагодарив Всевышнего за его милость и милосердие, поклонимся нашему терпеливому и благосклонному читателю и до самой скорой и, смеем надеяться, не менее увлекательной встречи предоставим миру теней и царству юрт, что поверх пирамиды над финиковыми рощами у берегов древнего Нила, по праву принадлежащего им нашего героя - ясного государя, бесстрашного льва, завоевателя мира Рукнуддин Байбарса бин Абдулла аль-Бундуктари ас-Салихи ан-Наджми аль-Аюби ат-Турки, султана Мисра, Шама и Хиджаза, да донесется до него с ветрами Истории горький запах полыни с родной стороны и звуки распеваемой на заре старинной богатырской песни:
Власти мудрых не бойся, бойся власти мужчин. ?Лик, исшрамленный в войнах, не боится морщин ?Шлем широкий бросает тень на лицо мое, ?а в могучей руке ужасающее копье ?Лишь бы рука сильна, ?как кобылья нога, ?Лишь бы глаза остры, ?как кинжал у сестры, ?У которой от Иртыша до Евфрата?нет брата, ?отца?и мужа,?кроме булата.
Ахмет Ярлыкапов "Куманы и кыпчаки"
(в эпической поэме «Сорок ногайских богатырей»)
Вопрос об этнонимах половцев в современной науке представляется недостаточно разработанным. Известны несколько наименований половцев: собственно «половцы» и производные от него («плавцы», «палочи», «флавен» и т.д.); «кыпчаки», «куманы» («команы», «куны»). Самоназванием половцев в научной литературе принято считать слово «кыпчак».?Этноним «кыпчак» является наиболее древним. Он содержится в текстах рунических надписей второй половины VIII в.[1].
Одним из первых мусульманских авторов, назвавших их кыпчаками, был Ибн Хордрдбех (конец IX в.). С тех пор почти все восточные писатели именуют этот народ кыпчаками. Только арабский автор XII в. аль-Идриси, разделив южнорусские степи на Белую, Черную и Внешнюю Кумании, назвал их жителей куманами.[2]
Европейские авторы дружно именуют половцев куманами, не пользуясь для их обозначения словом «кыпчак». Этот факт наводит на серьезные размышления. Скорее всего, именуя половцев кыпчаками или куманами, авторы исходили из самоназвания половцев. Напрашивается простой вывод: поскольку восточные и западные авторы сталкивались с разными ордами половцев, возможно, разные наименования отражают членение всего народа на два этнических объединения. Тот факт, что ни в одном из источников, упоминающих половцев, этнонимы «кыпчак» и «куман» не употребляются одновременно, затруднял исследование их этнического содержания, а также их соотношения. Возник вопрос об их конкретном значении. В связи с поставленным вопросом значительный интерес представляет ногайская эпическая поэма «Сорок ногайских богатырей», в которой наименования «кыпчак» и «куман» упоминаются одновременно.
Поэма была записана известным ногайским фольклористом Ашимом Сикалиевым у исполнителя ногайских народных песен Зейда Кайбалиева в Нефтекумском районе Ставропольского края, а затем опубликована в сборнике «Если просите, спою…»[3]. Анализ содержания поэмы «Сорок ногайских богатырей» позволяет сделать вывод о том, что она появилась отнюдь не в ногайской среде. В ней отчетливо видны половецкие корни. В поэме идет речь о монгольском завоевании половецких земель. Автор смешивает этнические понятия, говоря сначала о том, что краснобородый монгол Чингис хочет завоевать земли кыпчаков, а затем, описывая эти территории, утверждает, что это владения ногайцев. Описаны действительно половецкие, а не ногайские земли. Автор проводит границы «земли ногайской» от Иртыша к Казани, затем к русским границам, далее по степи вплоть до Аккермана, Черного моря и Кавказа. Это соответствует Дешт-и-Кыпчаку. Позднейшие ногайские добавления в поэме касаются Эдиге, Нурадина и собственно ногайских богатырей.?В поэме содержится страстный призыв ко всем половцам подняться на борьбу с войсками «краснобородого Чингиса» [3]:
Куьман уьлке, Кыпшагым,?Эр уланлар атлансын!?Карсы шыксын ясанып,?Болат куьп пен курсасын?Ол душпаннынъ ян-ягын!
Страна куманов, мои кипчаки,?Пусть садятся на коней добры молодцы!?Пусть встретят врага с храбрыми сердцами,?Пусть булатной стеной окружат врага!
Автор сетует на неравенство сил, заявляя: «На десять монголов - один куман…» [4]. ?Автор поэмы говорит также о переселении половцев в Венгрию и выражает надежду на их возвращение и освобождение родины. Вполне возможно, что он уходил вместе с Котяном в Венгрию, но затем вернулся в родные степи и распространял поэму среди сородичей. Следовательно, автор должен был происходить из западного объединения половцев. И куманов, и кыпчаков он относит к числу жителей «Страны Куманов». Следовательно, автор - житель Страны Куманов, одновременно ощущал себя и кыпчаком. Наименования «Страна Куманов» и «куман» относятся, по всей видимости, именно к западнополовецкому объединению. Здесь же отмечается этническое единство куманов со всеми кыпчаками.
Естественно, достоверность источника может вызывать сомнения, так как в окончательном виде поэма сложилась значительно позже описываемых событий, в иной исторической обстановке. Вопрос о существовании куманов в составе кыпчаков еще требует дальнейшего исследования и разработки. Некоторую ясность в эту проблему может внести рассматриваемая поэма.
Искандер Нуртасович Ундасынов,?доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института сравнительной политологии РАН
 
Половцы. Кто они?
Полемическое эссе
Источник: HYPERLINK "http://www.arba.ru/"www.arba.ru
Начиная много лет назад изучение истории кочевников, я с удивлением прочитал у одного из ведущих специалистов по номадам, что почти все проблемы их истории являются дискуссионными. Тогда я счел это высказывание явно преувеличенным. Сейчас я так не считаю, и вот почему: дискуссии по истории кочевых обществ идут беспрерывно, а согласия по многим вопросам как не было, так и нет. Более того, иногда они (дискуссии) не только не проясняют, но еще больше запутывают затрагиваемые в их ходе проблемы. Так, за три последних десятилетия три известных специалиста – Б.Е.Кумеков, С.М.Ахинжанов и С,Г.Кляшторный – выступили с тремя версиями о событиях, имевших место в казахстанских степях в первой половине ХI в. [1]. То, что они не стыкуются между собой, не беда. Она в том, что ни одна из представленных ими версий не выдерживает критического анализа, и все они скорее запутывают, чем проясняют сущность происходивших тогда процессов в Великой Степи.
***?В начале ХII в. Шараф аз-Заман Тахир ал-Марвази, врач по профессии, написал книгу по зоологии "Табаз ал-хайван" ("Природа животных"). На беду историкам он зачем-то внес в нее дополнения этнографического и исторического характера.?"Среди них (тюрков) есть группа племен, - говорится в одном из них, - которые называются кун, они прибыли из земли Кытай, боясь Кыта-хана. Они были христиане – несториане. Свои округа они покинули из-за тесноты пастбищ. Из них был хорезмшах Икинджи ибн Кочкар. За кунами последовал (или: их преследовал) народ, который назывался каи. Они многочисленнее и сильнее их. Они прогнали их с тех пастбищ. Куны переселились на землю шары, а шары переселились на землю туркменов. Туркмены переселились на восточные земли огузов, а огузы переселились на земли печенегов поблизости от Армянского (Черного) моря" [2].
Из приведенного отрывка из книги ал-Марвази очевидно, что, как считал он, "зачинщиками" цепи миграций являлись племена кунов и каи. Кто же они такие? Б.Е.Кумеков полагает, что куны и каи были тюркоязычными этносами. Первые обитали в Северном Китае, вторые являлись восточными соседями кимаков, которые, как хорошо известно, с середины IX в. обосновались в Прииртышье на Алтае, где образовали мощную державу – Кимакский каганат.
В интерпретации Б.Е.Кумекова картина миграций, о которых повествует ал-Марвази, и которые он, как и большинство специалистов относит к первой половине ХI в. [3], выглядит следующим образом:?"... Каи и куны, потеснив группу кимакских племен (среди которых, несомненно, были и кыпчаки) в Северо-Восточном Семиречье, нанесли удар кимакской державе, разъедаемой изнутри удельно-племенными раздорами и социальными противоречиями. В результате ослабления государства кимаков племена каи вышли из-под вассальной зависимости от кимакского хакана и также двинулись в западном направлении от Среднего Прииртышья. Тем самым каи привели в движение кыпчаков, западную ветвь кимаков (заметим, что у ал-Марвази ни кимаки, ни кыпчаки не упоминаются. Ничего не говорит он и о падении Кимакского каганата. - И.У.). Кыпчаки двинулись на огузов в бассейне Сыр-Дарьи, Западном Приуралье и Северном Прикаспии и вынудили их бежать в южнорусские и причерноморские степи.?После захвата огузских земель кыпчакские ханы значительно усилились и сделались первенствующими по силе и мощи на территории расселения кимако-кыпчакских племен. Сами кимаки в ходе этих событий не только потеряли политическую гегемонию, но и оказались в зависимости от кыпчаков. Одна часть кимаков удержалась на своей территории, т.е. в Прииртышье, тогда как другая в составе кыпчакских племен двинулась на запад, в южнорусские степи" [4].
А куда же делись куны и каи, которые якобы и вызвали своим давлением на кимаков, а затем и на кыпчаков мощную волну миграций, не только сокрушившую Кимакский каганат, но и за несколько лет в корне изменившую этнополитическую ситуацию на всем пространстве Великой Степи от Иртыша до Дуная? Как же так получилось, что не они, а гонимые ими на запад кыпчаки стали гегемоном казахстанских, а затем южнорусских степей, а каи вместе с кунами попросту растворились в последних?
Что-то тут явно не так, особенно если учесть тот безусловный факт, что кыпчаки начали свою экспансию на запад еще в конце IХ в. и к 30-м г.г. ХI в. уже достигли Волги, а еще раньше – среднего течения Сыр-Дарьи. В то же время первые упоминания о восточнотюркских племенах каи и кунов в литературе относится только к 1029 г.; до этого они были в мусульманском мире неизвестны [5]. Тем не менее, точка зрения Б.Е.Кумекова стала преобладающей в современной казахстанской историографии [6]. Нам предлагают поверить, что всего за два десятилетия в Великой степи от Иртыша до Дуная произошли события, которые на самом деле заняли около ста пятидесяти лет. ?Надо, видимо, более реалистично относиться к информации средневековых авторов и, во всяком случае, не строить гипотезы на сообщении, к тому же весьма сомнительном, всего лишь одного источника.
***?А вот что пишет об этих событиях С.М. Ахинжанов:?"После тщательного исследования времени этой цели миграций... в исторической литературе утвердилось мнение, что это переселение произошло в первой половине ХI в. Также считается, что передвижение явилось следствием образования в начале Х в. в Северной Корее государства Ляо, основанного киданями. В результате расширения границ этой державы на запад в Центральной Азии произошли этнические и политические перегруппировки, следствием чего явилась цепь миграций, охватившая огромную территорию с Дальнего Востока до берегов Черного моря. Однако возникают сомнения, почему экспансионистская политика киданей в Х в. заставила бежать кунов только к середине ХI в. И почему это довольно крупное передвижение племен, происшедшее на северных границах Китая, выпало из поля зрения китайских информаторов. Ничего не говорится об этом передвижении и в официальной истории династии Ляо в "Ляоши" [7].
Возникшие у него сомнения С.М. Ахинжанов решает просто. Никакой крупной передвижки племен под давлением державы Ляо в начале ХI в., считает он, не было. Произошло же, по его мнению, другое, а именно: часть киданей (которых С.М. Ахинжанов отождествляет, непонятно, правда на каком основании, с кунами) в количестве 16 тыс. шатров в 1032 г. отделилась от основной части своего этноса и с разрешения правителей державы караханидов поселилась на границе между владениями последних и Китаем, т.е. где-то на Тянь-Шане. Но там кидани (куны) не прижились из-за нехватки пастбищных угодий и в 1041 – 1042 г.г. двинулись в Семиречье.На пути туда на них напали каи, которых С.М.Ахинжанов отождествляет (и вполне убедительно) с кимаками, да не одни, а совместно с ябагу, басмылами и джумулами.?"Таким образом, - пишет С.М.Ахинжанов, - можно представить события сороковых годов следующим образом: кимаки (кай) подчинили племя ябагу и, войдя в союз с басмылами и джумулами, двинулись в сторону Семиречья, где обрушились на киданей-кунов... только недавно поселившихся в этих местах. Они в свою очередь сдвинули с мест племя шары, или кыпчаков, и вместе с ними устремились далее на запад" [8].
Ну никак нельзя представить себе событие 40-х г.г. ХI в. так, как это сделал С.М.Ахинжанов. Он не опирается ни на один достоверный факт - вся его реконструкция основана на "голых" предположениях: что куны – это кидане, что они переселились с Тянь-Шаня в Семиречье, что каи подчинили ябагу, что вместе с басмылами они напали на кунов, что куны сдвинули с привычных мест обитания кыпчаков и вместе с ними ушли на запад.
Семиречье в первой половине ХI в. было основной территорией мощной державы Караханидов. Так что, в указанное время и на указанной территории кимаки с союзниками никак не могли напасть на кунов, да и причин для этого у них не было. Переселение кунов с Тянь-Шаня в Семиречье, если оно имело место, могло волновать только властителей державы Караханидов и только они могли нанести удар по взбунтовавшимся против них кунам. Но никаких сведений об этом, равно как и о переселении кунов именно с Тянь-Шаня, нет.
Но допустим на минутку, что все случилось именно так, как описывает С.М.Ахинжанов. Тогда закономерно возникает ряд вопросов, на которые последний не отвечает. А не отвечает потому, что этого сделать невозможно в принципе. Как могли каи (кимаки) с союзниками ударить по кунам в Семиречье, не разгромив предварительно войска Караханидов? Как могли сдвинуть куны на запад кыпчаков, если сами они находились на землях карлуков? И, наконец, как могли понесшие поражение и бежавшие на запад куны способствовать развалу Кимакского каганата, находившегося к северу и северо-востоку от места предполагаемого сражения между кимаками и кунами? Мой ответ прост: да никак!
***?Ни версия Б.Е. Кумекова, ни версия С.М. Ахинжанова не претендуют на новое прочтение истории кочевников Великой Степи от Иртыша до Дуная после середины ХI в. Иное дело – версия, предложенная С.Г. Кляшторным. Если ее принять, то придется пересмотреть историю многих кочевых народов и до, и особенно, после середины ХI в. Но я отвергаю ее по другой причине: она полностью надумана и ничем не подтверждается.
Чтобы понять реконструкцию С.Г. Кляшторного, следует предварительно уяснить, кто такие были по его мнению, куны, каи, басмылы и шары (сары). Куны, которых он отождествил (на каком основании – неясно) с ябагу, С.Г. Кляшторный считает древним тюркским этносом, ушедшим после разгрома Уйгурского каганата (840 г.) в Восточную Монголию. Каи, по его мнению, были потомками "белых си", которые, как, впрочем, и куны, входили в раннем средневековье в конфедерацию телеских племен, т.е. тоже были тюркоязычным народом. В начале ХI в. они стали восточными соседями кимаков. Что касается шары, то С.Г. Кляшторный, в отличие от большинства специалистов, считающих их кыпчаками, отождествляет их с басмылами, крупным тюркским этносом, в конце VIII в. даже претендовавшим на гегемонию в Центральной Азии.? ?Рассмотрим теперь саму версию С.Г. Кляшторного. По его мнению, крупная передвижка группы тюркских народов, о которой писал ал-Марвази, была отдаленным следствием неблагоприятной ситуации, в которую они попали в Х – первой половине ХI в. в связи с созданием в Северном Китае и Монголии киданьской империи Ляо, в Ганьсу – тангутского государства Си Ся, в Семиречье и Восточном Туркестане – Караханидского каганата. Последний, в частности, отрезал восточных тюрок от Семиречья и Мавераннахра, торговый обмен с которыми и их периодический грабеж был для кочевников не столько приятной традицией, сколько условием их нормальной жизнедеятельности.
Сыграл свою роль, считает С.Г. Кляшторный, и религиозный фактор: значительная часть карлуков приняла ислам, тогда как восточно-тюркские кочевники в большинстве своем оставались язычниками. Но, на мой взгляд, в версии С.Г.Кляшторного религиозный фактор явно преувеличен. Возможно для мусульманских неофитов, каковыми являлись карлуки, он и играл важную роль, но другим кочевникам было безразлично, с кем торговать, кого грабить и с кого получать дань. По его мнению, религиозные войны между Степью и Караханидами продолжались в Х – начале ХI в.в. десятилетиями, а неизвестно о них лишь потому, что они не зафиксированы в письменных памятниках, что довольно странно. "И только песни о героях – гази (т.е. борцов за веру. – И.У.), - пишет С.Г.Кляшторный, - ... отразили напряжение и нетерпимость, предопределившие силу и глубину будущего прорыва мусульманского барьера, массовость и стремительность миграций к новым землям и новым границам" [9].
Написано красиво, не правда ли? Но только не понятно, по крайней мере мне. О каком прорыве мусульманского барьера идет здесь речь? Чингис-ханом? Но последний, его соратники и преемники меньше всего были озабочены религиозными проблемами, а их деяния были не прорывом чего-то или через что-то, а подчинением себе всех народов и держав, до которых смогла добраться монгольская конница, безотносительно того, какой религии они придерживались. И, кстати, монголы проявляли незаурядную для завоевателей веротерпимость. Она, видимо, вообще была свойственна всем (или почти всем) кочевым этносам до принятия ими ислама. Не случайно же Великая Степь практически два тысячелетия не знала религиозных войн.
Но может быть, С.Г. Кляшторный имел в виду вовсе не полчища монголов, а что-то другое? Попробуем найти. В 20-40-х г.г. ХII в. сначала Семиречье, а затем Мавераннахр были завоеваны кара-кытаями (киданями). Ненависти к мусульманам они не испытывали, хотя бы потому, что до этого времени плотно с ними не контактировали. Никаких массовых миграций при них через мусульманские страны не происходило.
В начале ХII в. Мавераннахр был завоеван хорезмшахом Мухаммедом, крупнейшим государем мусульманского мира. В то же время Семиречье перешло в руки найманов. Но и им, и хорезмийцам крупно не повезло. Буквально через несколько лет они были сметены неистовыми всадниками Чингис-хана.
Ни одно из этих крупных военно-политических событий, случившихся в Средней Азии и Семиречье в конце ХI-ХII в.в., никакого отношения к тому, на что намекал С.Г. Кляшторный в цитированном выше отрывке из его работы, не имеет. А других, такого масштаба, который им подразумевался, просто не было.
Не было и мусульманского барьера, который тем не менее, по утверждению С.Г. Кляшторного, кто-то исхитрился порвать. Нельзя же в самом деле низвести до роли барьера огромную территорию от Восточного Туркестана до восточного побережья Средиземного моря и Красного моря, а от последнего – до Атлантического океана, сплошь заселенную мусульманскими народами.
Красиво писать не возбраняется. Но в научных трудах, в отличие от дипломатических документов, смысл написанного должен быть абсолютно прозрачным.
Ранее было констатировано, что религиозных войн в Степи до II тысячелетия н.э. практически не было, зато нерелигиозных – с избытком. Одна из них, по мнению С.Г. Кляшторного, основанному на дошедших до нас отрывках из сказаний о героях-гази, произошла где-то в 40-х г.г. ХI в.
Против  карлуков выступил союз кочевых народов в составе кунов (они же ябагу), басмылов и чомулов (чуми китайских источников). К ним присоединились и каи. Возглавил объединенную группировку бек басмылов и вождь ябагу (?) Будрач, носивший прозвище Беке, т.е. "Большая змея". Закончилось все поражением союзников.
"Итак, - констатирует С.Г.Кляшторный, - в первой половине ХI в. крупная группировка тюркских племен (куны и каи), некогда входивших в племенную конфедерацию теле, вытесненная из монгольских степей киданями, продвинулась в Западную Сибирь, Северную Джунгарию и Северо-Восточное Семиречье. Там она слилась с другой группой тюркских племен – шары и басмылами. Потерпев поражение в войнах с караханидскими карлуками, обе группировки продвинулись далее на запад по традиционному пути центрально-азиатских миграций. Контакт с кипчаками, земли которых лежали на пути миграции, был неизбежен, но характер этого контакта не ясен. Очевидно, что в н